Что знал Сталин - Дэвид Мёрфи

В 1938 году он назначен членом Военного Совета Белорусского Военного округа. В этом назначении есть что-то странное. Обычно Военные советы состояли из командующего, его первого заместителя и политического комиссара. В зависимости от обстоятельств «политическим» членом может быть 1-й секретарь обкома партии. Почему же после семи лет командования стрелковым полком, дивизией, механизированной бригадой и корпусом, Голиков направляется в этот основной Военный округ членом Военного Совета? В любом случае, именно находясь в этой должности, он сталкивается с Георгием Константиновичем Жуковым, командовавшим тогда 3-м кавалерийским корпусом. Под руководством Льва Мехлиса, начальника Главного политического управления Красной Армии, главного инквизитора армии во время «чисток», Голиков закладывал основу для «чистки» командного состава Белорусского Военного округа. Основываясь на полученных утверждениях голословных под жестокими допросами арестованных командиров, Голиков обвинил Жукова в дружеских связях с «врагами народа» и неприязни к политработникам. Жуков нашел поддержку среди других руководителей округа и был оставлен на должности командира корпуса, но он никогда не забыл Голикова и его попытки отправить его в «подземелья Берии». [296]

В ноябре 1938 года Голиков назначен командующим Винницкой армейской группой Киевского Особого Военного округа, а с 1939 года — 6-й армией. Это назначение не было случайным. Задачей 6-й армии был захват Львова. Как отмечалось ранее (Глава 4), Львовская область была зоной немецких интересов, хотя согласованная по секретному протоколу советско-германского пакта о ненападении демаркационная линия проходила западнее. Сталин был намерен захватить этот район первым. Что более важно, Львов был центром украинского движения за независимость, здесь проживали тысячи его сторонников, многие из которых получили подготовку в Абвере. Для обеспечения спокойного перехода области под советское управление в Украинскую ССР, 6-я армия и ее политотдел должны были тесно сотрудничать с НКВД. Таким образом, это задание не требовало особого боевого опыта, зато оно требовало политической способности к быстрому реагированию и знанию работы советской системы. Голиков был идеальным выбором. В то время как он сам считал Сталина свом ангелом-хранителем, Сталин, естественно, видел в нем человека, на которого он мог полностью положиться.

Когда Голиков стал новым начальником военной разведки, субординация и обозначение службы изменились. При Проскурове это было Пятое или Разведывательное управление наркомата обороны, и он являлся заместителем наркома обороны. 26 июля 1940 года, по приказу наркомата обороны, Разведывательное управление переходило в подчинение Генерального штаба и получило название РУ ГШ КА. Голиков был назначен заместителем начальника Генерального штаба, которым в то время был генерал Мерецков. [297]

Самым главным отделом в РУ был информационный отдел, ответственный за составление разведывательных сводок и спецсообщений. Его начальник одновременно являлся заместителем РУ. Когда пришел Голиков, исполняющим обязанности начальника информационного отдела был Г.П. Пугачев. Его сменил Н.И. Дубинин, который уволился по болезни в феврале 1941 года. Следующим стал В.А. Новобранец, который работал в РУ с апреля 1940 года, еще при Проскурове, заместителем начальника информационного отдела по Восточным странам. Новобранец не сошелся с Голиковым, который постоянно ссорился с ним из-за его взглядов, что развертывание германских войск на западных границах Советского Союза было предзнаменованием нападения на нашу страну. В апреле 1941 года прибыл новый начальник генерал-майор Н.С. Дронов. Его последним назначением была должность начальника штаба армейской группы в Одесском военном округе, а единственный предыдущий опыт — командир или начальник штаба в войсках. Стало быть, заместителем Голикова, начальником самого важного отдела РУ, стал, как и сам Голиков, офицер без разведывательного опыта. В октябре 1941 года Дронов покинет РУ и станет начальником штаба 10-й армии, в которую Голиков будет назначен той же осенью. Эти два младенца в разведывательных дебрях должно быть очень хорошо сойдутся друг с другом. [298]

Кабинет Голикова находился на четвертом этаже здания на Знаменке 19, в одном из зданий комплекса НКО, Генерального штаба и Политического управления Красной Армии. Его офицеры описывали его как человека невысокого роста, круглолицего, с короткой стрижкой светлых волос и пронзительными голубыми глазами. По словам одного из сослуживцев, на его лице всегда блуждала непонятная улыбка, то ли он одобрял, то ли осуждал работу, сделанную его подчиненным. «Он никогда не давал конкретных приказов или указаний. Если он был недоволен, то обычно говорил: „Я не давал вам такого приказа“ или „Вы меня не поняли“. Голиков давал понять своим офицерам, что он докладывал лично Сталину. Больше всего он, казалось, был всегда озабочен, чтобы информация РУ всегда соответствовала взглядам Сталина». [299]

Глава 15. Голиков и операция «Морской лев»

Голиков, как руководитель военной разведки с июля 1940-го до июня 1941 года, нес ответственность за рассылку рапортов, поступавших из полевых резидентур РУ; также он осуществлял надзор за подготовкой периодических сводных данных или анализов, поступавших от всех правительственных учреждений, включая Наркомат иностранных дел. Самыми значительными материалами, по мнению Голикова, были те, в которых говорилось о немецких операциях против Англии. Зная об убеждении Сталина, что Гитлер не нападет на Советский Союз, пока не разгромит Англию, Голиков использовал любую возможность, чтобы подкрепить эту точку зрения, и клеймил любые предупреждения о близком немецком вторжении в Советский Союз, как дезинформацию, инспирированную Англией, Америкой или Германией.

В 1965 году историк Александр Некрич спросил Голикова об анализах, подготовленных под его руководством: «За границей пишут много о предупреждениях, которые получал Советский Союз по различным каналам о готовящемся нападении. Создалось впечатление, будто первое предупреждение относится к марту 1941 года (доклад, переданный заместителем гос. секретаря Самнером Уэллесом советскому послу в США Константину Уманскому). Так ли это?» Голиков ответил:

«Нет, это не так. Первые предупреждения пришли из советской военной разведки задолго до марта 1941 года. Управление разведки провело огромный объем работ по сбору и анализу информации из различных источников о намерениях гитлеровской Германии, в особенности и более всего, о всех ее намерениях в отношении советского государства. Наряду со сбором и анализом обширной агентурной информации, РУ внимательно изучало международную информацию, иностранную прессу, отклики общественного мнения, военно-политическую и военно-техническую литературу из Германии и других стран, и так далее. Советская военная разведка имела надежные и проверенные источники секретной информации по целому ряду стран, включая саму Германию. Поэтому американское сообщение не было и не могло быть новостью для политического и военного руководства нашей страны, начиная с И.В. Сталина». [300]

Описывая работу РУ и реакцию Сталина, Голиков был не слишком объективным. Однако в марте 1941 года предупреждение действительно было. Информация была добыта общительным торговым атташе американского посольства в Берлине Сэмом Э. Вудсом, который установил хорошие контакты в германском сопротивлении и мог следить за приготовлением Германии для нападения на СССР, начиная с конца июля 1940 года до подписания плана «Барбаросса». Хотя сообщения Вудса вызвали обычную бюрократическую критику в Вашингтоне, к началу 1941 года они были подтверждены американскими дешифровщиками, которые читали сообщения между Токио и японским послом в Берлине. Президент Рузвельт приказал информировать советских представителей. 20 марта Самнер Уэллес предупредил об этом посла Уманского. В телеграмме послу Лоренсу Стейнхардту ‹посол США в СССР› указывается, что «Правительство Соединенных Штатов, пытаясь оценить развитие положения в мире, получила информацию, которую считает достоверной, ясно указывающую на намерение Германии напасть на Советский Союз». Когда Сталин увидел перевод телеграммы, он написал на ней «Провокация!» [301]

Позднее, когда 15 апреля 1941 года Стейнхардт встретился со своим постоянным контактом — заместителем наркома иностранных дел Соломоном Лозовским, он сказал: «Я считаю своим долгом сообщить вам и просить, чтобы вы проинформировали Молотова: „Остерегайтесь Германии ‹…›. Это больше, чем простые слухи; этот шаг немцев будет безумием, но они могут это сделать“. Лозовский ответил: „Я не верю, что Германия нападет на Советский Союз ‹…›. Во всяком случае, СССР всегда готов, и не даст себя захватить врасплох“. [302]