Любители варенья - Фридрих Незнанский

Сергей Иванович опустил трубку и на мгновение замер. Михалыч бросил на него встревоженный взгляд.

— Ну, что там? Ты чего, Иваныч? Остолбенел, как будто привидение увидел.

— Михалыч… Беда случилась. Ребятам помощь нужна!

Сергей Иванович вскочил с табуретки и бросился к выходу. Михалыч, хоть и рванул за другом, о хозяйстве позаботился:

— Кирюша, присмотри за чайником. И за этим… — он кивнул в сторону Валерчика, который опять завозился, словно его кусали блохи. При этом он сучил связанными ногами, и ему даже удалось немного сдвинуться с места.

— Далеко собрался? — насмешливо спросил Кирилл? — Ну давай, ползи, смотри только чайник не опрокинь на себя. А я тебе тут не сторож.

Как только старики выскочили из эллинга, Кирюша подумал, что связанный сутенер дальше стенки не уползет, и то лишь при большом желании. А тогда какой резон трепыхаться?

— И не надейся, — почти по-дружески предупредил он пленника, — даже если тебе удастся перекатиться, порожек тебе не одолеть.

Парнишке совсем не улыбалось сторожить и так беспомощного сутенера, когда его помощь могла понадобиться его защитникам. Вот только оружия на него не хватило, Михалыч унес его ружье. А какая помощь от безоружного? Он пошарил взглядом по углам и остановился на ломике, который запасливый Михалыч приволок откуда-то на свое хозяйство. В случае чего и ломик может пригодиться. Валерчик затравленно следил за Кириллом. У него возникла пугающая мысль, что разносчик пиццы хочет с ним расправиться без свидетелей. С него станет. После всех событий, которые перенес этот заморыш, в нем вполне могла проснуться жажда мести. Но Кирилл, поудобнее перехватив ломик, к великому облегчению Валерчика на него даже не взглянул. Он выскочил на улицу, не забыв плотно закрыть дверь. Изнутри в замке остался торчать ключ, но Валерчику оставалось только смотреть на него и мечтать о том, что каким-то образом он сможет выскользнуть из эллинга. Увы, его мечта была несбыточна. От отчаяния он приглушенно завыл, но повыть всласть тоже не удавалось. Мешал кляп. Проклятое старичье…

«Можно ли предсказать свое будущее?» — мелькнула неожиданная мысль у Васнецова, когда машина резво тронулась с места и позади остались огни в домике у тетки Вали. Скорее всего, ближайшее можно, поскольку он сам подготовил его, как человек предусмотрительный, к тому же обладающий высоким уровнем интеллекта. Он никогда не подавал вида, что считает себя умнее остальных, чтобы не вызывать зависть или раздражение, но знал это наверняка. Не могли же ошибиться все те многочисленные тесты, которые он проходил исключительно для удовлетворения собственных амбиций. И результат всегда не просто радовал его, а иногда даже, чего уж от себя скрывать, восхищал. И сейчас, благополучно сумев справиться с легким раздражением, которое вызывала у него тетка Валя своим, мягко говоря, недоверием к профессиональной состоятельности старшего лейтенанта, он уже рисовал себе самые радужные картины ближайшего будущего. Несомненно, он наконец арестует Плетнева, невзирая на его заслуги перед Отечеством, потому что Васнецов чтит закон. А перед законом все равны. Будь ты майором ГРУ в отставке или даже сотрудником Генеральной прокуратуры — но за свои беззаконные действия будь добр, неси ответ. Строго по закону. Несомненно и следующее — звездочка на погонах, а следовательно, и повышение в звании. И, наконец, он объяснится с женщиной, о которой мечтал ночами и которая вызывала в нем такую силу чувств, что он иногда даже пугался. Васнецов не сомневался, что сумеет ее добиться. Не слепая же она, предпочитая своего простоватого неамбициозного мужа блестящему высокоинтеллектуальному и многообещающему старшему лейтенанту. Да и внешне, считал Васнецов, он выглядит гораздо выигрышнее ее мужлана. Нельзя сказать, чтобы Васнецов придавал слишком большое значение своей внешности, но он знал, что для женщин внешность мужчины имеет немаловажное значение. Поэтому и брился тщательно, и стригся у хорошего мастера, и сорочки менял каждый день, и китель у него выглядел безукоризненно, как будто только что из магазина. Володя Краюшкин с его вихрами в разные стороны и вечно заросшим затылком, небрежно бритыми щеками с вмятинами от юношеских угрей, не всегда свежей сорочке и мятом кителе производил впечатление человека безалаберного, которому абсолютно наплевать, как он выглядит. И это при такой красавице жене! До чего же он глуп — этот Краюшкин. Он думает, что раз отхватил себе такую жену, она уже навсегда его. Нет, Васнецов не собирался ему уступать главный приз своей жизни. Потому что он был уверен: Лена достойна лучшего, а лучший — это он, Васнецов.

Мобильный зазвонил неожиданно, и Васнецов взглянул на экран. Вот уж не зря говорят, стоит о ком-то подумать, а он тут как тут. Звонил Краюшкин.

— Товарищ старший лейтенант, — услышал Васнецов его ликующий голос. — Мы обнаружили Крюкина! Так что фоторобот сработал. Притом по фотороботу его узнала собственная тетка в доме соседей.

— Вот молодцы! — обрадовался Васнецов. — И кто же так отличился?

— Карпин и Юркевич. Он действительно только освободился. Двенадцать лет отмотал. Накрыли его в доме тетки на улице Ленина. Сопротивление не оказал, поскольку спал, и ребята его скрутили неожиданно.

— Отлично. Подробности расскажешь позже.

Новость воодушевила Васнецова. Он надеялся, что руководство оценит его оперативную работу. В их отделении еще не бывало случая, чтобы опасного преступника задержали в течение суток.

Старший лейтенант ни на минуту не забывал о том, какая сейчас стоит перед ним важная и ответственная задача. Но короткая мысль о Лене, как всегда, обогрела душу и придала ему уверенности в том, что он успешно справится. Возможно, он и погорячился, решив все взять на себя, Борисова стоило бы тоже прихватить. Хотя и на Кальченко, который сейчас сосредоточенно вел машину, можно было положиться. Он парень ловкий, крепкий, реакция у него отменная. Васнецов ценил сержанта, зная его профессиональные качества.

Но уже подъехав к причалу, Васнецов не смог подавить в себе честолюбивого замысла. Очень хотелось самому, в единственном числе захватить московских гостей. Чтобы доложить начальству не только о своей прозорливости, но и о том, как он бесстрашно захватил опасных преступников, незаконно владеющих оружием, которым была убита гражданка Гавриленко. Возможно, и причастных к убийству Баулова и сестры Гавриленко. А если удастся доказать, что Плетнев действовал в сообществе с Турецким, а этого нельзя исключить, то захват банды налицо.

Васнецов был уверен, что он ничем не рискует. Плетнев и Турецкий не станут сопротивляться, это как пить дать. И у них нет оружия, это тоже сто процентов. Но Кальченко пускай будет настороже, поблизости, мало ли… Но не вмешивается до поры до времени. Задача Кальченко была ясна, возражать он не стал. Кальченко, конечно, догадывался, какие причины побуждают старлея действовать в одиночку, — всю славу хочет сам заполучить. Да и хрен с ним! Кальченко человек не самолюбивый, гордыни в нем ни на грош. Может, для карьеры это и плохо, зато спокойнее. Он исполнительный, не трус — в этом его никто обвинить не может. Так что Кальченко после краткого совещания с Васнецовым засел за ближайшую лодку и с этой выгодной позиции стал наблюдать за развитием событий. В случае чего за ним не станет. Он, естественно, был в курсе сложившейся ситуации. Вооруженный милиционер, обуреваемый тщеславием, хочет арестовать двух безоружных и притом не жаждущих крови москвичей. Сержант, ко всем своим достоинствам обладал еще и чувством юмора. И он даже не скрывал насмешливой улыбки, благо, — лейтенант его не видел. Кальченко себя даже упрекнул за то, что при выполнении такого ответственного задания едва сдерживает смех. Но не рыдать же… — оправдал он свою несерьезность.

Васнецов, напротив, был настроен весьма решительно и серьезно. Он бесшумно подкрался к двери эллинга, держась в тени, прислушался. Какой-то непонятный, едва различимый звук заставил его насторожиться, и лейтенант вытащил пистолет, держа его наготове. Затем распахнул дверь и рявкнул:

— Стоять! Милиция!

Кальченко вытянул шею, ожидая чего угодно, например, что услышит мужские голоса. Не обязательно мирные, скорее всего, возмущенные. Возможно, шум борьбы. Жалко было бы, если бы москвичи не оказали никакого сопротивления. Тогда он перестал бы их уважать. Но фигура Васнецова продолжала маячить на пороге, потом как-то не слишком решительно скрылась в глубине эллинга, и дверь за ней сама собой закрылась. И тут началось. Бешеный собачий лай, строгий окрик Васнецова:

— Уйди! Уйди, я тебе сказал. Слушай, не надо…

К кому это так просительно обращается лейтенант? Неужели к собаке? Вот в этом вся его гнилая интеллигентская сущность. Но Кальченко решил, что ситуация у лейтенанта вполне под контролем. В конце концов, он вооружен, в собаку стрельнуть — раз плюнуть. Это его вина, что в нем проснулась какая-то неожиданная жалость к лютой псине.