Вернадский - Лев Гумилевский

В это время начались по инициативе Вернадского и Хлопина переговоры о создании Радиевого научно-исследовательского института в системе Народного комиссариата просвещения. Новые заботы отвлекли Хлопина от непосредственной работы с радиевыми препаратами, и раны на пальцах постепенно зажили. Тогда действительно стало ясно их происхождение.

Подыскивать помещение для нового института пришлось его организаторам. Обоим хотелось найти помещение в районе академии и минералогической лаборатории. Владимир Иванович вспомнил об Александровском лицее, где много лет состоял профессором его отец. Не отапливающиеся зимой жилые помещения бывшего лицея оказались свободными, и радиевый институт немедленно расположился в них.

Директором института назначили Вернадского, помощником его — Хлопина. Институт состоял из трех отделов: физического, химического и геохимического.

Таким образом, с самого возникновения институт оказался связанным с промышленностью радиоактивных веществ. Первыми работами института были исследования нового минерального вида, найденного и описанного Ненадкевичем под названием тюямунита. Тогда же началась разработка методов анализа радиоактивного сырья и технологических приемов получения радиоактивных веществ.

По своему геохимическому отделу Вернадский выдвигает задачу выяснения роли радиоактивных элементов в истории нашей планеты, ставит работы по радиоактивному определению возраста Земли и таким образом кладет начало новому, радиологическому направлению в науке. По тому же геохимическому отделу были проведены замечательные работы профессора Л. В. Мысовского по вопросу космического излучения.

Собственные мысли и внимание Вернадского в это время держались направления, взятого в Шишаках, на Бутовой горе.

Медленно и постепенно, по мере проникновения в окружающую природу, но все с большей ясностью вставала перед ним величественная картина планетного значения жизни. Жизнь представлялась ему не случайным явлением в истории Земли, а основной частью ее механизма.

Всюду и везде на поверхности Земли зоркий взгляд натуралиста встречает жизнь; всюду и везде больше двух биллионов лет без перерыва идет ее химическая работа; все яснее и яснее вырисовывались перед великим умом сила и размах непрерывного перехода химических элементов из живой в косную материю и обратно.

Биосфера, будучи поверхностной оболочкой нашей планеты, находится на границе космического пространства. Она воспринимает идущие из космического пространства излучения, главным образом излучения Солнца. Солнечные излучения не только поддерживают все явления жизни; они с помощью зеленых растений дают начало огромным хранилищам свободной химической энергии, какими являются органические соединения, составляющие тело организмов.

Чем больше углублялся оригинальнейший русский ученый в изучение истории химических элементов на нашей планете, тем ярче и неожиданнее представало перед ним отражение жизни в форме творимых ею органических соединений.

Как-то в Доме ученых Ольденбург подвел к старому другу невысокого, большеносого, лысоватого человека в мешковатом пиджаке. Представляя его Вернадскому, он назвал только имя и фамилию, а затем уже сказал:

— Федор Кузьмич желал бы с тобой поговорить…

Это был Федор Сологуб, автор долго шумевшего романа «Мелкий бес», крупнейший представитель русского символизма.

Ольденбург, как лингвист и востоковед, встречался часто с деятелями литературы и по своим литературным интересам и по работе в Комиссии по улучшению быта ученых, деятельность которой распространялась и на писателей. Сологуб в это время состоял председателем правления Союза писателей.

Дом ученых занимал дворец великой княгини Марии Павловны. В помещении дома сохранилась часть роскошной мебели, строго выдержанной в разных стилях. Сологуб предложил новому знакомому один из диванов, напоминавший музейную редкость, а сам сел в кресло, стоявшее рядом. Ноги у него не доставали немного до пола, и из-под коротких брюк видны были тонкие, просвечивающие, как у женщин, носки и старые стоптанные туфли.

Символизм Сологуба и сам Сологуб интересовали Вернадского не более, чем всякое новое явление общеприродной и социальной среды. Но разговор привлек его внимание.

— Писатели от науки стоят довольно далеко, — говорил Сологуб, — но вы, как ученый, касаетесь всё таких коренных вопросов, которые всех занимают и всем понятны. Не согласитесь ли вы так попросту побеседовать с писателями в нашем Доме литераторов?

— О чем бы, например?

— Я думаю, о том, над чем вы работали последнее время, — посоветовал Сологуб.

Владимир Иванович подумал и сказал:

— Хорошо, поговорим тогда о начале и вечности жизни в свете современного точного знания.

Старая и вечно новая тема привлекла в небольшой зал Дома литераторов любопытствующих больше, чем он мог вместить, хотя был теплый майский вечер, над городом стлались светлые тени белой ночи и трамвай работал только до шести часов вечера.

Вернадский поставил перед своими слушателями один из частных вопросов общей загадки жизни: вечна ли жизнь в космосе или она имела начало, в частности, видны ли где-нибудь в истории Земли указания на зарождение в ней жизни?

Отвечая, Вернадский изложил историю вопроса и вековые стремления ученых, философов, религиозных мыслителей и художников его разрешить, а затем дал свой ответ.

— Если признать биогенез, то есть происхождение живого от живого, за единственную форму зарождения живого, неизбежно приходится допустить, что начала жизни в том космосе, какой мы наблюдаем, не было, как не было начала и этого космоса. Жизнь вечна постольку, поскольку вечен космос, и передавалась всегда биогенезом. То, что верно для десятков и сотен миллионов лет, протекших до наших дней, верно и для бесчисленного хода времени космических периодов истории Земли. Верно и для всей вселенной!

Отвечая затем на естественный вопрос: «Как же возникла жизнь на Земле?» — Вернадский говорил:

— С разных сторон скопляются данные, создающие чрезвычайно благоприятную обстановку для объяснения начала жизни на Земле. Мы теперь знаем, что материально Земля и другие планеты не уединены, а находятся в общении. Космическое вещество постоянно в разных формах попадает на Землю, а земное уходит в космическое пространство. Живое вещество дает на нашей планете одно из самых тончайших, а может быть, самое тончайшее дробление материи, сохраняющее свою отдельность в твердом или жидком состоянии, а потому оно может проникнуть всюду — уходить и из земного притяжения. А жизнь в латентном состоянии — в спорах, семенах или цистах — может сохраняться неопределенное время, возможно, и геологические века, если верны те наблюдения, которые уже имеются… Возможность такой сохранности жизни, почти безграничной, мы сейчас научно отрицать не можем, Но и без такого изучения сейчас ясно, что никакой логической необходимости в признании самозарождения нет для объяснения начала жизни на Земле, хотя возможности самозарождения также нельзя отрицать.