Вернадский - Лев Гумилевский

Физико-математическое отделение Украинской Академии наук после доклада Вернадского приняло предложенную им тематику экспериментальных работ и ассигновало средства на работу и оплату сотрудников.

В сущности, все это явилось началом биогеохимической лаборатории и экспериментальных работ по биогеохимии.

Общая задача сводилась к выяснению роли живого вещества в химии планеты, а стало быть, и в космической химии.

Частной же задачею Вернадский взял вопрос о кремниевых диатомовых водорослях, поставленный еще в конце прошедшего века англичанином Мереем. Мерей обратил внимание на то, что эти водоросли чрезвычайно распространены в океане, а количество растворенного в морской воде кремнезема очень ограниченно. Он предположил, что диатомовые водоросли берут нужный им кремнезем из взмученной в воде глины, разлагая ее каолиновое ядро.

По прежним своим работам у Ле Шателье Вернадский знал, что при разложении каолинового ядра выделяется тепло. Он предположил, что, разлагая каолиновое ядро, диатомовые получают свободную энергию в виде тепла, которую и используют для жизни.

Молодой химик В. М. Науменко под руководством Вернадского поставил соответствующие опыты в лаборатории сахарозаводчиков. Вскоре, однако, он был убит в одну из ночных тревог. Такие тревоги отравляли жизнь в Киеве. Немецкие войска занимались грабежами, преследованием подозреваемых в большевизме, обысками и внезапными нападениями. По большей части нападающие даже оставались неопознанными: были ли то немцы или банды дезертиров — никто не знал. Науменко был одной из жертв такого ночного нападения.

Из поставленных Науменко с исключительной тщательностью опытов большая часть погибла. Колбы полопались от холода, но один из контрольных опытов сохранился, и, продолжая с ним работу, другой помощник Вернадского довел дело до конца.

Диатомеи выращивались на подольском каолине. Проведенные эксперименты показали, что предположение Вернадского полностью отвечало действительности. Результаты этих опытов докладывались Вернадским позднее в Парижской Академии наук после проверки их в биогеохимической лаборатории Академии наук Советского Союза.

Первым выступлением Украинской Академии наук перед международной научной общественностью явилось сообщение Вернадского о присутствии в организмах мышей никеля. До опытов в Киеве считалось, что в живом веществе никеля нет.

Анализ мышей на никель проводила Ирина Дмитриевна Старынкевич. Она проделала отлично весьма трудный анализ, тем более трудный, что необычайно энергичная и смелая женщина дрожала от отвращения, закладывая мышей в автоклав.

— У вас идиосинкразия к живому веществу, — говорил ей Вернадский. — Но ото только сначала, потом не будете обращать внимания…

Однако она мечтала возвратиться к прерванной работе по моноциту, начатой в Петрограде. Это была первая ее работа после испытательного анализа, порученного ей Ненадкевичем.

Анализ животных и растений для установления качественного и количественного нахождения химических элементов в организмах Вернадский производил, чтобы иметь данные, сравнимые с анализами минералов.

Таких данных почти не существовало, и с каждым новым экспериментом стали открываться интереснейшие факты.

Так, почвоведы считали, что растения берут из почвы пятнадцать элементов, а животные, питающиеся растениями, получают те же элементы через усвоение растительной пищи.

Геохимическое исследование растений, произведенное в Киеве под руководством Вернадского М. И. Бессмертной, привело к предположению, что в почве имеются все известные тогда 87 химических элементов.

Сотрудники Вернадского нашли постоянное присутствие в трех видах мха и в шестнадцати видах цветковых растений 26 элементов. Конечно, не во всех растениях присутствуют все элементы, находящиеся в почвах, однако становилось несомненным, что там их значительно больше, чем полагают почвоведы.

Кроме элементов, перечисляемых почвоведами, Вернадский установил присутствие в растениях и животных целого ряда редких элементов, как никель и кобальт.

Сотрудникам, работавшим тогда под непосредственным и строгим руководством Вернадского, производимые опыты иногда казались бесплодными, а присутствие в организмах таких элементов, как кобальт, казалось чистой случайностью, не имеющей никакого значения.

Вернадский исходил из убеждения, что случайностей в природе нет, и надеялся, что с накоплением новых и новых данных анализа будет постепенно выясняться и значение сверхмалых количеств элементов, входящих в состав организмов[5].

Первые биогеохимические опыты, произведенные в неблагоприятной обстановке, оказались весьма серьезными как по своему научному значению, так и по своему влиянию на сотрудников Владимира Ивановича. Для многих из них общение с руководителем стало и школой и судьбою: геохимия приобрела в них терпеливых и преданных работников на всю жизнь.

В тяжелых условиях гражданской войны, меняющихся правительств, даже имея средства, работалось нелегко. Нормальная жизнь расстраивалась, деньги имелись, но лаборатории не отапливались; для опытов с живым веществом, несмотря на обещание санитарного управления, не удалось получить килограмма вшей. Можно было бы опустить руки, но Вернадский не терял душевной твердости.

«Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь в правильности моего курса!» — писал он Ферсману, и эта уверенность рождала силу сопротивления внешней среде.

Во втором полугодии 1918/19 учебного года Вернадский начал читать свой курс геохимии. Слушателями были не только студенты. Многие киевские ученые и университетские профессора интересовались идеями русского ученого. Об этих идеях говорили все как о новом слове науки, как об откровении гениального ума. На лекции Вернадского являлся чуть ли не весь ученый мир Киева.

Среди молодых киевских профессоров был Борис Леонидович Личков, секретарь одной из комиссий, возглавлявшихся Вернадским. Русский по происхождению, он прекрасно знал украинский язык и как украинский деятель попал в комиссию по высшей школе и по вопросам, касающимся ученых.

Лекции Вернадского превратили Личкова в его преданнейшего ученика. Он энергично взялся за организацию геологического кружка при университете. В этом кружке Вернадский впервые выступил с лекцией о живом веществе.

«Странное, ненормальное впечатление производил Киев и Украина в то время, — вспоминает Владимир Иванович. — Киев был переполнен немецкими офицерами, которые расхаживали по Крещатику, сидели в кофейнях. Приходили немецкие газеты, которые давали неверное освещение тому, что делалось в это время у нас и в Западной Европе, но никаких других известий мы не имели. На юге, в Подолии, были австрийские войска. Внешне в Киеве казалось все благополучно. Не помню сейчас фамилии какого-то немецкого генерала, который объехал на автомобиле весь Крым и писал восторженные статьи про „наш прекрасный Крым“ в киевской немецкой газете. Мы, однако, чувствовали, что все окружающее нас — декорум, а действительность — другая».