Темный янтарь 2 (СИ) - Валин Юрий Павлович

Ничего тогда не случилось. Кроме поцелуев. Вот ходили еще почту и груз принимать – тут Пых при виде громадного паровоза онемел на манер своей бабки-няньки. А когда загудело…

— Всё! Теперь к нам на «железку» прямая дорога, – посмеиваясь, заявил Степаныч. – Будем тебя, Пашка, ждать. И вы нас, Роза, не забывайте. Можно и без печений, чисто для беседы после баньки.

— Гут, – улыбалась немка.

Ехали обратно, Янис рассказывал про паровозы, Пых потрясенно ухал. Мелькали звезды и краткие воспоминания.

***

Снова навалились дела-заботы. Сломался трактор в лесхозе, на этот раз местные умельцы самостоятельно не управились, Янис три дня просидел у них, возясь с упрямым СХТЗ[3], потом с Серафимой в город за карбюратором ездили. Пришлось ждать, пока накладную подпишут на самом высшем распределительном уровне – дефицитная деталь шла поштучно, на всю область их единицы были. Зашли с Серафимой на рынок, Янис свернул в барахольный ряд. Водительша тактично отстала.

Вообще Янис не знал, что ему надо. Да и время еще оставалось – целых три месяца до перекомиссии, до ухода обратно к артиллерийской пальбе и тяжестям пулемета. Но промелькнут месяцы, и не заметишь. Хотелось на память что-то оставить. Может, и не нужно ничего оставлять, но хотелось. Но что?

Само на глаза попалось.

— Сколько за янтаринку? – потыкал пальцем механик.

— Сережка-то? Она одна, недорого отдам, – заверил мужик со слезящимися глазами.

Поторговались, Ян счел, что порядок соблюден, забрал висюльку с янтариком. Уже пряча покупку, глянул на небольшую книжку на прилавке- доске. На обложке были изображены два тепло одетых карапуза, похожих на чуть подросшего Пыха. Книжка называлась странно: «Чук и Гек».

Янис покрутил головой: гм, даже имена похожи.

— Про что книжка-то?

Продавец шмыгнул замерзшим носом:

— Наверное, про беспризорников. Но книжка хорошая, не сомневайтесь – вон как зачитали.

Янис открыл наугад страницу: «Тогда Гек надел валенки, приоткрыл дверь и вышел в коридор.

Коридор вагона был узкий и длинный. Возле наружной стены его были приделаны складные скамейки, которые сами с треском захлопывались, если с них слезешь. Сюда же, в коридор, выходило еще десять дверей. И все двери были блестящие, красные, с желтыми золочеными ручками» [4] .

Довольно верно написано, жизненно, про спокойный и мирный довоенный транспорт. Должно быть, хорошая книга.

На пути с рыночка пришлось освобождать Серафиму – к ней намертво прицепились, уговаривая померить валенки. Янис вытащил водительницу из небольшой толпы.

— Не пойму, что ты его, нахала, слегка не пихнула? Не расшибся бы, горластый.

— Нехорошо пихаться, все ж мужчинка, – печально вздохнула прекрасная крупногабаритная особа.

У конторы Янис оставил водительницу читать вновь приобретенную литературу, пошел выбивать проклятый карбюратор. Выдали наконец. Загрузились, поехали.

— А книга-то хорошая. Там с телеграммой такое учудили… – сказала Серафима, прогревая двигатель. – Слышь, Ян, а тебе когда-нибудь настоящая телеграмма приходила?

— Нет, Сима, я сам вроде почтальона носился. Когда на мотоцикле был, так и побыстрее телеграммы.

Книжка оказалась действительно интересной, читали ее долго – почти до весны, поскольку получалось маленькими порциями, это когда все вместе собирались. Пых, открыв рот, слушал про тайгу и иные приключения, Ян смеялся мелким диверсиям книжных мальчишек, баба Роза протирала посуду или шила, слушала, укоризненно качала головой, а Кира с выражением зачитывала очередную страницу. А закончилась книжка очень правильными словами: «И тогда все люди встали, поздравили друг друга с Новым годом и пожелали всем счастья.

Что такое счастье – это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной».

Кира со вздохом закрыла книжку:

— Конец. А жаль, замечательно написано. И про счастье тоже.

Она повезла механика на станцию, а когда целовались в кабине, встав за заснеженным грузовым пакгаузом, сказала:

— Ян, тебе не кажется, что это глупо?

— Кажется.

— Ну, так и что? Ты на моей кровати на всю ночь не поместишься, что ли? Уже и баба Роза намекает.

— Нехорошо будет.

— Потому что на фронт уйдешь? Чтоб мы не привыкали?

— Э-э… ну, и поэтому, тоже.

— Или потому что обручен с этой… со своей, эстонской? Ты же честный, да?

Янис рассердился:

— Я честный. Приду и напрямую ей скажу. Да и какие там варианты? Молодые были, глупые. Родители подпихивали. Вот с этой стороны даже хорошо, что война началась – не успел я до конца сглупить. А вот со всех иных сторон – очень плохо, что война. Если уйду и не вернусь, вы горевать будете.

— Ты совсем дурак, Ян?! А так, если врозь живем – мы с Пыхом тебя мигом позабудем, что ли?!

— Э-э… Все же легче.

Кира сдернула с него шапку и довольно крепко стукнула ею по лбу:

— Что б завтра же переехал, балбес несчастный! Думает он, просчитывает, механик… чтоб…

— Завтра не выйдет. Послезавтра, – сказал Янис, отбирая шапку. – Вот я в дирекции буду…

— Причем тут дирекция? Я от тебя официальности требую? Чтоб женился? Печати в паспорте? Я просто не могу без тебя, дурака железного. Хоть чуть-чуть поживем. Это важно, понимаешь?! Иначе вообще ничего не останется.

Кира не плакала, но Ян, обнимая, чувствовал, что щека у нее влажная.

Через день был товарищ Вира-Выру у директора, после уточнения всякой текучки и подписания нарядов сказал:

— А еще, товарищ Косьян, я к Стрельцовым перееду. У нас чувство взаимное, да и вообще так удобнее будет.

Директор почесал карандашом седой висок, сунул письменную принадлежность обратно за ухо:

— Давно пора. А то ездишь туда-сюда, лишний пробег техники устраиваешь.

— Откуда он лишний?! Все равно же рейсы идут.

— Идут, – согласился товарищ Косьян. Я не в упрек, а к тому, что можно и еще немного времени и сил сэкономить. Слушай, Ян, раз уж разговор зашел. Давай, мы тебе «бронь» попробуем сделать? Я в Новокутске говорил, могут помочь. Ранение и болячка у тебя такие, что вполне можно и в тылу остаться, нет тут никакой симуляции. Тем более, для совхоза ты человек бесценный.

— Не, так не пойдет. Гадом себя буду чувствовать. Друзья воюют, бои идут, а я в тылу сидеть буду? Стыдно же. Не надо «бронь».

— Знал, что откажешься. Не такой ты человек, да. Вот только как мы выкручиваться без тебя будем, прямо не знаю. Между нами говоря, если бы на фронте все так воевали, как ты в тылу «сидишь», дела бы РККА шли получше. Ладно, поздравляю с правильным личным решением. Регистрироваться после войны решили?

— Да, чего уж сейчас, мало ли… – неуверенно промямлил Ян.

Директор погрозил кулаком:

— Вот это неверно! Вернуться должен в любом случае! Такую установку себе и давай. Понятно, вы люди городские: Кира почти из Москвы, ты вообще с Балтики, вернетесь из эвакуации в свои края, но приехать и доложить об успехах, семью забрать – это в обязательном порядке! Все ж ты и наш человек, хотя и краснофлотец. А насчет регистрации – это на ваше усмотрение. Действие не бухгалтерского характера, народ у нас хоть и любит посплетничать, но в принципе, не злой и понимающий. Если кто злословить будет, вразумим. Кстати, праздник скоро. В клубе печку поправили, ты можешь туда провод от громкоговорителя кинуть?

С проводом имелись проблемы, пришлось сращивать старые кусочки, но работа была в поселке, приятная. Янис взял в клуб Пыха, возились вместе – должен же малый человек полезному ремеслу учиться?