Частный детектив. Выпуск 1 - Чарльз Вильямс

— Взгляните на профессора Гримо, — сказал он, — прежде чем вы решитесь звать людей.

Гримо взирал на пришельца с нескрываемым ужасом.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Оставьте его. Пусть расскажет о своем брате й о гробах…

— О трех гробах, — добавил незнакомец.

— О трех гробах, — согласился Гримо, — если вам так угодно. Сколько вам угодно, ради бога! Теперь, вероятно, вы представитесь нам?

Левой рукой неизвестный вынул из кармана пальто и бросил на стол замусоленную визитную карточку. Вид этой обыкновенной визитки каким–то образом вернул всех к действительности, и дело, казалось, готово было обернуться шуткой, а сам странный посетитель — в чудака–артиста, потому что Миллз взял карточку и громко прочитал: “Пьер Флей, иллюзионист”. В одном из углов было напечатано: “2В, Калиостро–стрит”, а в другом — нацарапано от руки: “Или Академический театр”. Гримо рассмеялся. Петтис выругался и позвонил в колокольчик официанту.

— Итак, — сказал значительно профессор, постучав указательным пальцем по карточке. — я не сомневался, что этим все и закончится. Вы — фигляр, не так ли?

— Разве в карточке написано так?

— Ах, простите, если я понизил ваш профессиональный статус, — продолжал Гримо. — Не соблаговолите ли продемонстрировать нам один из ваших фокусов?

— С удовольствием, — неожиданно согласился Флей. Его движете было таким быстрым, что никто не успел среагировать. Это было похоже на нападение. Он наклонился к Гримо через стол и руками в перчатках опустил воротник своего пальто. И прежде, чем кто–либо из сидевших вокруг смог увидеть его лицо, он вновь поднял воротник. Миллзу показалось, что он заметил ухмылку. Гримо, казалось, остался невозмутимым, но его нижняя челюсть слегка отвисла, а лицо заметно побледнело. Он машинально продолжал постукивать пальцем по визитке.

— А теперь, прежде чем уйти, — произнес Флей, — я задам знаменитому профессору последний вопрос. В один из ближайших вечеров кое–кто собирается к вам. Я тоже в опасности, когда появляется мой брат, но я готов ввять риск на себя. Кто–то, повторяю, придет к вам. Угодно вам, чтобы это был я — или мне прислать моего брата?

— Присылайте своего брата! — зарычал, вскакивая, Гримо. — И будьте прокляты!

Прежде, чем кто–либо успел шевельнуться или что–нибудь произнести, дверь за Флеем захлопнулась. И вместе с этой дверью захлопнулась крышка лабиринта загадок, сопровождающих трагедию, произошедшую в субботу вечером, 9 февраля. В описанный нами вечер, б февраля, человек–призрак уже ступал неслышно по темным, заснеженным улицам Лондона, и три вещих гроба уже маячили на горизонте.

Глава 2

ДВЕРЬ

В субботу вечером у камина в библиотеке доктора Фелла, в доме № 1 на Адельфи—Террас, царила веселая дружеская атмосфера. Доктор восседал в своем удобном кресле, поблескивая стеклами пенсне с черным шнурком. У него был праздник. Доктор Фелл вообще любил праздники, а сегодня был двойной повод для торжества. Вопервых, его юные друзья — Тед и Дороти Рэмпол — приехали из Америки. Во–вторых, его друг Хедли, старший полицейский офицер из специального отдела уголовной полиции, — вы, вероятно, помните эту фамилию — только что блестяще завершил расследование по делу о бейсуотерском ограблении и теперь пожинал лавры и отдыхал. Тед Рэмпол сидел слева от огня, Хедли — справа, а доктор занимал место посередине, возле чаши с кипящим пуншем. Дамы — миссис Фелл, миссис Хедли и миссис Рэмпол — вели светские беседы наверху, мистер Фелл и мистер Хедли уже начали жаркий спор о чем–то, а Тед Рэмпол расположился в удобном кресле и чувствовал себя совершенно как дома.

Напротив него Хедли, с подстриженными усами и волосами цвета пустынной улицы, не выпуская изо рта трубки, улыбался и подавал время от времени иронические реплики. Доктор Фелл помешивал пунш.

Кажется, они спорили о научных методах в криминалистике, и особенно о применении фотографии. Рэмпол и раньше кое–что слышал об этом. Один из приятелей доктора Фелла, епископ Мэплхэмский, увлек его книгами Гросса, Джезрика и Митчелла. До этого доктор увлекался химией, но, к счастью, все его приборы разбивались еще до начала опытов, так что крыша дома не успевала взлететь на воздух. Единственный ущерб — шторы, сожженные бунзеновской горелкой, в счет не шли. Его занятия фотографией были более успешными. Он купил камеру для микросъемки с ахроматической оптикой и завалил весь дом чем–то, напоминающим некачественные рентгеновские снимки язвы желудка, а теперь объявил, что усовершенствовал метод доктора Гросса по расшифровке записей на сгоревшей бумаге.

— Я гроша ломаного не дам за то, что говорит Гросс! — возразил Хедли. — В большинстве случаев буквы на сгоревшей бумаге вообще не проявляются.

Рэмпол вежливо кашлянул.

— Кстати, — сказал он, — говорят ли вам что–нибудь слова “три гроба”?

Как и рассчитывал Рэмпол — возникла пауза. Хедли подозрительно взглянул на него. Доктор Фелл бросил вопросительный взгляд (ему сначала показалось, что речь идет о названии заведения или марке сигарет), потом в глазах его мелькнула догадка.

— Мы сдаемся, — сказал он. — Или же… вы и в самом деле имеете в виду?.. Какие гробы?

— Видите ли, — начал Рэмпол, — я бы не назвал это обычной криминальной историей…

Хедли присвистнул.

— …Но это очень странное дело, если только Мэнгэн не сгустил краски. Я достаточно хорошо знаю Бойда Мэнгэна, жившего в доме напротив несколько лет. Он чертовски хороший парень, много поездивший по всему миру и имеющий богатое, как у всех шотландцев, воображение.

Рассказчик сделал паузу, не без удовольствия вспомнив дружелюбного и щедрого Мэнгэна, странно сочетавшего в себе вспыльчивость и флегматичность.

— Как бы там ни было, теперь он в Лондоне, работает в “Ивнинг Бэннер”. Я его случайно встретил сегодня утром в Хеймаркет. Бойд затащил меня в бар и выложил мне всю эту историю.

— Потом, — Рэмпол многозначительно повысил голос, — когда он узнал, что я знаком со знаменитым доктором Феллом…

— Что вы, что вы! — возразил польщенный Фелл.

— Не говорите чепухи! — потребовал Хедли. — Ближе к делу!

— Не перебивайте, Хедли! Это очень интересно, мой юный друг. Прошу вас, продолжайте!

— Итак, оказалось, что Мэнгэн является почитателем писателя и ученого по фамилии Гримо. Кроме того, он влюблен в дочь профессора, это делает его еще большим поклонником старика. Гримо и несколько его друзей имеют привычку собираться в одном заведении неподалеку от Британского музея, там и случилось несколько дней назад происшествие, которое, кажется, напугало Мэнгэна. В то время, когда старик рассказывал им о мертвецах, встающих из могил, или о чем–то не менее приятном, к ним вдруг вошел странный тип, который начал нести чушь о себе и своем брате, что, мол, они могут вставать из могил и летать по воздуху. (На этом месте Хедли издал недовольный звук и ослабил свое внимание, но доктор Фелл продолжал с интересом слушать Рэмпола). На самом деле, все это выглядело так, словно профессору Гримо кто–то угрожает. В конце незнакомец предупредил, что его брат в ближайшее время навестит Гримо. Самым странным, однако, было то, Мэнгэн готов поклясться, что профессор, как ни старался не подать виду, побелел, как мел.

Хедли хмыкнул: “Ну и что? Просто у человека больное старческое воображение”.

— В том–то и дело, — возразил доктор Фелл, — что нет! Я достаточно хорошо знаю Гримо. Послушайте, Хедли, вам это не кажется странным только потому, что вы не знаете Гримо. Гм… Н-да! Продолжайте, юноша! Чем же это закончилось?

— Гримо ничего не ответил. Он быстро обратил все в шутку и дал понять, что их гость не совсем нормален психически. Как только незнакомец удалился, в заведение зашел уличный музыкант и заиграл мелодию “Смелый юноша на воздушной трапеции”. Все они рассмеялись и к ним вернулось ощущение реальности. Гримо сказал: “Ну что ж, друзья, наш оживший мертвец должен быть бесплотным духом, если намерен выпорхнуть из окна моего кабинета”.

На этом они разошлись. Но Мэнгэну было любопытно узнать, кем был их посетитель, этот самый “Пьер Флой”. В надежде раздобыть материал для газетной заметки Мэнгэн на следующий день отправился по указанному в карточке адресу. Театр оказался грошовым и малопочтенным мюзик–холлом в Ист—Энде, где ежевечерне давались представления варьете. Мэнгэну не хотелось сталкиваться с Флеем. Он зашел за кулисы и завел там разговор со швейцаром, тот познакомил его с акробатом, который почему–то назывался “Великим Паяччи”, хотя на самом деле был ирландцем. Он рассказал Мэнгэну все, что знал сам:

— Флей известен в театре как чудак. О нем никто ничего не знает, он ни с кем не разговаривает и сматывается сразу после представления. Но он хороший артист, и это, пожалуй, самое главное. Странно, что его до сих пор не заметил какой–нибудь известный антрепренер. У него потрясающие фокусы, особенно с исчезновением…