Что, если?.. - Ребекка Донован

Зак смотрит на меня и хмыкает.

Я оглядываюсь, не видит ли мама, и опять показываю ему средний палец. Ну и семейка у нас: ничего святого.

Оказалось, что игра – неплохой способ развеяться. Весь потный и вымотанный, я поднимаюсь вместе с остальными парнями на крыльцо. Падаю в кресло-качалку, с которого только что встала мама. Рей все еще сидит, обхватив руками колени. Не могу я, когда она на меня сердится.

– Все еще злишься? – спрашиваю я.

– Нет, – тихо отвечает она. – Просто я по-прежнему считаю, что ты делаешь глупость, но не злюсь. – Покачавшись с минуту молча, Рей говорит: – Можно, я у тебя кое-что спрошу? Только не вздумай выкручиваться.

– Ладно.

– Почему ты на самом деле поступил в Креншо? Ты же собирался в Калифорнийский университет. Даже в списке, который висел в учительской, так было указано. Почему ты вдруг передумал?

Я смотрю на высокие вечнозеленые деревья, окружающие двор, и все раскачиваюсь в кресле.

– Да мне, собственно, и ответить-то нечего. Спонтанно решил, не думая. Без всяких причин. Но с самого начала я хотел туда поступать из-за Райчел, – признаюсь я.

– Э-э-э… Что?

То, что я собираюсь поведать Рей, довольно бессмысленно, но, раз уж она спросила, скажу ей правду.

– Привет, – говорю я в трубку.

– Привет, – отвечает Райчел. – Что делаешь?

– Да ничего. Баскетбол смотрю. – Я откидываюсь на подушку, подложив руку под голову. – А ты чем занимаешься?

– Смотрю, как краска сохнет.

– Серьезно? На стене?

– На ногтях. – Я слышу по голосу, что она улыбается.

– Смешно.

– Как тебе кампусы, которые ты смотрел?

– Нормально. Кампусы как кампусы. – Я подбираю баскетбольный мяч и начинаю подбрасывать его в воздухе.

– Ты так и не выбрал, куда хочешь поступать? Мы ведь уже в десятом классе. Пора определиться, чем хочешь заниматься в жизни, выбрать себе достойное занятие, – назидательно-иронически произносит Райчел.

– Ну да. Тем более что у меня такой громадный жизненный опыт, – в тон ей отвечаю я. – Нет, серьезно, как я могу принять такое важное решение? Да мне, по большому счету, все равно, куда поступать. А ты? Решила уже?

Райчел с минуту молчит. А потом говорит:

– Ну… Мне любой колледж подойдет. Кроме Гарварда.

Я смеюсь.

– Ты еще общаешься с Николь?

Мы уже давно не упоминали в разговорах о Николь. Это тяжело – знать, что Райчел сумела остаться ее подругой, а нас с Рей она просто не замечает.

– Да. В прошлые выходные она приезжала в Сан-Франциско, на репетицию балета.

– Правда? Я и не знал, что она до сих пор танцует.

– Знал бы, если бы с ней разговаривал.

Я уже жалею, что затронул эту тему.

– Ладно, Кэл. Я обещала, что не буду этого касаться, – говорит Райчел, не дождавшись ответа. – Мне просто очень жаль, что вы больше не дружите.

– Подумаешь, горе, – хмыкаю я.

Ни за что не признаюсь, что скучаю по Николь. Она-то на меня уже целых три года не смотрит. Но не стану же я умолять ее, чтобы она снова начала со мной дружить.

– Давай выберем какой-нибудь колледж и поступим туда вместе, – предлагает Райчел, отвлекая меня от сердитых мыслей. – Выбирай любой. И если нас обоих в него примут и ничего лучшего не подвернется, оба туда и пойдем.

Я смеюсь:

– А что, это мысль! Ну куда, например?

– Хм… Какие там сейчас команды играют?

Я гляжу на телевизор, стоящий на комоде:

– «Мемфис» и «Креншо».

– А Креншо – это где?

– Штат Нью-Йорк. По-моему, чуть севернее Итаки и Корнелла.

– Мне нравится. – Райчел смеется. – У черта на рогах. То, что надо.

– Ты правда собираешься туда поступать?

– Честное слово.

– Ладно. Заметано. – Я прекрасно понимаю, что этого не будет. Поступим куда-нибудь поближе к дому и, скорее всего, в разные университеты. Но есть что-то заманчивое в спонтанности этого выбора, в возможности сделать то, чего ты прежде никогда еще не делал, и я соглашаюсь.

– Кэл, ты ведь на самом деле даже заявление туда не подашь.

Услышав подначку, я тут же твердо решаю выполнить этот нелепый уговор. И это дает… чувство свободы: здорово сделать что-то просто так.

– А если подам?

Она смеется:

– Ну что ж, тогда увидимся в Креншо.

– Но Райчел не поступала в Креншо, – в замешательстве говорит Рей. – Разве не так?

– Так. Когда меня зачислили, я надеялся, вдруг она тоже будет там, – отвечаю я. – Не знаю даже, куда она в конце концов поступила. Райчел ведь незадолго до этого перестала со мной общаться.

– Ты мне никогда не рассказывал, почему так вышло.

Я пожимаю плечами:

– Сам не пойму, в чем дело.

– А ты ее спрашивал? Или просто дал ей уйти, как всегда?

– Я пытался, Рей. Честно. Но она не отвечала.

Я и правда звонил Райчел, слал ей эсэмэски и электронные письма несколько недель подряд. Но она мне так и не ответила, ни разу. А потом я разозлился и оставил попытки. Меня взбесило, что она взяла и послала меня к чертям вот так, ни за что ни про что… во всяком случае, я искренне не понимал, в чем причина.

– Ну, что-то такое ты все-таки сделал, – возражает Рей. – Наверняка что-то натворил.

– Возможно, но, клянусь, я понятия не имею, что именно. А ты сама с ней не говорила?

– Мы же в последнее время общались только через тебя, разве не помнишь? Со мной Райчел дружила, но не так, как с тобой. Она ведь в тебя была влюблена без памяти, еще с детства.

– Ничего подобного, – фыркаю я. – Это надо же такое придумать!

– Да ты что? Неужели не знал? – Рей выпрямляется в кресле и изумленно смотрит на меня. – Конечно влюблена, да еще как.

– Хм… однако из прощального письма стало совершенно ясно, что это не так, – возражаю я, все еще чувствуя горечь отверженности, хотя с тех пор и прошло столько времени.

– Из какого еще письма?

– Того, что она передала мне через Николь, когда уезжала. Представь, написала, что между нами все кончено: с глаз долой – из сердца вон, – объясняю я.

Мало того что об ее отъезде я узнал, когда сама Райчел уже была в Сан-Франциско, так ей еще понадобилось писать какое-то дурацкое письмо. Сам не знаю, зачем я его сохранил.

– А-а, вот оно что. А знаешь, Кэл, ты здорово изменился после ее отъезда, – замечает Рей.

– Слушай, по-моему, не о чем тут говорить. – Мне страшно не хочется вспоминать худшее лето в моей жизни.

– Мы никогда об этом и не говорили, – возражает Рей. – Ты тогда просто замкнулся и ни с кем не разговаривал, наверное, целую неделю.

– Я серьезно. Давай не будем об этом, Рей, – прошу я.

Я понимаю, мы были тогда еще совсем детьми, перешли всего лишь в восьмой класс, но я тогда разом потерял и свою девушку, и лучшую подругу. Я долго не мог оправиться от этого удара… а может, так до конца и не пришел в себя.

– Я, конечно, это письмо не читала, но не такое уж оно, наверное, было ужасное. Вы ведь и потом с ней некоторое время все-таки дружили, – продолжает Рей, не слушая меня.

– Вот и надо было нам с самого начала просто дружить, – бормочу я и откидываю голову на спинку кресла-качалки. – Потом все уже было совсем не так. Мы больше никогда не виделись. Поэтому я совершенно уверен, что Райчел вовсе не была в меня влюблена.

– Была, можешь мне поверить. Просто понимала, наверное, что из этого ничего не выйдет. Ну в самом деле, какие там отношения на расстоянии в тринадцать лет. – Рей вздыхает и обнимает себя за колени, прижимая их к груди. – Ты же понятия не имеешь, как у девушек устроена голова и о чем они думают.

– Тут я с тобой спорить не буду, – признаю я правоту подруги.

С минуту мы молча раскачиваемся. Затем Рей вскакивает, как будто ее внезапно осенило.

– Ты небось ей что-нибудь ляпнул про какую-то девушку, да?

– Когда? – Я тщетно пытаюсь уследить за ходом мыслей Рей. Да уж, у женщин своя логика.

– Когда Райчел перестала с тобой разговаривать. Бьюсь об заклад, что ты ей рассказал про какую-то девушку.

Я пытаюсь припомнить. Кажется, что это было так давно.

– Ой, а ведь точно!

– Что?

– Я рассказал Райчел о Лили, – говорю я и вспоминаю, как она вдруг замолчала после моего откровенного признания насчет того, какой катастрофой обернулся мой первый сексуальный опыт.

– Ну разве можно быть таким идиотом? – Рей укоризненно качает головой. – Кто же рассказывает девушке, которая в тебя влюблена, о том, что потерял девственность с другой?!

– Она же была моей подругой! Я и тебе тоже рассказал, – оправдываюсь я.