Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Но за Троцкого, оказывается, можно было похлопотать перед англичанами, а вот за Ленина – якобы тоже подпадающего под якобы общую амнистию – боже упаси!

Сегодня это называется «политикой двойных стандартов», но во все времена для подобных действий было и ещё одно определение: лицемерие, двуличие и подлость!

В тех же «Воспоминаниях» Милюков раздражённо сообщает:

«…За прошлые преступления нельзя было взыскивать. Но когда Ленин начал с балкона дома Кшесинской произносить свои криминальные (ого! – С.К.) речи перед огромной толпой, я настаивал в правительстве на его немедленном аресте…»

Итак, для остальных эмигрантов от Милюкова – не только «почёт», но и «горячий привет». Для одряхлевшего меньшевика Плеханова, согласного и дальше лить кровь русских мужиков во имя «войны до победного конца» – министерское кресло…

А для энергичного большевика Ленина, требующего немедленно начать всеобщие переговоры о всеобщем мире – тюремные нары?

Ну-ну…

А теперь – уже без цитат и ссылок, но зная то, что мы знаем, ещё раз окинем взглядом тот неполный месяц, который прошёл с первого известия в Швейцарии о русской революции, до приезда Ленина в русскую столицу.

Ленин с самого начала войны не скрывал, что он сторонник поражения правительства России в целях превращения войны империалистической в войну революционную.

Последнее обстоятельство приходится раз за разом подчеркивать, поскольку на этот счёт то ли не просвещены, то ли передёргивают в нынешней РФ многие, начиная с Владимира Путина.

Ленин был ярчайшим патриотом России, но России не дворцов, а хижин. И Ленин желал поражения царизма как условия для превращения войны между буржуями разных стран в войну трудящихся всех стран против буржуев всех стран. Желать поражения своей стране, ведущей справедливую войну – предательство. Желать поражения жирующим правящим классам своей страны, ввергнувшим её народы в бессмысленную и преступную войну – акт высокого гражданского и социального мужества.

Так в Европе, начавшей ужасающую взаимную бойню, смотрел тогда на проблему мало кто, но были люди и кроме Ленина, которые мыслили так же, как и он. 16 марта 1916 года депутат рейхстага Карл Либкнехт в речи в прусском ландтаге прямо призвал «борющихся в траншеях» «опустить оружие и обратиться против общего врага (то есть – капиталистов своих стран. – С.К.)…»[143]

Депутат Либкнехт за это был… всего лишь лишён слова.

И русским или английским шпионом его никто не называл – всё же европейская политическая культура сказывалась. Впрочем, и ставки в Германии и России оказывались разными.

Немецкие рабочие к началу Первой мировой войны находились под сильным влиянием Второго Интернационала, которым руководили Бернштейн и Каутский – два выдающихся ренегата рабочего движения, ставших эффективными агентами влияния Капитала в рабочей среде.

А российские рабочие – не избалованные, в отличие от немцев, пониманием их проблем со стороны российского капитала (который, к тому же, как мы знаем, был на две трети не российским), обладали большими резервами революционности и верного классового сознания.

Поэтому Карл Либкнехт был для элитарной «белой» сволочи в Германии намного менее опасен, чем Владимир Ульянов для элитарной «белой» сволочи в России, и не только в России.

Соответственно, Владимира Ленина-Ульянова в России могли ожидать и превентивные меры пожёстче, чем лишение слова в парламенте. Тем более, что Владимира Ильича от участия в буржуазных парламентах бог миловал.

Вернёмся, впрочем, в первую половину апреля 1917 года… Ленин проехал Германию и морем приближается к берегам Швеции.

Наконец, вот он – трап, и за ним – нейтральная территория.

В шведском Треллеборге прибывших ожидал Ганецкий, и они выехали в Мальмё, где встретились со шведами, среди которых был и Линдхаген – бургомистр Стокгольма… Встречали ли бы так нейтральные шведы человека, подозрительного по «германскому шпионажу»?

После ужина в честь прибывших, поздно ночью все выехали в Стокгольм и в 10 утра 13 апреля 1917 года прибыли в шведскую столицу.

Приезд русских эмигрантов, возвращающихся домой, вызвал в Стокгольме немалый интерес. Газета «Politiken» в № 85 от 14 апреля 1917 года поместила сообщение об этом на первой полосе. В частности, так говорилось: «После приветствий и поздравлений группа русских направилась мимо щёлкавших аппаратами газетчиков и кинооператоров к гостинице „Регина“…»[144]

Увы, несколько фото сохранилось, а кинокадры исчезли…

Зато сохранилось небольшое сообщение в том же номере «Politiken»:

«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через „Politiken“ прессе и общественности коммюнике о поездке.

Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее, – с жаром сказал Ленин. – Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку.

Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии? (тут надо помнить, что тогда социал-демократы всей Европы считались сотоварищами. – С.К.).

Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намёк на то, что он хочет избавить Янсона от неприятностей такой встречи»[145].

Вильгельм Янсон – шовинистически настроенный социалист, один из редакторов «Корреспондентского Листка Генеральной Комиссии профсоюзов Германии», добивался встречи с Лениным, но что это было – плохо замаскированная провокация или журналистская назойливость, сказать сложно. В любом случае Янсон успеха не добился.

13 апреля в гостинице «Регина» прошло совещание русских эмигрантов с шведскими левыми социал-демократами. Председательствовали бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген и Ленин. Ленин сделал сообщение о поездке, Линдхаген выступил с речью «Свет с востока»…

Шведы высказали полную солидарность с таким шагом русский социал-демократов, как решение проехать через Германию, а социал-демократ Карл Карльсон, редактор газеты «Politiken» выразил надежду, что революция в России перерастёт в международную революцию[146].

В половине седьмого вечера после прощального обеда, Ленин, которого провожало около ста человек, выезжает в небольшой шведский порт Хапаранда на северном берегу Ботнического залива. При взгляде на карту Швеции и Финляндии этот маршрут обескураживает. Зачем Ленину понадобилось ехать из Стокгольма к чёрту на кулички, через всю Швецию, в далёкую Хапаранду и, перебравшись оттуда в соседний Торнео, ехать к финско-русской границе через всю Финляндию, если от Стокгольма через Аландские острова до финского Або – рукой подать?