Темная алхимия - Сара Лаветт

Алхимик, я понимаю, чем вы были перед жаром и светом, и я понимаю, чем вы станете после трансформации.

Нечасто удается встретить родственную душу. Вы понимаете, что я предлагаю? Км. т. Истинное партнерство.

Буквы расплывались, строчки сливались. Сильвия снова моргнула, задержала взгляд на последней строчке и спросила:

— Км.т.?

Палмер запустила тонкие пальцы в белокурые волосы.

— Согласно одной из теорий происхождения слова «алхимия», оно пришло из Египта. Египетское слово — «кемет», черная страна или черная земля. — Она сцепила пальцы на затылке, рукава халата соскользнули вниз, обнажив упругие мускулы, золотисто-коричневую кожу. — Иероглифы, которыми записывалось «кемет»…

— «Км. т», — закончил Свитхарт. — Это значит лишь, что твой друг по переписке умеет пользоваться энциклопедией.

— Вернемся к первому сообщению… — Сильвия напечатала команду и остановилась. — Вы сказали, что первое письмо пришло на следующий день после смерти доктора Томаса, верно? — Она бросила взгляд на Палмер, затем снова сосредоточилась на тексте:

Я читаю ваши мысли, хотя не смею разделить глубину моих познаний с вами. Пока нет.

Вечная жажда познания:

— когда яд устремляется по венам, проникает в органы, достигает клеток и синапсов мозга.

Ты спрашиваешь:

Где больнее всего? Дрожишь от жара или холода? Твои веки подрагивают — это первый признак наступающих конвульсий? У тебя пересохло во рту? Твой мозг взрывается от боли? Твой желудок скручивается в узлы? Твои мысли рассеяны? Ты слепнешь и глохнешь?

Ты знаешь, что смерть рядом… ты знаешь, что смерть рядом… ты знаешь, что смерть рядом?

Тебе страшно?

Сильвия откинулась в кресле и повернулась к Палмер:

— О ком он говорит? Саманта Грейсон? Дуг Томас? Кто-то еще?

— Откуда мне знать? — Палмер невозмутимо улыбнулась.

— Вы думаете, это смешно?

— Сарказм — мой способ справляться с неприятностями, — осторожно ответила Палмер. — Я уверена, вы, как психолог, можете понять этот защитный механизм.

— Мне плевать на ваши защитные механизмы. — Сильвия отвернулась к экрану, Кристин Палмер вышла из комнаты.

— И что ты выиграешь, если настроишь ее против себя? — спросил Свитхарт, внимательно изучая Сильвию.

— Теперь уже поздно выигрывать, — ответила та, раздраженная его вмешательством. Но больше всего бесило, что он отрицает ядовитое признание Палмер в парке. Она изо всех сил сдерживалась. — Не требуй от меня научного подхода.

— Я лишь прошу тебя поддержать общение.

— У тебя это хорошо получается.

— У меня плохо получается, поэтому мне нужна ты.

Внезапно у Сильвии закружилась голова, ей пришлось собрать все силы, чтобы справиться с приступом. Она нагнулась к коленям, потом выпрямилась.

Вернулась Палмер и принесла два бокала с красным вином. Поставила один бокал на стол рядом со Свитхартом, отпила из второго и присела на диван.

— Я прошу прощения за грубость, доктор Стрэйндж, — сказала она. — Вы задали серьезный вопрос. А я была невнимательна, но я исправлюсь.

Сильвия посмотрела прямо в серо-голубые глаза Палмер. Во рту пересохло, но она не отвела взгляда, когда Палмер сказала:

— Я уверена, он говорил о моей работе над особым проектом.

— Что за проект?

— Вы не найдете его в моем резюме. Сверхсекретный. Военный.

— Что вы исследовали?

— Мы экспериментировали с противоядием от биохимических веществ, которые использовались или могли быть использованы в боевой обстановке.

— Исследования прошли успешно?

— Не слишком, — сказала Палмер. — Проект закрыли.

— Почему?

— Мы можем весь день ходить кругами, доктор Стрэйндж.

— Вы сказали, что это было противоядие от биохимических веществ. На ком вы испытывали ваше противоядие?

Образы замелькали в голове у Сильвии: видеозапись, которую они со Свитхартом смотрели в лондонском отеле, трогательная лабораторная обезьянка с безумными глазами, непонятные фразы на листе белой бумаги.

— Проект «Алкахест». — Сильвия медленно встала, перевела взгляд на Свитхарта, потом снова на Палмер. Подтверждение написано на лице Кристин — в глазах, очертаниях рта, тонких расширившихся ноздрях, резкой пульсации вены на шее.

Сердце Сильвии подскочило к горлу.

— Боже мой… вы экспериментировали на людях. Кто они? Военные? Солдаты? Кем были ваши подопытные кролики?

Палмер открыла рот, покачала головой, облизнула губы.

— Британцы, американцы. Совместный проект. — Она поднялась с дивана и принялась нервно шагать. — Алкахест вводили вместе с дюжиной других инъекций. Эксперименты велись долгое время — война в Заливе, войска ООН. Обычное дело. Предполагалось, что он действует. Вопросы возникли позже.

— Что случилось… — Сильвия не договорила. У нее вырвались совсем другие слова. — Я хочу знать, что такое алкахест, — прошептала она.

— Это отнюдь не оружие Апокалипсиса. — Палмер прохаживалась по комнате. — Это нейротоксин, класс биотоксинов. Сейчас на рынке есть вещества гораздо более смертоносные. Ценным его делает процесс производства. Мы усовершенствовали его, он стал выгоднее за счет своих возможностей. Заражение происходит через кожу, с пищей, но лучше всего действует распыление. В войне без правил, когда используют биологическое оружие, продукт распыляется повсюду. И разрушительный потенциал алкахеста предназначен не для убийства, хотя, разумеется, он может и убить. Но в правильной дозе он вызывает неврологическое расстройство, нарушения в коре головного мозга — симптомы схожи с энцефалитом, жестким психозом. — Оторванная от реальности страданий и смерти, Палмер описывала способности своего особо одаренного отпрыска. Она читала вдохновенную лекцию для непосвященных. — В биологической войне выгодно калечить. — Ее дыхание участилось. — Средства врага тратятся на заботу о жертвах — враг деморализован. Увечья пугают больше, чем смерть. Безумие, паралич, острая боль — это гораздо страшнее.

Она повернулась и повторила свой путь по комнате. Ее голос снова стал энергичным, она почти улыбалась.

— У последнего поколения токсинов короткий период распада. При вдыхании, приеме внутрь он остается в организме человека, но при этом не задерживается в воздухе. Вот в чем прелесть этого особого биологического вещества. Он действует избирательно, поражает быстро и наносит ущерб только непосредственно отравленным. Кроме того, он хорошо хранится. — Палмер замерла перед окном. Она смотрела в темноту сквозь свое отражение. Слышался лишь шум ветра и шелест листьев.

Наконец, словно услышав вопрос, она резко обернулась:

— Вы правда считаете, что в моем мире есть четкая грань между нравственным и безнравственным? Эти правила тут не действуют. Мой мир аморален. Это наука, поиск Святого Грааля, — химического, ядерного, биологического, — во всех его формах, уродливых и прекрасных. Моя работа спасает жизни.

— Кристин, — предостерег Свитхарт, — достаточно.

Но Сильвия уже поднялась с кресла.

— Вы рассуждаете о спасении, но вы пытались убить меня, вы сами сказали мне об этом. — Она повернулась к Свитхарту: — И ты это слышал. Когда мы выходили из парка, она сказала, что отравила меня, а ты сделал вид, будто ничего не слышишь.

— О чем ты? — Свитхарт испуганно взглянул на Сильвию. — Кристин никогда не признавалась, что отравила тебя. Ни здесь, ни в парке. Что ты такое говоришь?

— Я слышала, и ты должен был слышать. Ты снова лжешь.

— Послушайте меня, доктор Стрэйндж, — мягко сказала Палмер. — Галлюцинации, видения — вполне типичные симптомы при таком отравлении.

— Но я слышала, как вы сказали.

— Сильвия, тебе показалось, — Свитхарт направился к ней.

— Отойди от меня, — прошептала Сильвия. Они говорили правду. Она добрела до стеклянной двери, вышла на террасу, вцепилась руками в перила.

Соскользнула в иную реальность, открывшуюся ей после отравления.

Подняла лицо к небу.

Блестящие от дождя сосны. Жалобные крики горлиц.

Шорох стеклянных дверных створок.

Она повернулась и увидела лицо Палмер, рассеченное пополам тенью. Пикассо — абстрактный глаз, нос, рот, приоткрытые губы, блеск зубов.

Чуть поодаль, за стеклом, заметила Свитхарта.

Он сделает все, о чем бы она ни попросила.

Но теперь она готова сама иметь дело с Кристин Палмер.

— Доктор Стрэйндж, лучше зайдите в дом.

— Нет.

— Вы нездоровы, — голос Палмер смягчился.

Сильвия подошла к Палмер, изучая каждую черточку ее лица, словно могла впитать знание о ней так же легко, как зрачок пропускает свет, как роговица и хрусталик воспроизводят на сетчатке безупречный образ. Как будто нервные импульсы, идущие через сетчатку в мозг, могли создать нечто большее, чем поверхностная иллюзия.