В окопах времени - Борис Орлов

— Слышь, пацан, закурить есть? — раздалось вдруг сзади.

«Мляааааа… Ну вот зачем я решил «уголок срезать», дворами поперся?» — Сеня заканчивал мысль уже на бегу. Расстегнутая ветровка надувалась парусом на спине и, казалось, жутко замедляла движение. Сеня на бегу сорвал ее с одной руки, позволив повиснуть на локте другой.

— Эй, ты чо? Я не поэл, че ты, э? Забурел, да?

Сеня уже заворачивал за угол, почти выскочил на людную улицу, когда в затылке вдруг вспыхнула черная звезда боли. Лицо уткнулось во что-то мягкое, спину окатило жаром.

«Взорвалось что-то, что ли?» — на этой мысли сознание угасло.

Мягкая травка, жаркое летнее солнышко, неразборчивый гул голосов, пыль. Что?! Какая еще травка в середине апреля посреди города?! Это что, так долбануло, что глюки пошли? Сеня тихонько застонал. И тут же резко замер, услышав:

— Ну я же говорила, дядька Василий! Плохо человеку! А ты «мало ли кто, мало ли что…», — произнес девичий голос, слегка хрипловатый не то от природы, не то от жары.

— И сейчас скажу. Одет непонятно, стрижку такую в районе не делают. Вещей при себе, считай, нету — вон, валяется что-то на шлейке, не то бритвенные принадлежности, не то дамская сумочка, — прозвучало с другой стороны на октаву ниже.

— Мало ли — выскочил человек из дому в чем был. Еще и контузить могло. А в сумочке, скажем, документы.

Сеня счел за лучшее прийти в себя окончательно. Пока незнакомые глюки не стали потрошить его борсетку. У него возникло ощущение, что это может оказаться и не совсем бред. Головная боль пока не давала хорошенько сосредоточиться, но почему-то мысль о реальности происходящего была неприятнее, чем мысль о бреде. В борсетке-то и было немногое. А вы много вещей берете с собой, отправляясь на пару часиков в компьютерный клуб? Ключи от квартиры и подъезда, немного денег, телефон, паспорт, дежурная флешка. Зажигалка-«форсунка» с фонариком и чем-то, изображающим ножик. Вот и все. Но почему-то до дрожи не хотелось, чтоб кто-то туда залез.

Пока Сеня прокручивал все это в голове и пытался сесть, более низкий голос успел произнести:

— А вот документики были бы кстати. Вдруг это немецкий шпион? Вон, штаны какие чудные, да и обувка странная.

— Нет там документов, — просипел Сеня. — Так, из личных вещей кое-что.

Сеня пытался сообразить, при чем тут немцы и откуда вокруг лето?

— Ой, голова… Как приложили-то, сволочи… Какое число сегодня?

— Какое-какое… Хреновое… июля, год, если интересно, все еще тот же, сорок первый, — выдал тираду, сбивающую с ног не хуже, чем бита гопников, дядька Василий. Ну, скорее всего, его звали именно так, поскольку рядом был только он и еще девушка, к которой это имя ну совсем никак не подходило.

— Вредный ты, дядька Василий! Видишь — человека побили, еще и пограбили, наверное. А ты издеваешься. Вон, говорили же — эшелон немцы разбомбили, а там вагон был, в котором уголовников везли. Они и разбежались.

— Ишь ты, быстрая какая. Уже сама все и объяснила за всех. Ладно, нету документов — давай так знакомиться. Василий Никифорович я, или дядька Василь, как все зовут.

— Рая.

— Арсений, Сеня для простоты.

— А меня «Рая» тоже для простоты. А так — Рахиль. Мама так назвала, в честь бабушки. Папа в Первой Конной служил, когда они встретились — после того, как мама из дому сбежала. У меня и волосы — в папу, каштановые, а не черные, как у мамы…

Под простодушное щебетание спутницы Сеня приходил в себя. Книг про «попаданцев» в последнее время попадалось немало, термин «Перенос» был знаком. Другое дело, принять это не как забавную историю на бумажке, а как окружающую реальность. Или все же бред? Дураком Сеня, несмотря ни на что, не был, да и опыт других попаданцев учитывал. Если вокруг — бред, как себя вести — неважно, а вот если нет… Короче, для здоровья полезнее считать все вокруг реальностью. Тяжелой и страшной — но реальностью. Потому — борсетку никому не показывать, про себя не рассказывать. И думать, думать, думать! Как выжить и как вернуться.

Сеня напряженно думал, отвечая с паузами — благо добротно ушибленная голова давала такое право. Одежда странная — был на сборах, это часть новой формы, подробнее рассказать не могу. В сумочке, точнее — в несессере, материалы со сборов. Сеня решил, что, судя по рассказам о царившей в эти времена вокруг секретности — должно прокатить. По крайней мере — до ближайшего сотрудника НКВД, который сочтет, что у него достаточно полномочий. А тогда… Одного паспорта с эдаким-то гербом на обложке уже хватит на Сибирь, был уверен Сеня. Он благодарил сам себя за то, что не имел привычки носить наручные часы. А зачем? Время на мобильнике можно посмотреть, зато браслет часов манжету рубашки не рвет. А были бы часики — например, как у соседа Сашки, дайверские, электронные, с кучей функций и водонепроницаемостью до двухсот метров — объяснялся бы сейчас с окружающими.

А окружающих было немало. Не только Василий с Раей, это Сене так показалось вначале. Да, около него рядом стояли эти двое, а вот метрах в десяти от полянки, на дороге… На дороге людей было много. Проще сказать — текла через рощу людская река. В основном — женщины, дети, старики. Мужчин молодых очень мало, в возрасте — побольше, но все равно несоразмерно мало. Беженцы. Уставшие, запыленные люди, с какими-то узлами, вещами. Кто-то с тележками, единицы — на подводах, а большинство — просто пешком. С такими же уставшими и от того неестественно притихшими детьми. Как в фильмах — только тусклее, непригляднее. В фильмах не было удушающей пыли, гудящих вокруг насекомых и тяжелого запаха сотен людей, которые по нескольку дней подряд часто не имели достаточно воды для питья, не то что для стирки.

Рая и Василь на общем фоне выглядели еще весьма свежими. Как выяснилось, они присоединились к потоку беженцев только вчера, причем переночевали у свояченицы Василия Никифоровича.

Сеня решил пока идти со всеми, а вот что делать дальше? Он грустно усмехнулся про себя. «Типовой герой-попаданец» уже бы спросил, где в последний раз видели Гудериана, и помчался останавливать вермахт. Сеня не рвался в герои и не верил в возможность изменить историю вообще. Что было — то было, а чего не было — того и не было, и все тут. Более того, парень подумывал о том, как бы отстать от беженцев. В Союзе липовое плоскостопие вряд ли помогло бы избежать призыва, даже если бы удалось как-то легализоваться и получить местные документы. С точки зрения Сени, отсидеться на немецкой территории было бы проще — немцы мобилизации русских в армию не проводили. Угона на работы в Германию он тоже не очень боялся, считая «ужасы рабства» по большей части достижениями пропаганды. Более того, начал возникать план попасть на работы ближе к лету 44-го, а затем остаться на Западе. Конечно, в том случае, если не удастся вернуться домой…

В размышления Сени вклинился новый звук. Ноющий гул с неба. Покрутив головой, он обнаружил источник звука — пару неспешно плывущих по небу самолетов. Вслед за ним головы к самолетам повернули и остальные, после чего колонна беженцев с криками «Воздух!» стала разбегаться прочь от дороги, стремясь к зарослям каких-то кустов слева от проселка.

Остроносый самолет, полого пикируя, выравнивался вдоль дороги. «Сейчас он увидит, что войск в колонне нет, и полетит дальше. Что ему, делать больше нечего или боеприпасы девать некуда? Немцы — они хозяйственные, просто так патроны жечь не станут. Патроны денег стоят».

Размышления Арсения прервал дробный стрекот. Фонтанчики пыли прошли тройной строкой через дорогу, немного наискось. В крики страха вплелись новые ноты — крики боли и агонии. Сеня стоял столбом, испуганный, ошарашенный, растерянный. Ведомый первого «мессершмитта» также прошелся огнем по колонне беженцев. Не то летчикам не нашлось достойной цели, а топливо заканчивалось, не то они получили приказ на «миссию устрашения». Или им просто было скучно.

Так или иначе, стервятники зашли на новый круг. На этот раз ведущий сбросил две пятидесятикилограммовые бомбы, разбивая брошенные на дороге повозки, скарб и поражая людей, пытавшихся спрятаться около дороги. Грохот взрывов и ударная волна словно разбудили Сеню. Он с диким криком, не помня себя, помчался прочь, по полю, к кустам, к укрытию…

В себя пришел минут через десять после окончания бомбежки. Да и какая там, по большому счету, была бомбежка? Пара истребителей разгрузилась по дороге домой, всего-то. Собственно, к тому моменту, как Сеня добежал до кустов, «мессеры» заканчивали последний заход на цель. Уже на обратном курсе они дали по короткой очереди в сторону зарослей, где укрылась часть беженцев.

Самолеты скрылись в небе, когда на дорогу начали выбираться люди. Послышались плач, причитания, крики. Все еще в ступоре — слишком происходящее было в духе «коммунистической пропаганды» и слишком далеко от облика «рыцарей неба» в мемуарах ветеранов люфтваффе — Сеня выбрался к дороге.