Варшавский договор - Шамиль Идиатуллин

– Хвосту и прилетело. Но спасибо ему, конечно. Конторские, кстати, тебе как объясняют, с чего они нашего сотрудника пасли?

– Анвар Юнусович, они утверждают… – начала Новикова, но замолчала, потому что у Газизова на столе заорал телефон – тот, на вызовы которого положено отвечать после первого сигнала.

Газизов, сморщившись, смотрел на телефон несколько секунд, будто ожидая, что тот заткнется, и снял трубку после третьей трели.

– Да, – сказал он. – Очень добрый, ага. Ага. Я помню. Да, через сорок… через сорок семь минут буду на месте. Ну есть, есть подвижки. Выясняем. Я говорю, выясняем. Так. Я прошу прощения, у меня как раз по этому поводу рапорта сейчас, так что… Да-да, всю серьезность и в полной мере. Понесу куда скажете. До встречи.

Он брякнул трубку на рычаги и, не поднимая от нее ненавидящих глаз, напомнил:

– Утверждают они что-то, ты сказала.

– Они утверждают, что пасли не Артема, а как раз нападавших. По какому поводу, не говорят. Намекнули, что на них вышли чуть ли не случайно и решили на всякий случай размотать. То есть официальная версия такая. А вам как сказали? Что Артема пасли или этих?

– Да ни хрена они не сказали. Штирлицев из себя корчат, а мы типа пасторы Шлаги, которые втемную, и знать ничего не должны, сугубо спасибки говорить и кланяться заезжему барину.

– Заезжему? Так они еще и прикомандированные?

– Тоже не говорят, – неохотно сказал Газизов, – но мне шепнули, что все сложно – один «сосед» местный, а другой откуда-то сверху.

– Из Казани? – почти без пренебрежения уточнила Новикова.

– Может, даже из Нижнего или Москвы.

– Ой мамочка, – без выражения сказала Новикова, вытаскивая сигареты и тут же пряча их обратно на остатках благоразумия.

– Типа того. Кстати, там никто не лысый?

Новикова пожала плечами и тут же замотала головой.

– Ага. А когда беседовала в гэбухе, не заметила лысого? Ну, в смысле, молодой, но башка голая – и чтоб явно москвич, допустим?

– Н-нет, – с запинкой, но уверенно ответила Лена. – Меня дальше Салимова не пустили, ну, Красненков еще заскочил, а с остальными я по телефону – и там все знакомые. А что?

– Да ничего. Бред какой-то. Чулманск скоро в Лубянск переименовывать будем, вся московская ЧК к нам собралась, по ходу. Короче, неудивительно, что контора на ушах – ну и нас соответственным раком ставит. И это они еще живые остались.

– Вот именно, – вставила Лена и опять уткнулась в платок, вспомнив лицо Артема и то, как он пытался рассмотреть ее и все мычал про мать и про то, все ли у нее в порядке. Хотя бы мать была в порядке, почти: кардиолог позвонила и сказала, что подозрение на микроинфаркт не подтвердилось.

Газизов понял Лену неправильно. Воткнулся лютым взором и напомнил:

– Новикова, у нас все можно – воровать, насиловать, предавать Родину. Нельзя только в нас стрелять. Мы не гражданские какие, мы государева стража. За нас будут кровью умываться и по семье рыдать. Короче. Упырям этим твоим я не завидую.. Будем гасить по полной – и уже не волнует, чьи они и чью волю исполняют.

– А с Неушевым теперь что делать?

– А там разберемся. Давай-ка дальше по хронологии. Жмуры откуда взялись и что про них известно?

– Тут все плохо, Анвар Юнусович. У обоих московские водительские права, ну и сами на москвичей похожи – ухоженные, одеты хорошо. Права липовые, адреса пробили, нет там таких. По портретам и описаниям ничего не ищется. На всякий случай пытаемся имена и инициалы пробить – ну и фотки разослали куда можно. Пока ждем.

– Машина?

– С машиной интересно. SsangYong прошлогодний, принадлежит местному жителю, он нефтяник, вахтовик, сейчас в Нефтеюганске, улетел в октябре, вернется к Новому году. Машина стояла в гараже за городом.

– Дети, родня?

– Жена, две дочки пять и семь лет, другой родни в городе нет. Соседей и друзей потрошим, но, похоже, пустышка. Сторожа в гаражном кооперативе клянутся, что ничего не видели, и когда машина выехала за территорию, не знают.

– Ладно, это с ними пусть владелец и страховая разбирается. В машинах-то нашли что?

Лена покачала головой. Брошенный SsangYong с подпаленным салоном обнаружился в нескольких кварталах от места происшествия, рядом с незаснеженным прямоугольником, с которого угнали «шестерку». «Шестерка» нашлась на другом конце города. Ее угонщик пощадил, здраво рассудив, что в этой помойке найти следы последнего водителя не сможет никакой Шерлок.

Газизов спросил:

– А я правильно понял, что эти, московские, как нинзи прокрались, а потом тупо голой грудью на стволы полезли?

Лена замялась и сказала:

– Пока неясно. То есть очевидно, что они тоже следили за кем-то – за Артемом, за нападавшими или за «соседями». И подъехать на место умудрились раньше всех, но своего присутствия не выдавали, пока наших, ну, Артема и остальных, всерьез убивать не начали. Но ствол они могли и не видеть – там, если я правильно поняла, все довольно быстро произошло.

– Ну… Светлая память, как говорится. Знать бы еще, кому. В итоге наших не убили, а убили их самих.

– Один выстрел на каждого, потом по патрульным машинам таким же образом.

– Ох ты ж еж… Один Брюс Ли, другой Василий Зайцев, – тоскливо сказал Газизов, глядя в черное окно, будто пытаясь высмотреть их там.

Про Зайцева Новикова не поняла, но уточнять не стала – и так понятно, что знаменитый снайпер уровня Леши Солдата или Саши Македонского. На столе у Газизова опять зазвонил телефон – другой, обыкновенного вида, но тоже довольно важный.

Газизов поднял брови, разглядывая аппарат, как закукарекавшую собаку. Хмыкнул, поднял трубку, послушал немного и сказал:

– Здравствуйте. А вы кто? Очень приятно, Сергей Витальевич. А почему вы сюда звоните? Ах, Никита Геннадьевич. И кто же это, Никита Геннадьевич? Да нет, важно. А мне вот кажется… О, а мы сейчас хамить будем, да? Тогда скажите Никите Геннадьевичу… Как?

Он замолчал и откинулся на спинку кресла, от внимательности странно повернув глаза – ушам в помощь. Сидел он так долго, минуты две, но на сей раз Лена не подумала счелночить до гальюна.

– Ну и что же я для вас могу сделать? – сказал Газизов вроде бы иронично, но Новикова знала, что он серьезен и, скажем так, встревожен.

Газизов послушал еще немного и спросил:

– Ваш представитель здесь будет? Понял. А когда? В шесть утра? Вы знаете, я вас, может, огорчу, но первый рейс из Москвы садится в девять двадцать. Как? Не буду беспокоиться, хорошо. Еще раз?

Он прикрыл трубку ладонью и прошептал Лене:

– Фамилии этих упырей, быстро.

Лена качнулась на месте вхолостую, но быстро сообразила, пролистала записи и положила нужную страницу перед Газизовым.

Газизов заглянул в него и сказал:

– Извините, но вот так, по телефону… Как, еще раз? Хм. Да, Глухов и Забыхин. Этот тоже есть. Пока подозреваемые, конечно. Да я понимаю. Как, простите?

Он закрыл трубку рукой и снова прошептал Лене:

– Оставенко и Бутяков. Не было таких?

Лена, лихорадочно прикинув, развела руками.

– Нет, такие не светились. Хорошо. Хорошо, буду ждать. Секундочку. Встречный вопрос можно? Да, я понимаю, но надо же попробовать. Скажите, вы потом как все это объяснять будете? Ну, кому… Начальству, общественности. Интересный подход. Я вас понял. Да, этот. Куда я денусь. Никита Геннадьевич подскажет, я думаю. До связи.

Он положил трубку и с некоторым изумлением сообщил Лене:

– В зависимости от накопленных потерь. Поняла?

– Не поняла, – призналась Лена. – Кто это был-то?

– Так, – сказал Газизов, вскочил и засобирался. – По ходу, мне надо будет еще пару старых дружков разбудить. Давай-ка в темпе, напомни, кто и как на «Потребтехнику» залазил и какие у вас с Артемом еще идеи были по этому поводу. Давай прямо на ходу, до дежурного меня проводи.

– Да, – сказал Лена, и все-таки не вытерпела: – Анвар Юнусович, это мы, получается, в курсе теперь, кому светлая память?

– Как? – спросил Газизов и даже отвлекся от накидывания пальто.

– Это хозяева москвичей, которых положили?

– Молодец, – сказал Газизов и открыл перед ней дверь. А когда Лена проходила мимо, добавил: – И они уже выезжают. Другой стороне светлую память обеспечивать. И это будет инновационный…

Он не договорил, запер дверь и зашагал к выходу, бросив Лене:

– Рассказывай. У нас минута.

Глава 4

Чулманск. Вячеслав Забыхин

Солнце было желтым и горячим. Затылок, ухо и скула под банданой ощущались липкими, поширканными наждачкой-нулевкой. Славка щурился и улыбался все шире, словно улыбка могла щелк – и раздавить безнадежный ужас.

Ужас накатывался сзади, холодно, медленно и беспощадно, как асфальтовый каток с сорванным тормозом. Мандарином пахло все сильнее, и солнце было уже как мандарин, оранжевое и пористое. Отойти нельзя, обернуться тоже. Славка улыбался, чувствуя, как стынут мокрые бока и ладони в митенках, которые он никак не мог вытереть о сталь автомата. Запах мандарина усилился, голой шеи коснулся прохладными пальчиками эльф-акробат. Старшой с шипеньем втянул сок из дольки и невнятно сказал, дожевывая мандарин: