Поль Верлен - Пьер Птифис

Все эти откровения подтверждали ее страхи. Этот безумец Рембо был способен на все. Поль рисковал жизнью, находясь рядом с ним, поэтому ее долг был вырвать мужа из когтей этого чудовища. Она не отступит ни перед чем. Поль написал ей, что ему снится кошмар: его срочно нужно разбудить.

Г-н Моте не стал возражать, и в субботу 20 июля 1872 года его жена и дочь отправились в Брюссель, заранее предупредив Верлена о своем визите.

Во время ночного путешествия Матильда строила романтические планы: они с Полем отправятся жить в Новую Каледонию, поселятся по соседству со славной Луизой Мишель. Там ссыльные коммунары в изобилии снабдят Поля материалами для книги, которую он задумал. А маленький Жорж остается на улице Николе, пока его родители не вернутся во Францию после амнистии[234].

Тем временем в Брюсселе двое друзей спешно выехали на время из отеля, где Поль забронировал два номера для прибывающих родственниц. В восемь часов утра в воскресенье им сообщили, что «дамы из Парижа» прибыли и отдыхают. Верлен поднялся по лестнице, сердце готово было выпрыгнуть из груди. И случилось чудо:

Я вновь увидел вас. Я дверь открыл украдкой,И вот — в кровати вы, уставшая в пути,Но миг — и вы ко мне летите, словно птица,Нагая, светлая, точь-в-точь стрела любви[235].

Слово «нагая» вызвало впоследствии резкие протесты Матильды, но даже если добавить сюда, скажем, пеньюар, картина не изменится; совершенно ясно, как все было — объятия, поцелуи, взаимное возбуждение и далее то, что обычно бывает и что нас не касается.

Увы! удовольствие любви мимолетно. До этой минуты все шло как по маслу, но Матильда не поняла странные слова Поля о необходимости возвращения в Париж, мешавшиеся у него с искренними уверениями в любви. «Я не хочу приводить здесь то, что он мне ответил, — пишет она в „Воспоминаниях“, — его слова были непонятны, особенно для меня. Я поняла смысл только много позже». Второй пункт прошения о раздельном проживании подтверждает это: «Там (в Брюсселе) муж истицы признался ей в самых гнусных поступках, но она не до конца поняла его слова и составила себе ложное представление об их смысле». Верлен отличался поразительной способностью сочетать ясное с неясным и строить фразу так, что конец противоречил началу. Короче говоря, кое-как, окольными путями он пытался дать жене понять, что не свободен принимать решение[236].

Тогда Матильда раскрыла последние козыри: они поедут в Новую Каледонию, где будут жить счастливо, без страхов и упреков. Поезд в Париж отходит около пяти часов: Полю нужно принять решение и встретиться с женой в четыре часа в Ботаническом саду недалеко от вокзала. Они с мамой приготовятся к отъезду и будут ждать его. И хотя Верлен осознавал, что самое трудное еще впереди, он не стал уходить от прямого ответа и пообещал прийти. Матильда расставалась с ним, чувствуя себя победительницей.

Узнав обо всем, Рембо заявил, что в таком случае он тоже вернется в Париж. Поль сразу же понял, что это поставит крест на возможном возобновлении нормальных супружеских отношений. Он уже знал, чем это закончится. Он знал, что слишком слаб, чтобы противостоять искушениям: все начнется заново — абсент в кабаках Латинского квартала, ужасные сцены с г-ном Моте, ссоры с Матильдой. Но Рембо стоял на своем. Он не станет возвращаться к матери, чтобы доставить удовольствие женщине, которая изгнала его из Парижа.

Поль пришел на вокзал мрачный, просто неузнаваемый. Матильда попыталась воодушевить его и развеять его грусть. Он последовал за ней словно против воли — безропотный и покорный.

В вагоне, с жадностью проглотив холодную курицу, он заснул — или сделал вид, что заснул, — до самой пограничной станции в Кьеврене.

«Там», по словам Матильды, «все вышли из поезда; но после прохождения таможни Верлен исчез, и мы не могли его найти. Поезд вот-вот должен был отойти, и мы были вынуждены зайти в вагон без него. В ту самую минуту, когда запирали дверцы, мы наконец увидели его на перроне.

— Скорее идите сюда! — закричала моя мать.

— Нет! Я остаюсь! — прокричал он в ответ, надвинув шляпу на глаза.

Больше я никогда не видела его»[237].

Было невозможно понять эту неожиданную развязку, пока г-н Монда не привел одну деталь, которую узнал от Делаэ: в том же поезде ехал и Рембо[238]. Можно себе представить, как был изумлен Верлен, увидев его на таможне. Мерзавец! Как он осмелился… Если так, то все объясняется. Воля Рембо оказалась сильнее воли Верлена и его жены вместе взятых. До этого он лишь испытывал судьбу, теперь он перешел Рубикон.

Для Матильды это был страшный удар. Она вернулась домой в слезах. Все рушилось. Удар был настолько силен, что она серьезно заболела. Через три дня, по ее словам, она осознала, что же на самом деле хотел ей сказать муж. И тогда ей передали записку от Поля, которая ее добила:

«Несчастная морковная фея, мышиная принцесса, клоп, которого давно пора раздавить, вы все испортили, вы, быть может, разбили сердце моего друга. Я возвращаюсь к Рембо, если он меня примет после того предательства, которое вы заставили меня совершить»[239]. Надо полагать, что Верлен — в глубине души раздосадованный, но свободный — писал эту записку в сильном опьянении.

В любом случае для Поля случившееся тоже было большим потрясением. Он отдавал себе отчет в том, что трещина, отделявшая его от семьи, только что на его глазах превратилась в пропасть. Он вызвал к себе мать, как делал всякий раз, когда попадал в серьезные неурядицы. Она утешила его и привезла теплых вещей на зиму. В течение некоторого времени ему снились кошмары: непонятное письмо, пришедшее к нему из Льежа, начинающееся словами «Моя дорогая мамочка» и подписанное «Эмма», вызвало у него панику (хотя наверняка почтальон просто ошибся адресом). В это же время какая-то полная женщина с оспинами на лице пыталась на почте узнать, где он живет, а за несколько дней до нее — еще какой-то незнакомец[240].

Понятно, что все это заставило его понервничать. И его опасения были отнюдь не беспочвенными. В архиве бельгийской полиции в деле Рембо была найдена следующая записка сотрудника по фамилии Дильмай от 3 августа 1872 года:

«Бюро по делам иностранцев — просьба к начальнику службы писем до востребования сообщить нам адреса г-д Рембо Артюра и Верлена Поля, получающих почту у него в конторе»[241].

В тот же день, 3 августа, бюро по делам иностранцев направило в тайную полицию два запроса с целью выяснить, не видели ли беглецов в период с 1 июля до даты запроса. «На 3 августа ответ отрицательный», — указано внизу листа.