Запасной выход - Анна Малышева

– Мы наговорили друг другу гадостей, – признался Женя. – То есть в основном говорил Иван. Я просто пытался защищаться. Да, правда, он обозвал меня… Кстати!

Его глаза расширились и будто выцвели – он изумленно уставился на меня:

– А ты откуда об этом знаешь?

– Он сам мне рассказал, в машине, – отрезала я.

– Но ты же говорила, что…

– Мало ли что я говорила! Я тебе врала! Я тебя боялась!

– И он сказал тебе, что собирается вернуться в студию? – Женя пришел в страшное возбуждение.

– Да! – Это слово непросто было выпустить наружу. Мне было страшно. Но если не соврать, то придется выдать и Юлю, и Елену Викторовну. За Юлю, правда, я переживала больше.

– А что еще? Что он сказал еще?!

Я отчеканила:

– Он сказал, что ему сделали интересное предложение и он хочет вернуться, чтобы его обсудить. Он сказав это мне, когда прощался возле подъезда.

– Т-ты… – он снова начал слегка заикаться, – т-ты молчала?!

– А кому я должна была об этом сказать? Тебе?!

Он провел ладонью по лицу. На щеке остались грязные полосы. Растаявший снег стекал по подбородку, но он вряд ли это чувствовал. Его глаза странно расширились, Женя смотрел в пустоту.

– Ему сделали предложение, – вяло произнес он. – В самом деле.

– И что предлагали?

– Помочь его группе. Реанимировать их. Это сказал ему… – Он запнулся.

– Твой продюсер? Роман, как его там? Который говорит в нос? Этот гомик?

Женя дернулся и уставился на меня:

– Ты и это знаешь?

– Да, я многое знаю, – ответила я и, чтобы он не спрашивал откуда, вскочила и подошла к нему.

Ноги подгибались, и теперь я поняла, что ужасно замерзла. Где-то на краю сознания прошла мысль – автобусы наверняка уехали, машины тоже, и на такси, которым я сюда добралась, денег уже нет. Разве кто-то еще подбросит на своей машине.

– Это сделал твой продюсер? – И поскольку он молчал, я заметила:

– Ладно, можешь хранить тайну. Но я и так это знаю.

– Нет, не он! – вырвалось у Жени.

– Тогда кто? И что у вас там, в конце концов, случилось?! Откуда…

Я чуть не спросила про пятна в кабинете Елены Викторовны. Если бы я это сделала, легенду об откровениях от Ивана надо было забыть. Об этом он точно рассказать не мог. Поскольку к тому времени, когда появились эти пятна, был уже…

Женя судорожно глотнул воздух:

– Я ничего не знаю. Я не видел.

– Не видел, как вернулся Иван?

– Это да, но…

– Ты поехал к Мите выяснять отношения? – издевательски спросила я. – Ревность проснулась? Чувство собственности? Что это было, можешь объяснить?

Молчание.

– Или ты просто хотел убедиться, что Митя не провожал меня в студию? Не видел на улице машину Ивана? Ничего не знает обо всем этом?

– О Господи, – пробормотал Женя. – Чем ты занималась все эти дни? Я думал…

– Ты думал, я лежу на диване и плачу? – фыркнула я, хотя правда была почти такова. – Нет, милый. Плакать-то я плакала, но прежде всего не хотела чувствовать себя полным ничтожеством. И я хотела знать, почему ты так со мной поступил. А вот теперь… – Я постаралась изобразить как можно более лучезарную улыбку. Не знаю, получилось или нет. – А вот теперь мне куда важнее знать, почему ты так поступил с Иваном! Что вы с ним сделали? Где? Как?! За что, наконец?!

– Я ничего не видел, – прошептал он. – Когда я вернулся, Ивана уже не было…

– Ты вернулся на студию после того, как проведал Митю?

– Да. Мы там пробыли почти до часу ночи. По – том кто-то позвонил продюсеру, и он отвез меня…

– Куда это?

– На квартиру. Где я сейчас живу.

– И остался там с тобой?

Женя скривил губы и снова занес руку для удара. Я видела, что он близок к нервному срыву. Или, вернее сказать, давно пересек эту грань. Я понимала, что на этот раз он постарается ударить меня больно, очень больно. Потому что (это я уже знала!) я была права.

– Ну давай, – сказала я, – ударь меня. Хотя на самом деле ты должен был ударить его. Его толстую рожу. В тот самый миг, когда он тебе это предложил.

Я услышала очень глубокий вздох – как будто где-то в вершинах начинался ветер. А потом наступила тишина. В этой тишине все яснее звучали гудки разъезжающихся автомобилей. Я видела, как опускается его занесенная для удара рука.

– Этого не было, – каким-то мертвым голосом произнес Женя.

– Было.

– Я не согласился. Я правда не согласился.

– Тебе сделали это предложение до того, как вы убили Ивана, или уже после? Или в тот вечер? Ты уже знал, что Иван мертв? Или тебя убрали со студии специально, чтобы ты ничего не видел? А может, ты просто испугался, что тебя тоже прикончат? Потому и поддался ему?

Он оттолкнул меня и пошел прочь, к шоссе. Я глядела ему вслед. Он шел шатаясь, как пьяный, проваливаясь в сугробы, ставя ноги куда попало. И по пути пытался что-то вытащить из кармана куртки. Что-то, что никак не желало оттуда вылезать.

Меня посетила безумная мысль. Сейчас он достанет пистолет (да брось, никакого пистолета нет), не останавливаясь, поднесет его к виску (нет там пистолета, точно нет) и выстрелит. И упадет лицом вниз, и будет безвольно ждать, когда я подбегу к нему и переверну лицом к небу. Да нет же там никакого пистолета! – подумала я, уже собираясь икнуть, чтобы он этого не делал.

Он достал шоколадку. Большую шоколадку. С хрустом ее развернул и пошел дальше, откусывая куски на ходу. Так он шел, пока не пропал за стеной кустарника.

До работы меня подвезла Юля.

Когда я добралась до крематория, все, кто приехал проститься с Иваном, уже отбыли. Я не увидела ни одного знакомого лица – только участники следующих похорон.

Юля окликнула меня, когда я открыла кошелек и принялась подсчитывать наличность, решая, могу ли я себе позволить такси, чтобы успеть на работу;

– Надя, ты? – прозвучало у меня за спиной. Я оглянулась и едва узнала ее – холеную, красивую девушку, которая при первом знакомстве показалась мне фотомоделью.

Юля постарела за один день, который прошел после нашей первой встречи. Осунулась, подурнела, ее гладкая кожа приобрела какой-то нездоровый землистый оттенок. Она была не накрашена да и какая косметика выдержала бы потоки слез. А слез она пролила немало – глаза опухли, превратившись в щелочки. Я вдруг подумала, что она должно быть, старше Ксении, /хотя раньше казалась совсем девчонкой.

– Я не заметила тебя, – хрипло сказала она, подходя ближе. Голос у нее садился, как у простуженной. – Ты опоздала?

– Я была тут с самого начала.

– Значит, я тебя просто не разглядела. – Она достала носовой платок и яростно вытерла уже сухие глаза. – Боже мой, как же я поведу машину… У меня все расплывается, и голова… Голова болит ужасно.