Под игом - Иван Вазов

Расстроенный этими грустными мыслями, Огнянов очень обрадовался приходу деда Мины. Теперь было хоть с кем поделиться своим горем. Дед Мина озабоченно выслушал его.

— Надейся, надейся на бога, учитель, не предавайся унынию; всевышний не оставляет страждущих, кои уповают на милость его. «Надеющиеся на господа яко гора Сион… Яко не оставит господ жезла грешных на жребий праведных… Сеющие слезами радостию пожнут…»

И тут, как бы в подтверждение этих слов, дверь открылась, и вошел дядя Марин.

Дрожа от нетерпения, Огнянов старался узнать новости по его лицу.

— Добрый вечер! Подожди, подожди, учитель! Все расскажу по порядку… А ты не слишком ли много двигался? — сказал дядя Марин, снимая тяжелый плащ. — Ваши горожане, — продолжал он, — уж больно чудные… прямо как тени какие-то, — ни поймать их, ни расспросить…

— Разве ты не пошел прямо к доктору?

— Он арестован.

— А к дьякону в монастырь?

— Дьякон скрывается.

— Деда Стояна не нашел?

— Он приказал долго жить, прости его боже; умер от побоев в ту самую ночь, когда его арестовали; говорят, будто не вынес пыток бедняга, все выдал.

— Несчастный!.. А Радка, Радка?

— Не видал я твою Раду.

— Почему? Что с нею? Огнянов побледнел.

— Да там она, не беспокойся, но из школы ее выгнали.

— Ты бы поискал ее у монахинь, у Хаджи Ровоамы! — в тревоге воскликнул Огнянов.

— Монахиня вытолкала ее взашей.

— Боже мой, она осталась на улице. Она погибла!

— Чорбаджи Марко пристроил ее к своим родственникам, только я не мог найти их дом, а мои спутники торопились… Но я кое-кого расспросил, — девушке там хорошо.

— С дядюшкой Марко мне не расплатиться за всю жизнь… А что говорят обо мне?

— О тебе? Тебя там все зовут по-другому… Пока я сообразно, что это тебя так кличут, чуть не поседел вконец.

— Графом, что ли?

— Да, Графом. О Графе все говорят, будто его подстрелили охотники в Ахиевском лесу.

— Это правда.

— Правда, да не совсем: ты жив, а тебя считают мертвым, и так-то оно и лучше.

Огнянов подскочил на кровати, как ужаленный.

— Как? И она? И она думает, что меня убили? Только этого ей недоставало, несчастной!

Огнянов встал и, словно желая испробовать свои силы, зашагал по комнате.

— Не надо ходить, рану разбередишь.

— Я уже могу ехать, — проговорил Огнянов решительно.

— Куда ехать? — спросил удивленный дядя Марин.

— В Бяла-Черкву.

— Ты с ума сошел!

— Нет еще, но сойду, если задержусь здесь хоть на день. Достань мне одежду. Дашь мне своего коня?

Зная упрямство Огнянова, дядя Марин не пытался его удерживать.

— Можешь взять и коня и одежду. Только жаль мне тебя, молодой ведь совсем, — проговорил он, помрачнев. — По всем дорогам снуют проклятые турки, грабят народ, и нет числа их зверствам… Неужто тебе не жалко самого себя?

— За меня не беспокойся, я вернусь к тебе, как сокол, живым и здоровым. Если не прогонишь… — добавил Огнянов полушутя.

Старик посмотрел на него хмуро.

— Нет! Ты не поедешь! — сказал он решительно. — Я созову всю деревню, и тебя силком запрут здесь. Ты нам нужен, как причастие божие, а собираешься идти на верную смерть! Я не хочу, чтобы потом люди говорили: дядя Марии послал на смерть учителя Бойчо, нашего апостола! — сердито кричал он.

— Потише, дядя Марин, вся деревня услышит, — остановил его Огнянов.

Дед Мина улыбнулся в усы.

И у Марина лицо засияло каким-то веселым лукавством. Огнянов посмотрел на друзей с удивлением. Почему их рассмешили его последние слова?

— Чего вы смеетесь? — спросил он.

— Эх, дай тебе бог здоровья, учитель! Кого ты боишься? Все наши деревенские, даже дети, знают, что ты у меня… О твоем пропитании вся деревня заботилась… Мы простые люди, по христиан не выдаем, а за таких, как ты, душу отдадим!

Теперь и Огнянов улыбнулся, поняв, что его тайна была известна всей деревне.

Они спорили еще долго, но Огнянов рассеял опасения хозяина, и его отъезд был решен.

XXIX.Беспoкойный отдыx

Часом позже из Веригова верхом на коне выезжал турок. Точнее— турецкий крестьянин.

Заношенная, вылинявшая зеленая чалма закрывала его лоб до самых бровей, шея сзади была тщательно выбрита, ворот ситцевой безрукавки с истрепанными петлями не застегнут. На плечах у него был рваный кафтан с протертыми рукавами, за поясом — нечищеный старинный кремневый пистолет с коротким шомполом, сопотский ятаган и трубка; на ногах — узкие рваные шаровары с незастегнутой у щиколотки штаниной и полицейские царвули с ремнями. Поверх всего этого был накинут драный тулуп из домотканого сукна.

В таком виде Огнянов был неузнаваем. Зима, уже вступившая в свои права, легла на землю белым покрывалом, кое-где вспоротым черными скалистыми пиками Стара-планины. Печаль и безмолвие сковали природу. Только большие стаи ворон, перелетая с места на место, будили дремлющие, окрестности.

Прямой путь в Бяла-Черкву шел на северо-восток, но Огнянов от него отказался, чтобы не проезжать через деревню Эмексиз-Пехливана, которая невольно внушала ему страх. В памяти его всплывала, гончая убитого, и чудилось, будто в нее переселился ненавистный дух турка, вышедший из могилы, чтобы преследовать врага, Итак, Огнянов направился прямо на север, к Карнарскому постоялому двору, намереваясь оттуда повернуть на восток и по отрогам Стара-планины пробраться в Бяла-Черкву. Это был окольный, но менее опасный путь, хотя и он проходил через турецкие селения.

Когда Огнянов подъехал к первой турецкой деревне, снег стал падать крупными хлопьями, заволакивая все вокруг. Становилось все холоднее. Огнянов совсем закоченел: его онемевшие руки едва держали поводья; конь шел, полагаясь лишь на чутье, так как земля была покрыта снегом и от дороги не осталось и следа. Тихо проехал Огнянов по безлюдным улицам деревни, не встречая ни одной живой души, и вскоре спешился у единственного здесь постоялого двора, расположенного против мечети. Надо было дать отдых коню, который уже еле брел по сугробам, да и самому хотелось погреться. Передав коня мальчику-слуге, Огнянов толкнул дверь кофейни, решив, что она пуста, так как изнутри не доносилось ни малейшего шума. Но, распахнув дверь, он остановился пораженный: кофейня была битком набита турками. Повернуться и уйти было неудобно. Он сделал общий поклон и сел. Ему вежливо ответили. Прожив долгое время среди турок, Огнянов хорошо изучил их язык и обычаи. Посетители сидели на рогожках, без обуви, с длинными трубками в руках. В комнате было полутемно от табачного дыма.

— Кофе! — резко потребовал Огнянов, обращаясь к хозяину.

И, низко склонившись, чтобы по возможности скрыть лицо от чужих взглядов, Огнянов стал набивать себе трубку. Так, сгорбившись и со свистом прихлебывая кофе, он стал прислушиваться к разговорам. Вначале он слушал равнодушно, но насторожил уши, когда речь зашла об убийстве двух охотников. Подобного случая давно уже не было в этой округе, и турки и сейчас еще жаждали мести. Внезапное возбуждение обуяло посетителей кофейни, перед тем таких тихих и вялых. Послышалась злобная ругань, посыпались угрозы кровавых расправ над болгарами. Огнянов постарался придать своему лицу еще более хмурое выражение и стал еще громче прихлебывать кофе в знак того, что и он разделяет общее негодование. Разговор перешел на убийцу охотников, и Огнянов со смущением убедился в том, как популярны его имя и личность. Даже в этой глуши о нем уже ходили легенды.

— Этого безбожника-консула нельзя ни поймать, ни узнать, — сказал один из присутствующих.

— Ему какой-то дьявол помогает: то он учитель, то поп, то крестьянин, то турок; меняется в мгновение ока, — из молодого парня оборачивается в старика. Сейчас он безбородый, волосы черные, а немного погодя — глядишь, уже русый, с длинными усами. Поди поймай его! Ахмед-ага мне говорил, что как-то раз его выследили неподалеку от Текийского леса. Погнались за ним, — он тогда был переодет крестьянином, — и вдруг погоня видит перед собой ворона, а крестьянина и след простыл… Стали стрелять, но птица как сквозь землю провалилась, только и слышно было ее карканье…