На Севере дальнем - Николай Шундик

Пугливо озираясь, Чочой молча шел за Кэукаем. Тот привел его в небольшую комнату с длинным столом, покрытым красной материей.

— Вот это наша пионерская комната, — объяснил Кэукай, подходя к той стене, где висела блестящая труба. Сняв с гвоздя трубу, Кэукай приложил ее ко рту и затрубил так громко, что Чочой вздрогнул и зажал уши.

— Зачем это? — робко спросил он.

Кэукай, не отвечая, повесил трубу на место, снял с гвоздя какую-то круглую вещь и забарабанил по ней двумя палочками.

— О, понимаю! — с глубокомысленным видом сказал Чочой. — Это место для шаманского камлания.

Кэукай посмотрел на Чочоя и громко рассмеялся:

— Да нет же, это пионерская комната, понимаешь? А это пионерский барабан! А это горн и знамена! — объяснял он.

Но незнакомые слова: «пионерская комната», «барабан», «горн», «знамена» еще ничего не говорили Чочою.

В пионерскую комнату вошла Нина Ивановна, за ней — Петя и Эттай.

— Вот как, и Чочой здесь! — сказала учительница по-чукотски, обращаясь к мальчику так, будто она его знала уже давным-давно.

Чочой удивленно посмотрел на белолицую девушку. Дружелюбный взгляд ее больших глаз и приветливая, открытая улыбка понравились Чочою.

Пока он рассматривал Нину Ивановну, Кэукай, Петя и Эттай уселись за стол и о чем-то заговорили на русском, языке, изредка перемежая русские слова чукотскими.

Зазвенел звонок. Чочой вздрогнул. А друзья Чочоя поднялись и тотчас направились к двери.

— Сейчас будем учиться, пойдем в класс! — с какой-то особенной торжественностью сказал Кэукай.

У Чочоя возникло чувство ожидания чего-то необыкновенного и таинственного.

Мальчики вышли в коридор, и тут случилось непредвиденное. Чочой, никогда не учившийся в школе, должен был идти в первый класс, а все остальные его друзья — в пятый. У двери пятого класса они остановились и стали объяснять, в какую дверь следует войти Чочою.

— Как? Вы меня одного оставляете? — удивился Чочой.

— Иди, иди туда, так надо... — торопился все объяснить ему Кэукай до прихода учителя. — Ты посидишь там немного, а на перемене мы снова встретимся.

— На перемене? А где эта перемена? — робко переспросил Чочой, понимая слово «перемена» как место для встречи.

Кэукай смутился. Смутились и его друзья.

— Что же нам делать? — спросил Петя по-русски.

К ним подошел Виктор Сергеевич.

— Пусть пока Чочой идет с вами, — выслушав ребят, сказал он.

Усевшись рядом с Кэукаем за парту, Чочой с подозрительной настороженностью осмотрел ее: как знать, что таит в себе этот странный стол? Чувство, что сейчас вот-вот должно начаться нечто необыкновенное, не покидало Чочоя. «Что такое учиться? — тревожно спрашивал он себя. — Может, это очень больно?»

Но шла минута за минутой, и ничего необыкновенного не начиналось. Отец Пети, сидя за столом, мирно беседовал о чем-то с учениками на незнакомом для Чочоя языке. Иногда он вставал и похаживал взад и вперед перед партами. Мальчики и девочки слушали его внимательно, ни одним словом не перебивая речь учителя. Затем один мальчик поднял кверху руку. Учитель что-то сказал ему. Ученик встал и начал говорить сам.

— А когда учиться будут? — не выдержал и спросил вполголоса Чочой у Кэукая.

Но так как в классе было тихо, вопрос Чочоя услыхали все. Ученики повернулись в его сторону, некоторые прыснули со смеху.

— Не надо смеяться, — сказал учитель по-чукотски, чтобы его слова были понятны Чочою. — Вот я вам рассказал о том, что сегодня все дети разных народов нашей большой страны сели за парту учиться. Но не так обстоит дело там, в капиталистических странах, — допустим, в Америке. — Виктор Сергеевич подошел к Чочою. — Вот этот мальчик прибыл к нам с той стороны пролива, с чужой земли. Он никогда не бывал в школе, он совсем не знает, что значит учиться. Когда-нибудь он расскажет вам о своей жизни на Аляске. А сейчас кое-что расскажу вам я.

Учитель сделал паузу, а затем стал по-чукотски рассказывать о маленьком чукче Чочое. Мальчик во все глаза смотрел на учителя. Рассказанная посторонним человеком его жизнь поразила его. Чувствуя на себе участливые взгляды ребят, Чочой порой невольно оглядывался по сторонам и снова замирал, боясь пропустить хоть одно слово учителя.

— ...Вот так живут дети бедных, простых людей там, за проливом, — закончил свой рассказ Виктор Сергеевич.

Дальше он снова стал говорить по-русски. «Ага, понимаю,— подумал Чочой, — учиться — то значит мальчикам и девочкам слушать человека, который учителем называется». Но тут Чочой заметил, что один из учеников встал и, глядя в какую-то книгу, принялся о чем-то говорить. Чочой минуты две смотрел на мальчика и неожиданно вспомнил, как они с Томом подсматривали в шаманском складе, чем развлекаются сыновья Кэмби. «Адольф тогда точно так же, как этот мальчик, в книгу смотрел, а потом они с Дэвидом принялись друг другу стричь головы, — вспомнил Чочой. — Неужели и здесь станут делать то же самое?» Но ученик сел. За ним поднялся другой. Так длилось до звонка.

Едва прозвенел звонок, все ученики встали и вышли из-за парт. Во время перемены Кэукай и Петя отвели Чочоя в другой класс и долго наперебой объясняли ему, что он должен сидеть именно здесь.

— Мне страшно одному, я с вами хочу, — робко возразил Чочой.

Но Кэукай и Петя были неумолимы. «Наверное, я надоел им уже, — подумал Чочой, когда Кэукай и Петя ушли. — Но почему я так скоро надоел им?»

Чочою вспомнилась его дружба с Томом. «Почему Том никогда и виду не показывал, что я надоел ему?»

Когда прозвенел звонок, в класс стали входить мальчики и девочки. Рядом с Чочоем села белолицая девочка с толстыми светлыми косичками и голубыми веселыми глазами. Это была Соня. Приветливо улыбнувшись Чочою, она что-то сказала ему по-русски.

В класс вошла Нина Ивановна. Так же, как и Виктор Сергеевич, она начала урок с беседы.

Занятый своими мыслями, Чочой не слушал учительницу.

«Почему они не хотели, чтобы я оставался с ними?» — уже в который раз спрашивал он себя, думая о Кэукае и его друзьях. Осмотрев внимательно учеников в классе, Чочой сделал вывод, что все они гораздо моложе его. Это удивило Чочоя. «Может, Кэукай и его друзья думают, что я маленький? Но я же не меньше их, почему же они так думают?» Эта мысль показалась Чочою настолько значительной, что он решил немедленно пойти и сказать о ней Кэукаю.

Чочой встал и направился к двери. Путь ему преградила учительница.

— Ты, верно, хочешь сходить к Кэукаю? Подожди немножко,— мягко попросила она. — Сначала со мной посиди. Мне очень хочется с тобой побыть. Сядь на свое прежнее место.

В голосе учительницы было столько подкупающей приветливости и дружелюбия, что Чочой успокоился и сел на место.

Нина Ивановна дала каждому ученику по тетради и карандашу, попросила начертить прямую палочку между двумя линиями. Ученики усердно принялись за дело.

Соседка Чочоя, для которой карандаш уже давно был знакомой вещью, начертила линию легко и быстро. Желая проделать то же самое, Чочой покрутил в руках карандаш, приложил его к белоснежному полю бумаги, нажал... Раздался легкий хруст, и небольшой кусочек черного графита покатился с парты на пол.

Чочой побледнел. Ему показалось, что произошло что-то ужасное. Он смотрел на сломанный карандаш и, втянув голову в плечи, ждал возмущенного окрика учительницы. Соседка Чочоя сочувственно вздохнула и предложила ему свой карандаш. Чочой отрицательно покачал головой: он не привык сваливать на другого свою вину.

От всевидящих глаз учительницы не скрылось смятение Чочоя. Она подошла к нему и просто сказала:

— Это ничего, что карандаш сломался. Так часто бывает.

Очинив карандаш, она села рядом с Чочоем, взяла его руку в свою и принялась показывать, как надо писать черточки между двумя линиями. Сначала Чочой смущался, но прошла минута — и он весь ушел в работу.

— Вот так! Видишь, как хорошо получается, — подбадривала его Нина Ивановна.

Исчертив целый лист коротенькими черточками, Чочой передохнул, вытер вспотевшее лицо, словно был занят тяжелой работой, и подумал: «Учиться — это не только о чем-нибудь рассказы слушать, но еще и вот такие черточки делать. Но зачем это?..»

Наконец учебный день окончился. Чочой вышел из школы, поискал глазами в толпе ребят Кэукая и его друзей, но никого не нашел. «Ладно, пусть так будет, — нахмурился он. — Однако они еще увидят, что со мной дружить можно...»

А в это время председатель совета отряда Петя и члены совета отряда Кэукай с Эттаем в пионерской комнате говорили о Чочое.

— Надо нам понять хорошо одно: жизнь наша для Чочоя совсем непривычная, — говорил Петя, чуть постукивая по столу дневником отряда. — Заметил я, что он немного сегодня на нас обиделся.

— Да ну, не может быть! — удивился Эттай. — Как так обиделся? Почему обиделся?