Избранное. Том 1 - Станислав Константинович Ломакин

оделся и сбежал вниз, чтобы заказать телефонный разговор с женой, хотя раньше он этого никогда не делал. «Да, семинар еще не начался, а этические проблемы уже приходится решать», – думал Игорь Павлович, собираясь на пленарное заседание республиканского семинара по этике.

ДАНАТ

После моего приезда в родное село прошло четыре дня. Я бродил по улице, заглядывал в магазины, интересовался всем, что напоминало милое, давно прошедшее детство.

И вот однажды, после очередной прогулки, когда я шел переулком, ведущим к реке, навстречу мне высыпала босоногая ватага ребятишек, возглавляемая огромным коричневым псом, который бежал впереди всех, на ходу отряхивая с себя капли воды. И видно было, что вся эта веселая загорелая компания только что вылезла из воды.

Эта встреча настолько встревожила меня, что я долго провожал глазами удаляющихся ребят, пока они не скрылись за углом дома, выходящего на другую улицу. Она напомнила мне, как мы вот такой же ватагой отправлялись к речке с неизменным другом всей детворы нашей улицы – Данатом, Мы, мальчишки тех лет, как-то не интересовались происхождением этой клички. Для нас он всегда был Данат или – для краткости – Дан. Даната знало все село. Он был гордостью нашей улицы за свой ум и за доброжелательное отношение к людям. У него были свои собачьи заслуги. Вспоминается такой случай.

Весной, когда на реке трогается лед и, оторвавшись от берегов, идет по течению, ребятишки катаются на льдинах. И вот однажды двое ребят вместе с Данатом, взгромоздившись на небольшую, иссеченную, пористую льдину, плыли по течению. Случилось так, что льдина перевернулась, разломилась и ребята оказались в воде. Они вплавь пытались спастись. С высокого берега реки люди видели, как Данат подплыл к одному из мальчишек и разрешил ему вцепиться в свою шерсть, а когда тот был в безопасности, он вернулся к другому, уже почти тонущему, и, схватив его за рукав фуфайки, доплыл с ним до берега. Так ребята были спасены. И среди них – один из семьи Чебаковых – Юрий. Данат жил в семье Чебаковых. В этой семье было одиннадцать детей, трое погибли на фронтах Великой Отечественной войны, остальные учились в школе, институтах. Я близко знал эту трудовую семью. С одним из мальчишек учился в школе в одном классе. Данату было всего шесть месяцев, когда старшие братья уходили на фронт. Он вместе со всеми простился с ними и, когда братья сели в кузов полуторки, бежал, пока хватило сил, несмотря на все протесты со стороны парней, ехавших в город на призывной пункт. Только к обеду следующего дня Данат вернулся домой. Он забрался под сарай и проспал почти сутки. Через год Данат вымахал в огромного широкогрудого пса. Когда он, в знак дружеского расположения, клал передние лапы на плечи какого-нибудь подростка, то становился на целую голову выше того.

В голодные военные годы Данат был всегда сыт: он честно зарабатывал свой хлеб. Хлеб выдавался по карточкам, и он с вечера вместе с парнишками занимал очередь. Утром, получив хлеб, полусонные, не спавшие всю ночь подростки, возвращались по домам, они понемногу от каждой пайки отламывали черную корку для Даната. Был у него и другой источник пропитания. Он иногда бегал на базар, где с раннего утра бойко шла торговля. Данат подходил к своему излюбленному месту, где привязывали лошадей, и ждал. На базаре к нему привыкли, он никогда не пакостил, не воровал и, кстати сказать, не выпрашивал. К нему, как правило, подходили мужики, привозившие из близлежащих деревень сало, хлеб, картошку, зерно. Отрезав кусочек сала или хлеба, они подходили к Данату, заставляли его служить, то есть сесть на задние лапы, и только после этого клали на кончик носа съестное. Данат сидел не шелохнувшись, этот кусочек можно было снять, но если раздавалась команда: «Данат, взять!», – он высоко подбрасывал кусок и ловил. Так сидел на базаре до тех пор, пока не почувствует, что не голоден. Данат с особой охотой служил и ловил лакомства, которые ему давали ребятишки с разных улиц. Не брал он ничего только у одного мужика.

Как-то зимой Данат, по обыкновению, сидел на своем месте, и какой-то пьяный мужик решил подшутить над ним. Он закатал в кусочек хлеба перец и соль и положил на нос Данату, а когда Данат разжевал этот кусок, он долго хрипел и кашлял, а прокашлявшись, медленно, как побитый, побрел домой. Простить за это мужика Данат не мог, что только не подсовывал тот собаке, как перед нею не заискивал. Данат при виде его сразу обнажал свои огромные белые клыки или совсем удалялся и появлялся на базаре только тогда, когда мужик исчезал из виду. А вообще-то Данат был незлобив и никогда попусту не лаял, да и никто не помнит случая, чтобы он кого-нибудь укусил. Это, видимо, связано с тем, что его никогда не держали на цепи, и он был вольный «казак» во всех своих действиях.

Большим событием для всей семьи и для Даната был приезд Чебаковых-студентов на каникулы. Примерно за два дня до их приезда Данат осторожно входил в дом, проникал на кухню во время обеда, когда все собирались вместе, при этом, замечу, ни зимой, ни летом он не переступал порог дома. Поставив лапы на порог, Данат раскрывал пасть, и что-то несказанное клокотало в его глотке. Таким образом, и к этому уже привыкли, он предупреждал о приезде дорогих для него людей и с нетерпеньем ждал их. Данат никогда не ошибался, он словно подсчитывал дни, а за несколько часов до прихода автобуса от железнодорожной станции, в котором должны были приехать те, которых он ожидал, он прибегал на автовокзал, ложился около газетного киоска и был весь внимание, особенно когда диктор объявлял о приходе очередного автобуса. За несколько минут до прихода нужного автобуса он становился нетерпелив и дурашлив, если рядом оказывался знакомый мальчишка (а кто-нибудь всегда крутился возне него), он подминал мальчишку под себя и ласково кусал его за мягкое место, то вдруг, неожиданно встрепенувшись, отбегал в сторону, словно для очередного броска, то резко остановится, то выбежит на дорогу, а затем вновь вернется. И так до прихода автобуса. Когда приходил автобус, он неожиданно исчезал и появлялся, когда рассеивалась публика встречающих и приезжающих. Но надо было видеть его во время этой паузы, когда он, спрятавшись где-нибудь в толпе и вздрагивая от нетерпения, смотрел влюбленными глазами на тех, кого ждал так долго.