Ходоки в миры СССР - Ал Коруд

— Я согласна. Мне… было неудобно кого-нибудь просить.

— Не стоит быть такой робкой, — Шурик также посмел раздвинуть губы. Раньше говорили, что у него приятная улыбка рубахи-парня. — Отдел у нас, скажем так, неплохой и народ в целом доброжелательный.

«Ты сам-то в это веришь?»

Во всяком случае первый шаг был сделан и отступать поздно. Так и жизнь пролетит, а ты ничего существенного не сделаешь.

Воробьев никак не ожидал, что близость девушки его так взволнует. По телу то и дело пробегал жар, а затем озноб. Только бы она ничего не заметила. Вроде ничего в ней такого особенного, а так воздействует? Не писаная красавица, хоть и вовсе не дурнушка. Это, наверное, характер. Легкий, беззаботный, вдохновляющий. Шурик даже сам не заметил, как стал много шутить, балагурить, совсем как в молодости. Час неурочных занятий пролетел скоростным болидом. Маша все схватывала налету, учить её было легко. Уже уходя, она спросила:

— А можно я обращусь к вам, Александр, за советом, если буду опять что-то не понимать?

— Машенька, давай на ты. А то ощущаю себя старым дедом.

Девушка засмеялась, и её белокурый локон так смешно заскакал по миловидному личику.

— Да что в… ты. И вовсе не старый!

— Тогда пока. Провожу тебя до трамвая, а мне тут пешком недалеко.

Домой Воробьев только что не бежал вприпрыжку, как подросток пубертатного возраста. Давно его так не волновали женщины. С тех пор как Лидка исчезла из его жизни, он вовсе не чурался дамского общества, но это все было как-то не то. Да и четкие хотелки у случайных подружек прослеживались сразу. Очутиться, а затем крепко обосноваться в шикарной двухкомнатной квартире старого фонда, оставшейся от родителей. Его кухня была размером с иную ячейку общества в конструкционной новостройке! Но Маша… с ней было отчего-то легко и просто. Никаких левых мыслей. Даже странно.

Внезапно Шурик с огорчением осознал, что в универсам уже опаздывает, тот рано закрывался. Так что остается сегодня без любимых сосисок. Затем в голову пришла удачная мысль зайти в продуктовый за углом. Надо остудить организм холодным напитком. Мельком заметив знакомые этикетки, он тут же прошел к кассе, высившейся в углу, и бросил пухловатой кассирше:

— Три по тридцать пять.

Затем сунул в окошко однорублевую купюру и пятак, даже не задумываясь о том, что цена на пиво может измениться. Такое в его сознательной жизни никогда не происходило. Стабильность и умеренность. Этой фразе, высказанной Великим Кормчим, их учили еще в школе. И наверное, были правы. Что бы ни говорили про страну Советов, но стабильность была её неоспоримым козырем. Пусть войны и кризисы обходят нашу великую страну стороной. Без них как-нибудь обойдемся.

— Шура, какими судьбами?

По ту сторону прилавка нарисовалось лицо одноклассницы. Он так давно ее не видел, что даже не сразу вспомнил её имя. Воробьев уставился на несколько оплывшее лицо знакомой, усиленно напрягая мозги. Отчего-то выглядеть невежливым хамлом даже перед почти посторонним человеком не хотелось. Затем расплылся в улыбке узнавания:

— Привалова?

— Уже Кобылова!

«И чего они все так гордятся своим замужеством и приобретением фамилии чужого человека?»

— Поздравляю.

— А ты как?

Говорить о себе не хотелось, благо подошли еще покупатели.

— Нормально все, тружусь в институте, делаю карьеру, веселюсь, отдыхаю!

— Ты только пиво взял? Вот бери к ним сосиски! — одноклассница участливо показала на угол витрины. А он сразу и не заметил. — Сколько тебе?

— Пару кило взвесь, пожалуйста. Ты гляди, мои любимые «Останкинские»! Это я удачно зашел!

Воробьеву стало отчего-то весело, и его губы еще больше растянулись в улыбке. Кобылова приняла её на свой счет и кокетливо поправила рабочий чепчик. Все они одинаковы, кобылы замужние!

— Дуся, пробей два сорок два! Иди, Шура, без очереди и давай сюда свою авоську.

Вот только материнской заботы нам не хватало! Но надо будет в этот магазинчик заходить и навести с бывшей одноклассницей мосты. Знакомства в торговле никогда не помешают!

После душа Шурик приготовил сосиски, открыл банку с венгерским зеленым горошком и достал из холодильника пиво. Настроение было прекрасным и мысли разом стремились куда-то вдаль. За линию просматриваемого горизонта. Давно с ним не было так хорошо.

С Машей обязательно надо замутить. Ему с ней легко и непринужденно, а это очень важно. Он рядом с ней ощутил себя тем молодым человеком, что мечтал о лучшем будущем. И куда это все потом делось? Стало грустно, он отхлебнул пива, занявшись сосисками. Обычно вкусная еда его успокаивала.

Но выпив одну бутылку, Воробьев не поднялся со стула за следующей. Хватит на сегодня! Да и вообще. Завтра с утра водные процедуры и зарядка. И никаких — лень и некогда!

Утром в их просторном кабинете Шурик то и дело поглядывал в сторону Марии. Та временами ловила его потаенные взгляды и поблескивала в ответ своими веселыми глазками. Он еле дотерпел до обеда и с неким холодком в душе дожидался Пашу перед входом в столовую. Куда с его зарплатой ухаживать за девушкой? Повышения ждать в ближайшее время не приходится, устроиться на другое более хлебное место также потребует немало времени. Так что придется заняться тем, от чего его всегда предостерегала мама.

— Ты чего! Напугал, черт длинный!

— Иди спокойно, не оборачивайся. Я в деле.

Кузнечиков еле удержался от восторженного вопля. Во всяком случае, это все было написано на его широком лице.

— Хорошо.

Пашу изнутри разрывала радость, и он с удивлением наблюдал, как вместо привычных котлет Воробьев поставил на поднос гуляш без гарнира, два овощных салата и морс. Он не знал, что Шура с утра сделал нормальную зарядку и взялся за гири. Надо возвращать форму, что была в институте. А для мускулов нужны нормальная пища. Приятели уселись за столик около окна.

— Когда мы сможем поговорить с твоим контактом?

Воробьеву не понравилось, что его приятель погрузился в слишком долгие раздумья, выдавив из себя:

— Надо…

Обжигающий взгляд пригвоздил незадачливого компаньона к стулу:

— Короче, Паша, или работаем серьезно или отойди в сторону. Сегодня же встречу организуй!

— Ладно-ладно, чего ты сразу! То отмалчивался, то поскакал конем.

— Обстоятельства изменились, — буркнул Воробьев и принялся за гуляш.

Барыга сразу не понравился Шурику. Несмотря на выдающуюся в виде основательного носа национальность, этот патлатый мужичок никак не походил на акулу подпольного антикварного бизнеса. Жалкий посредник, который не может толком ни сказать, ни пообещать. А зачем им в деле лишнее колесо, если можно работать напрямую? Поэтому Воробьев при встрече не промолвил ни слова и как стремглав покинул заваленную всяческим хламом квартиру. Он, невзирая на Пашино ворчание скорым шагом прошел к стоящим на углу автоматам и заказал себе сразу два стакана газировки. Выпив их одним махом, он схватил Кузнечикова за шкирку и потащил в темный угол.

— Ты к кому меня привел, придурок? Эта сука нас спалит. Он же стукач, по роже сразу видно!

— Да я… Иосиф Михайлович…да он.

— Да заткнись ты, утырок! Как был дурачком, так им и остался. Держись пока от Михалыча и от меня подальше! Запомнил? Если на нары не хочешь или из комсомола вылететь.

Как бы ни был Шурик зол на старого приятеля, но он перед уходом домой тщательно «проверился». В юности Воробьев увлекался шпионскими романами, доставая разнообразными и не всегда законными способами редкие в торговле экземпляры иностранных авторов. Когда-то он и окунулся в потаенную изнанку страны Советов. Во всем остальном мире это называлось «Черным рынком». Капиталистическая смазка для заржавелых шестеренок могучей социалистической индустрии.

Нет, Михалыча не пасли. Скорее он сам стучал на излишне ретивых деятелей. Но что самое интересное, к предмету незаконных операций этот хмырь имел самое непосредственное отношение. Значит, кому-то все-таки сбывал приносимые мелкими дилерами вещи или сводил более серьезных людей с настоящим покупателем.

Шурик примерно представлял реальные цены рынка околоцерковного антиквариата. Не похоже, что у этого мелкого барыги водились подобные деньжища. А это значит, что надо вычислить «покупателя». Иначе и соваться в это гнилое дело не стоит. Ничего не заработаешь, а риск потерять все слишком велик. Если играть, то по-крупному!

Застоявшаяся за последние годы жизнь