Брежнев. Уйти вовремя (сборник) - Генри Киссинджер

Официанты в темно-синих фраках с золотыми пуговицами и в красных жилетах подавали кофе с молоком в чашечках из севрского фарфора и рогалики. Затем мы отправлялись на охоту. Генерал де Голль неизменно присоединялся к нам во время последней облавы, перед самым обедом. По совету своего адъютанта он становился позади одного из стрелков. Несколько раз этим стрелком оказывался я.

Я испытывал довольно странное ощущение, когда он, в пальто из грубой серой шерсти, стоял так близко за мной, на расстоянии протянутой руки; его силуэт немного смахивал на башню. Когда я оборачивался, чтобы заговорить с генералом, и встречался со взглядом его слегка косящих, близко посаженных глаз, увеличенных круглыми линзами очков, я слышал упреждение: «Смотрите! Слева от вас птица!» И действительно, над туями, высаженными в линию, я замечал светло-коричневого фазана – он планировал прямо ни меня, широко расправив крылья. Стало быть, я заблуждался, думая, что де Голль плохо видит.

На обед мы собирались в большой столовой замка. Здесь стоял затхлый запах сырости, свойственный редко открываемым помещениям. Серые, начинающие желтеть деревянные панели, непропорционально большое окно, выходящее на пруд, за которым по дороге в Ментенон мчались крохотные автомобили, – и не более десяти человек (число гостей всегда ограничивалось), сидящих за слишком большим для стольких сотрапезников столом, – все это делало столовую похожей на аквариум. Генерал де Голль обычно сидел спиной к окну, веселый и всегда учтивый, он вел или, точнее, направлял разговор.

После кофе он, не дожидаясь никого, уезжал. Наши машины следовали за ним в Париж, держась на почтительном расстоянии. На выезде из туннеля Сен-Клу наш кортеж распадался: кто – домой, кто – в министерство. Моя машина ехала вдоль Сены, мимо заводов «Рено» в направлении улицы Риволи. Через четверть часа я возвращался в свой кабинет, где меня уже поджидали лаконичные документы министерства финансов, и уходил с головой в решение неотложных проблем. Однако я все время ощущал привкус утреннего кофе с молоком и запах прелых листьев на потемневшей земле аллей парка.

Накануне визита Брежнева я отправился в Рамбуйе осмотреть апартаменты, отведенные советскому лидеру, проверить последние приготовления.

Было решено предоставить ему комнату Франциска I и примыкающие к ней жилые помещения. Комната эта находится на самом верху широкой фасадной башни замка. Ее так называют в честь короля Франциска I. Во время охоты в большом лесу, окружающем Рамбуйе, король внезапно заболел и нашел приют в замке своего вассала д'Анженна. Через несколько дней Франциск I скончался, но где именно, никто точно так и не знает. Но поскольку комната над башней, пожалуй, единственная, которую не коснулись преобразования XVIII века и эпохи Империи, то считается, что здесь это и произошло.

Президент Венсан Ориоль, любивший в разгар охотничьего сезона проводить в Рамбуйе уик-энд, оборудовал рядом с комнатой Франциска I апартаменты в стиле «ар деко»: светло-желтое дерево и зеленая кожаная обивка. Один-единственный телефон модели 1950 года. Ответственные лица из ведомства национальной движимости суетились, подготавливая помещения для членов советской делегации, переводчиков и врача. Остальные члены «свиты» разместятся в Париже, в советском посольстве, и будут приезжать в Рамбуйе по мере необходимости.

Предполагалось, что в день приезда, в среду вечером, Брежнев пожелает отдохнуть и поэтому поужинает один в своих апартаментах. На следующий день по программе – общий завтрак с участием основных членов обеих делегаций, всего на восемь персон, а наша первая беседа наедине в присутствии лишь переводчиков была назначена на 17.30. На нее отводилось два часа.

Завтрак состоялся по графику, после чего мы разошлись. В 15 часов – первое послание: Генеральный секретарь спрашивает, нельзя ли перенести начало переговоров на 18 часов. Никаких объяснений. Я даю согласие и в небольшом кабинете, примыкающем к моей комнате, перечитываю материалы для беседы.

В 16.15 – новое послание: господин Леонид Брежнев хочет отдохнуть, нельзя ли начать переговоры в 18.30? Воображаю, какую реакцию это вызовет. По договоренности ход наших встреч не будет предан гласности. Однако допускаю, что произойдет утечка информации, и тогда легко предсказать комментарии: «Брежнев заставляет ждать Жискара! Никогда он не позволил бы себе такого по отношению к де Голлю! Он явно хочет показать, какая между ними разница». Я передаю через генерального секретаря Елисейского дворца свой ответ: если мы хотим, чтобы у нас было достаточно времени для переговоров, откладывать их начало крайне нежелательно. Я буду ждать господина Брежнева в 18 часов в условленном месте.

По моей просьбе в небольшой комнате, завершающей анфиладу залов, разжигают камин. Эта комната отделана восхитительными резными деревянными панелями исключительно тонкой работы середины XVIII века с фигурками разных животных. Панели явно в плохом состоянии, маленькие кусочки отстают, кое-где видны трещины. Я отмечаю про себя, что их следует реставрировать.

Но вот вдали отворяется первая дверь. Брежнев движется мне навстречу. Он ступает нерешительно и нетвердо, словно на каждом шагу уточняет направление движения. За ним следуют его адъютант, которому на вид далеко за шестьдесят, – по-видимому, это врач – и переводчик. Поодаль, как обычно, довольно многочисленная группа советников в темных костюмах. Среди них я узнаю советского посла в Париже.

Я поджидаю Брежнева на пороге. Теплая встреча. Он обеими руками берет мою руку и трясет ее, обернувшись к переводчику. Он выражает свою радость по поводу нашей новой встречи, уверенность в том, что «мы сможем хорошо поработать на благо советско-французского сотрудничества», и приносит соболезнования по поводу кончины президента Помпиду. Глубоко посаженные живые глаза образуют косые щелки на его полном, расширяющемся книзу лице, скрывающем шею. По движению челюсти заметно, что у него нарушена артикуляция.

Служитель притворяет створки дверей. Я приглашаю Леонида Брежнева сесть возле камина. Переводчики достают, продолговатые блокноты, открывают первую страничку. Беседа начинается с обычных тем: приверженность делу мира и разрядки, значение советско-французского сотрудничества, которое можно считать образцовым. Но также и сетования:

– Мне докладывают, что ваши процентные ставки по-прежнему слишком высоки для наших заказов. Нам предлагают более выгодные условия, в частности, итальянцы и немцы. Мы готовы отдать предпочтение вам. Однако необходимо, чтобы ваши условия были по крайней мере такими же, как их, иначе мы найдем себе других партнеров.