Перекресток: недопущенные ошибки - Михаил Пузанов

Возможно, незримому наблюдателю покажется странным поведение бывалого гвардейца, испугавшегося какого-то там неопознанного корабля, но если бы этот самый разведчик проявил чуть больше любознательности и взглянул сам на палубу судна… Он бы мгновенно понял, что панический страх стража вполне объясним, а заодно уяснил, что слово «Шартарат» в этих землях неразрывно связано с самыми жуткими и потому особо любимыми детьми легендами — с историями о неприкаянных мертвецах. Да, совершенно верно, по палубе корабля, производя отполированными костями жуткий скрипучий шум, перемещались десятки самого жуткого вида мертвецов. Да и сам корабль, как уже было сказано, представлял собой выползшего из загробного мира страшилу.

Фантасмагория завершалась достаточно быстро: галеон — это был именно галеон, а не какая-нибудь там утонченная каравелла — почти бесшумно приближался к окраине леса по морю, капитан приказывал дать залп из пушек, через секунду воздух сотрясался от оглушительного грохота трех десятков орудий, установленных на правом борту давно погибшего судна, и… корабль так же спокойно и величественно, как в начале своего пути, таял в воздухе, начиная со скалящейся морды химеры на носу и заканчивая не менее злобно ухмыляющимся матросом, болтающимся в петле, привязанной к кормовой мачте судна.

В принципе, гвардейцы, оправившись от первого испуга, решили, что наличие собственного корабля-призрака, не причиняющего никому особого вреда, дает владению лорда некоторые преимущества: этакий налет загадочности и эпатажа, связанный со средоточением величайших мировых тайн (подразумевались до кучи и рассветные эльфы) вокруг лордесса Тауросса. Однако однажды «Шартарат» встретил на своем пути бриг, совершающий ночной обход линии побережья в поисках затаившихся где-то неподалеку пиратов. С нехорошей улыбкой капитан указал щупальцем на болтающееся прямо по курсу корабля людское судно. В следующую секунду галеон ускорил ход, настиг несчастный бриг, так и не успевший удрать… Залпа не прозвучало, зато борт человеческой «лодочки» облепили абордажные крюки, и призрачная команда все с тем же невыносимым скрипом начала перетекать на борт человеческого судна. Что произошло с командой брига, оставалось только гадать, но утром корабль обнаружили абсолютно целым: палуба осталась чистой, мачты — неприкосновенными, паруса — аккуратно свернутыми. Не хватало в этом царстве образцового порядка только одного — команды. Ни живых людей, ни тел… Ничего.

Нара тогда попыталась выяснить у мамы, герцогини рассветных эльфов Эллионы, чем провинилась перед призраками команда брига, но та лишь покачала головой, сказав несколько туманных фраз о "дисбалансе тьмы и света" и "распроклятом Астроне, застрявшем на южном континенте". "Распроклятый Астрон", меж тем, являлся законным мужем Эллионы, герцогом рассветных эльфов и признанным знатоком многих существующих в мире проявлений разума. Призраки под эту категорию явно подпадали, вот только Астрон, и без того появляющийся в лесах рассветных эльфов крайне редко, ныне окончательно и бесповоротно застрял на южном континенте, сославшись на чьи-то там судьбы. Эллиона уже и рукой махнула на мужа вместе с его непредсказуемыми выходками, а вот Нара по отцу соскучилась сильно. Да и мама частенько пропадала куда-то на долгие недели. Правда, скучала юная леди точно также, как чем-либо увлекалась — недолго и смазано, словно бы чувства для нее играли роль общего фона для демонстрации безделья.

Эльфийская леди была удивительно молода, по меркам чудесного народа, — в этом году ее возраст достиг всего лишь двадцати двух лет. Для существ, привыкших измерять время хотя бы десятилетиями, столь малый срок приравнивался по сути к «новорожденному», однако Нара внесла серьезные коррективы в принятые среди эльфов условности. Она росла, осознавала себя и выстраивала вокруг хрупкую "собственную реальность" с человеческой скоростью, что казалось удивительным привыкшим к куда более медленному течению подобных процессов эльфам. Сейчас любой, не принадлежащий к карабадскому сообществу лесного народа, перворожденный определил бы возраст юной леди в две-две с половиной тысячи лет.

Не смотря на привычную леность, она все же могла на краткое время становиться стремительной, причем сразу во всем: движениях, словах, поступках, решениях и, как мы уже могли убедиться, взрослении. В то же время чистокровное происхождение девушки не оставляло сомнений и у самого закоренелого скептика среди перворожденных — эльфийская кровь всегда оставляла незримый след в окружающем пространстве, и у Нары этот след оказался отчетливо заметен. Где бы она ни проходила — за ее спиной деревья наливались силой, плоды — соком, птицы начинали петь особенно громко и трепетно, а животные так и рвались потереться головой об ее ноги. Однако Нара чаще всего сторонилась их, делая исключение только для кошек, в изобилии обитающих в эльфийском лесу, и некоторых пернатых созданий. Впрочем, сторонилась она и остальных перворожденных, кроме мамы и отца, держалась на расстоянии и от людей, которые даже при большом желании с трудом узнали бы в ней бессмертную.

Нара превосходно владела оружием, особенно мечом и кинжалом, что опять же резко отличало ее от большинства сородичей — рассветные эльфы чаще выбирали лук и стрелы. Передвигалась она быстрым шагом, а вот соблюдать тишину при этом совершенно не умела — о приближении Нары узнавали минуты за три до того, как она, ломая ветки и обрывая листья, буквально выпадала на поляну или к двери дома-дерева.

Чего у юной эльфийки не отнять, так это уникальной наблюдательности: она замечала множество деталей окружающего мира, вплоть до положения замшелого пня среди сотни таких же, покрытых «лишайником», соседей. Касаясь магии и волшебства, о способностях Нары лучше умолчать: внутри нее не ощущалось присутствия грандиозной мощи, способной стереть с лица земли добрый лордесс или, напротив, с нуля отстроить его, однако стоило девушке всерьез призвать себе на помощь какую-либо из сил… В общем, однажды, когда Нара находилась сильно не в духе, лорд Тауросс с удивлением обнаружил возле западной башни замка пару выкорчеванных с корнем столетних дубов. Астрон тогда, помнится, с ухмылкой проворчал: "Узнаю стиль…". Что означали те его слова, поняла, видимо, только Эллиона, потому что тут же до корней волос покраснела — видимо, речь шла все-таки о ней, хотя заподозрить в разрушительном безумии светлейшую герцогиню?… Нет, просто невозможно!

А еще юная леди любила полеты: эльфы довольно редко использовали свою способность разговаривать с некоторыми, обладающими наиболее развитым разумом, животными — их помощь нечасто требовалась перворожденным. А вот Нара почти каждый день беседовала с грифонами и овоидами (престранными существами, имеющими яйцевидную форму тела, пять глаз, разбросанных по лбу и переносице в произвольном порядке, и обтянутые белой кожей перепончатые крылья), которые после таких разговоров с удовольствием соглашались развить тему "после небольшого познавательного полета над лесом и посевами". Даже Астрон не мог понять, каким образом его дочь способна уговорить грифона, в принципе не пускающего никого к себе на спину под страхом расцарапывания лица обоюдоострыми когтями, прокатить ее на спине. Однако как раз на грифонах-то она чаще всего и появлялась в высоте над лесом. Как позднее немногословно объясняла такое предпочтение сама Нара, "они мне больше нравятся. На этих овоидах стыдно появляться в воздухе: увидят, потом хохотать будут до посинения. А при виде грифона всем сразу не до шуток становится…". После этого она начинала звонко, но надтреснуто смеяться, по всей видимости, представляя последствия даже самой безобидной саркастической улыбки, адресованной грифону.