Путешествие в страну снега и медведей - Lett Lex

— Браво, княжна, я не устану поражаться гению Вашей Светлости. Вы прирожденный Серый Кардинал. Наверное, будь я на Вашем месте, я бы лучше не придумал.

— Что? У меня не было выбора, — выпалила она, чувствуя, что краснеет от ярости, как девчонка. Эмоции сменялись калейдоскопом, и каждая новая вспышка чувства отдавала искрящей болью под веками. Княжна пыталась сказать что-то еще, но лишь обессилено покачнулась и приложила пальцы к вискам в попытках унять боль.

— Конечно, княжна. Но посмотрите на эту ситуацию так: Вас никто не видел на Хитровке, кроме меня, разумеется, но никто этого не подтвердит, если сказать нужные слова, в то время, как у Вашего друга-американца количество свидетелей исчисляется десятками. Канцелярии не понравится, что он ошивался здесь, а когда пропадете палочка Грегоровича, никто не будет сомневаться, где она всплывет в следующий раз. И, конечно же, все будут знать, кого обвинить, — он погрозил Дарье пальцем, и девушка почувствовала, как холодеет ее сердце.

— Вы…

— Опасная Вы барышня, — усмехнулся Василевский. — Но, я бы отдал все сокровища мира, чтоб быть с Вами на дружеской ноге.

— Это невозможно, — произнесла княжна.

— Увы. Дверь там, Ваш друг в конце коридора, комната семнадцать, — сказал мужчина и вернулся к своим бумагам. Вот он, опаснейший разбойник двадцатого века: оружие его — слово, он заставляет людей вешаться на их собственных мыслях, и теперь даже в душе Дарьи проклюнулось зерно сомнения: во всей этой истории, в Грейвза и в ней самой.

Она подошла к двери и, не прощаясь, распахнула ее. За порогом оказался не переполненный зал с ареной, а прямой коридор с длинными рядами дверей. За ними, Дарья знала, находились гости Утюга: уважаемые маги, чиновники, опасные убийцы, в защищенных заклятиями стенах произносились страшные клятвы и выбивались признания, но сейчас княжна чувствовала себя ужаснее всех собравшихся в здании этим вечером. Василевский словно открыл ей глаза. Она всегда думала, что она лучше, чем есть, и свои действия она оценивала положительно, несмотря на то, чего ей они стоили. Она была уверена, что исправляет ошибку, но теперь, когда непреложный обет скрепил их сделку, княжна видела себя интриганкой, и не могла отрицать, ей было любопытно увидел результат своих действий почти так же важно, как уничтожение формулы, которую она когда-то создала. А Грейвз..? Василевский и тут был прав, в тот вечер, когда иностранцы прибыли в Москву, Калинцев навестил их дом и разговаривал с будущим тестем, и тогда в его тоне девушка уловила опаску. Тогда она еще не понимала этого, план был на уровне интуиции, но теперь Дарья видела саму себя насквозь, и было в этом существе нечто ужасное, совершенно отличавшееся от княжны Даши, спокойно смешивавшей ингредиенты, чтоб получить какое-нибудь зелье. Сердце болезненно защемило, и княжна остановилась, чтоб перевести дыхание.

Она запустила руку в карман и нащупала нагревшиеся, возмущенно тикавшие часы. «Что? — произнесла девушка, глядя на циферблат. — Ты же прорицательница, ты не могла не знать, что все произойдет именно так». Дарья никогда не хотела быть злой, но сейчас чувствовала себя именно такой опасной и гадкой; и одновременно испытывала желание рассмеяться и отвесить себе пощечину.

Размышления ее развеяла комната с номером семнадцать. Внутри было мрачно: светила только одна лампа на низком столике, на кушетке лежал обмотанный бинтами Персиваль Грейвз. Когда дверь раскрылась, впуская внутрь немного света из ярко-освещенного коридора, проступили винные цвета обивки кушетки и тяжелых занавесок; Персиваль вскинулся и посмотрел на Дарью. Княжна увидела его как будто издалека, смогла рассмотреть все травмы и пылающий восторг в его глазах. Надо же, … вот о чем говорил Трелони, вспоминая ее духи с амортенцией — но Дарья была уверена, что этот образец был неудачным, и не давал ничего, кроме приятного сладкого запаха. Или она убедила себя в этом? Так или иначе, теперь ни одна струна ее души не откликнулась на мысль о том, что Персиваль Грейвз влюблен в нее. На губах появилась немного картонная улыбка.

— Мистер Грейвз, — вздохнула она, немного обеспокоено, — ради всего святого, простите меня. Это из-за меня Вы оказались во всей этой ситуации, — как будто кто-то нашептывал слова ей прямо в ухо.

— Нет, что Вы, — сказал он и поспешил сесть, демонстрируя Дарье обмотанные бинтами костяшки. — Иногда приятно поразмяться. А что Вы..? С Вами ничего не случилось? Вы нашли, что искали?

— Да, — кивнула Дарья. — Да, мистер Грейвз, спасибо Вам. Мне очень неловко просить Вас, учитывая Ваше состояние…

— Я совершенно здоров, — не дал ей договорить юноша.

— Нам нужно нанести сегодня ночью еще один визит, — сказала княжна и вопросительно взглянула на своего спутника. Тот кивнул и, не спрашивая ни о чем, поднялся с кушетки, прошел к камину и занял место для отправления.

— Приказывайте, Ваша Светлость, — бодро сказал он. Выдержанный им бой пьянил, и Персиваль не чувствовал ничего, кроме бешеной пульсации крови в ушах и желания с головой окунуться в опасность. А Дарья рядом была для него как трофей, и в секунды, близкие к нокаутам, Грейвз видел перед глазами ее образ. Он не сомневался в ней и уж тем более — в себе, поэтому, когда княжна схватила его за руку и произнесла «Шиповская крепость», запрокинул голову и гортанно рассмеялся, слушая, как его смех эхом разлетается по каминным трубам. Этот вечер ни для кого не должен быть тихим.

11. Шиповская Крепость

Крепость. Это было странное название для дома практически в центре Москвы, на Сухаревке, по соседству с Хитровым Двором, но оно как нельзя лучше подходило ему. В своё время хозяин — Шипов — сдал своё жилище под ночлежки кому ни попадя за копейки и таким образом наполнил свой дом последними негодяями, с которыми не справлялись ни полицейские, ни жандармы, ни мракоборцы. Под покровительством Василевского маги вскоре окончательно укрепились в быстро обветшавшем здании, и это место стало едва ли не опаснее, чем Утюг. Но если в Утюге ещё встречались приличные люди, зашедшие выпить контрабандного вина или купить реликвию, то в Шиловский крепости собирался люд, далёкий от светской беседы. Сперва ночлежка функционировала как филиал Утюга, но потом помощник Василевского вроде как отделил это заведение; во всяком случае, Андрей Аркадьевич всячески открещивался от этого своего детища