Екатерина Медичи - Иван Клула

К этому времени сын, наконец, соизволил сообщить своей матери о решении помочь великому герцогу Флорентийскому в его ссоре с Габсбургами. Она одобрила его планы и написала Козимо, посоветовав ему заручиться поддержкой венецианцев. Предвидя возможный конфликт с испанцами, было бы неплохо нейтрализовать протестантов. Поэтому Екатерина попросила своего кузена убедить папу, что приезд адмирала де Колиньи ко двору нужен для объединения внутри страны. Позже она попросила его получить в Риме разрешение на брак ее дочери Маргариты с принцем Наваррским.

В августе соглашение, достигнутое с Колиньи и содержавшее десять статей, было подписано королевой и королем: после досрочного предоставления четырех безопасных городов адмирал и Конде снова были в милости при дворе. Король не хотел предпринимать никаких действий во Фландрии, не посоветовавшись с ним: он пригласил адмирала в Блуа. 12 сентября Колиньи туда приехал; его приветливо встретил Карл IX в апартаментах Екатерины – у нее была лихорадка и она не вставала с постели. Встреча королевы и того, кого еще так недавно преследовала ее ненависть, свелась к приветствиям в соответствии с этикетом.

Екатерина смирилась с его присутствием. Ей нужно было, чтобы адмирал поспособствовал браку принца Наваррского и Маргариты и склонил бы Жанну д'Альбре явиться [211] ко двору. В остальном она была настроена против вмешательства французских протестантов в Нидерландах, потому что слишком опасалась могущества Испании.

Когда великий герцог понял, что опасность миновала, он самым естественным образом сблизился с императором и Испанией. В знак своей доброй воли он направил двенадцать галер присоединиться к флоту Святой лиги и попытался освободиться из пут заговора, который он начал было составлять: утром 3 октября Фрегозо явился к королеве с письмами ее кузена Козимо, который осторожно предлагал сохранить добрые отношения, уже существующие между королем и императором, и советовал убедить Колиньи и королеву Наваррскую вернуться в лоно католической религии! Екатерина торжествовала: проект вторжения в Нидерланды лишался теперь основной поддержки – итальянской. Она посоветовала своему сыну последовать этому «доброму и святому» совету.

Через некоторое время, 7 октября 1571 года, Испания утвердилась как могущественная морская держава после победы в битве при Лепанте, когда в жестокой схватке столкнулись турецкие галеры и христианская Армада под командованием дона Хуана Австрийского, сводного брата Филиппа II, венецианца Себастьяно Вениеро и римлянина Марка Антонио Колонна. Масштабы этой победы доказывали, насколько была оправданна сдержанность Екатерины. В присутствии венецианского посла Контарини Карл IX выразил большую радость, узнав об этом, но члены его совета предупредили его, что разгром турецкого флота означал, по сути, потерю французского военного флота и что ему следовало бы воздержаться от чрезмерных проявлений восторга.

Вскоре по инициативе барона де Ла Гарда, командующего галерами, были начаты работы на верфях в Марселе. Говорили, что будет построено до ста галер. Предполагалось, что часть кораблей выйдет в океан. Торговые корабли получили вооружение в Бордо и Нанте, а Фелиппо Строцци, полковник французской инфантерии, начал готовить [212] какую-то загадочную экспедицию. Борьба против Испании снова возобновилась. Посол Испании дон Франсес д'Алава нервничал, ощущая всеобщую враждебность. Его обвиняли в обнародовании грубого письма, написанного им самим одному кардиналу, хоть он и утверждал, что письмо было подделкой. В нем говорилось, что Карл IX напивается каждый вечер, что королева-мать родила семь детей от бывшего кардинала де Шатильона и что она беременна от кардинала Лотарингского! Страдая от мании преследования, Алава испугался, когда в ноябре король отправил его праздновать победу при Лепанте. Он бежал в Нидерланды, одетый «как попугай», скрыв лицо под маской. Екатерину очень повеселил этот комичный эпизод. Благодаря ему она забыла свои собственные страдания: лихорадку, катар и ишиас, причинявшие ей большие мучения, и снова пустилась в тонкие матримониальные переговоры, устраивая хорошие партии своим детям.

Снова зашла речь об английском браке, но на этот раз герцог Анжуйский решительно устранился, и она предложила Елизавете своего последнего сына – герцога Алансонского. Она говорила, что у него уже пробиваются усы. Его единственный недостаток – невысокий рост. Чтобы ей польстить, английский посол Смит напомнил, что великий король Пипин Короткий не доставал до пояса королеве Берте! Для этого брака Екатерина была даже готова заключить лигу между двумя нациями. Такой план устраивал Карла IX, который по-прежнему был настроен против Филиппа II: действительно, соглашение будет подписано 29 апреля 1572 года – одновременно оборонительный пакт и торговый договор.

Вскоре Совет одобрил брак принцессы, однако мать Генриха Наваррского долго не решалась приехать ко двору. Екатерина уточнила, что она приглашала ее не для того, чтобы навредить ей. Жанна насмешливо ответила: «Простите меня, если меня разбирал смех, когда я читала ваши письма, потому что вы просите меня не бояться, чего я и в мыслях не имела, хоть и говорят, что вы едите маленьких [213] детей». Обе королевы встретились 15 февраля в Шенонсо. Жанна подождала, пока уедет кардинал Александрийский, и явилась в Блуа, чтобы заключить брак своего сына с дочерью Екатерины.

Как и следовало ожидать, проблема религиозных взглядов каждого из супругов и церемония свадьбы в соответствии с католическим обрядом стали предметом тягостных переговоров, в ходе которых королева Наваррская консультировалась с министрами-протестантами и даже с послами Англии Уолсингеймом и Смитом, которые находились в Блуа, чтобы разработать брачный договор между Англией и Францией. Наконец, 11 апреля 1572 года Жанна д'Альбре подписала брачный контракт своего сына.

Ее это совсем не радовало; в разговоре с Генрихом она осуждала распущенность этого двора папистов: «Опасайтесь любых развлечений, могущих отвлечь вас от вашей религии и сбить с пути истинного. Такова их цель. Они этого даже не скрывают. Если вы останетесь здесь, вам не удастся этого избежать». Но при этом она давала своему сыну советы, как обольстить Маргариту, которую она считала красивой, разумной и пользующейся большим доверием своей матери и братьев: «Постарайтесь добиться расположения к себе. Не бойтесь говорить смело: запомните, от вашего появления будет зависеть мнение, которое о вас сложится. Возьмите в привычку завивать волосы, но не как у Нерака: пусть они свободно лежат; мне нравится эта последняя мода, так и я советую вам делать».

Замок Блуа действительно превратился в ослепительное прибежище разврата, где маскарады сменяли друг друга, предоставляя возможность для любовных приключений и грубых шуток. Однажды туда явился король с лицом, перемазанным сажей, потом все видели, как он изображал лошадь, водрузив себе на спину седло. Герцог Анжуйский удивлял всех, подражая придворным дамам, что ему самому чрезвычайно нравилось. Он обливался духами, как они, и носил роскошные подвески и великолепные платья. Оба брата по-прежнему безумно ревновали друг к другу. Их ненависть стала причиной кровавой сцены: королева-мать поспешно [214] приказала казнить одного дворянина, Линьероля, который якобы передавал то одному, то другому всякие интимные подробности, тем самым разжигая взаимную ярость.

В этой празднично-беспорядочной атмосфере важная весть, пришедшая из Нидерландов, вдруг разожгла воинственный пыл протестантов и короля против Испании.

В течение марта 1572 года герцог Альба попытался снова завязать торговые отношения между Англией и Фландрией. Таким образом он надеялся улучшить экономическое положение корпораций ремесленников Нидерландов и решить большую часть проблем, ставших причиной недовольства населения королем Испании.

Момент для этого был не совсем удачен, потому что посол Филиппа II был только что выслан из Англии за участие в заговоре против Елизаветы, а герцог Норфолкский поплатился за это головой. Но торговля находилась в таком плачевном состоянии, что королева-еретичка разрешила послам Его Католического Величества вести тайные переговоры. Больше того, она приказала флоту принца Оранского, «морским гезам», покинуть английские порты, где он нашел убежище. Суда взяли курс на Голландию. Шторм вынудил их бросить якорь у Брейля. В этот момент испанский гарнизон оставил город и направился в Утрехт подавлять бунт. 1 апреля гезы захватили город, закрепились в нем, и за несколько дней Флиссинген и Зеландия покорились им. Об этом узнали фламандцы, живущие в Англии, погрузились на корабли и отправились воевать. Они получили крупные английские подкрепления. Мондусё, представитель Франции в Брюсселе, заставляет Карла IX вступить в войну. 27 апреля король посылает Телиньи к Людвигу Нассаускому: он утверждает, что хочет освободить Нидерланды от испанского гнета. Договор, заключенный между Францией и Англией, подоспел как раз вовремя, но он еще не ратифицирован: поэтому нельзя рассчитывать на английскую помощь, тем более что 30 апреля объявлено о возобновлении торговых отношений между Фландрией и Англией – это значит, что Елизавета и герцог Альба пришли к [215] согласию. Карл IX не обращает внимания на то, что его мать совершенно не доверяет англичанам. Он упрямо хочет добиться своего: вручает верительные грамоты и крупную сумму Людвигу Нассаускому, приехавшему в Париж вместе с Жанной д'Альбре, а также дает ему в помощь протестантского капитана Лану. Вместе она атакуют Монс и Валансьен, которые открывают им городские ворота. Но через четыре дня после захвата Валансьена маленькая армия оттуда выбита.