Разделенные океаном - Маурин Ли

— Я договорюсь с риэлтором, — с торжеством заключила она.

Анна не захотела переезжать. Она ничего не сказала, но Левон обо всем догадался по ее лицу, когда затронул эту тему в разговоре. Оно замкнулось, как бывало всегда, когда речь заходила о чем-то, чего она не желала слышать. Когда Анна сказала ему, что полюбила Нью-Йорк, Левон понял, что она имеет в виду Манхэттен с его яркими огнями, театрами, маленькими улочками и широкими авеню, универмагом «Мэйсиз» и рынком на Малберри-стрит, Таймс-сквер, собором Святого Патрика, куда они иногда ходили на мессу — по некоторым обмолвкам и намекам он выяснил, что Анна, как и он с Тамарой, принадлежит к католической вере, — и мириадами других вещей, благодаря которым эта часть Америки стала уникальной и не переставала изумлять их. В хорошую погоду Левон будет скучать по той части пути, которую он, идя с работы домой, проходил пешком, подавая пять центов органисту, который играл исключительно итальянские оперы, по прогулкам в Центральном парке весной, когда почки на деревьях только начинали набухать, или осенью, когда листья опадали. Ему будет не хватать театров, располагавшихся буквально за порогом его квартиры ресторанчиков, в которых подавали угощение со всех концов земного шара, шума и энергии Манхэттена.

— Если я посмотрю тот дом в воскресенье, — обратился Левон к Тамаре, — ты обещаешь сделать кое-что ради меня?

— Лев, мы подыскиваем себе дом не ради меня, а ради всех нас — тебя, меня и Джона. — Он обратил внимание на то, что Тамара не упомянула Анну. — Ладно, что тебе от меня нужно?

— Стань американской гражданкой.

Сам он уже думал и говорил, как американец. Левон употреблял такие словечки, как «йиппи»[44] и «оки-доки»[45]. Он называл Карла «приятель», а доллары именовал «баксами» — но только когда играл в покер со своими друзьями-адвокатами во время долгого обеденного перерыва два раза в месяц по пятницам, о чем Тамара даже не подозревала. Левон хотел принять участие в следующих выборах и голосовать за демократов, так же, как это делали Карл и Олли Блинкер. В глубине души он уже ощущал себя американцем.

— Хорошо, Левон, если ты действительно этого хочешь, — ровным голосом ответила Тамара, — я исполню твою просьбу.

Он видел, что на самом деле она вовсе не горит желанием становиться американкой. Но ведь, в конце концов, он тоже не хотел переезжать в Бруклин. Левону казалось, что он идет на куда большие уступки.

Когда он вернулся домой тем вечером, в вазе на столе стоял огромный букет алых роз.

— Их подарила мне Лиззи Блинкер, — сообщила ему Тамара. — Как ты и говорил, она очень мила.

— И о чем же вы разговаривали?

Тамара пожала плечами.

— В основном о Герби и об Анне. В субботу вечером Блинкеры устраивают очередную вечеринку. — После новогодней ночи парочку наняли развлекать гостей на частных приемах, за что они получили весьма кругленькую сумму.

— Анна уже дома? — Было четверть восьмого, и Джона уже уложили в постель.

— Сегодня Пегги повела их в кино.

Левону недоставало восхитительных улыбок Анны и ее очаровательного присутствия, особенно во время трапезы за общим столом. Он недовольно хмыкнул и понес портфель с бумагами в столовую, чтобы поработать с ними позже. К его удивлению, Тамара последовала за ним.

— Присядь на минутку, Лев, — попросила она. — Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем? — Он раскладывал бумаги на бюро.

— Сначала присядь.

Испытывая раздражение, вызванное главным образом отсутствием Анны, он сел за стол.

— Я рассказала Лиззи о том, что мы собираемся переехать в Бруклин, — начала Тамара, — и что Анна не хочет уезжать отсюда, и тогда Лиззи предложила, чтобы девочка переселилась к ним.

Левон почувствовал, как его захлестывает гнев, такой сильный, что у него вдруг заболела голова.

— А ты спрашивала Анну, хочет ли она переехать в Бруклин?

— Нет, но я и сама знаю, что не хочет. Она замолкает и отворачивается, как только мы заговариваем об этом.

— Как только ты заговариваешь об этом. Я ни разу даже не заикнулся о Бруклине.

— Ох, не говори глупостей, Лев. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Гнев злобными молоточками стучал ему в виски. Левон так резко поднялся на ноги, что опрокинул стул, который со стуком упал на пол. Тамара подскочила на месте. Она явно испугалась. Левон редко выходил из себя и никогда — в ее присутствии. На ее прекрасном, надменном лице отразилось злобное торжество, чего он никогда не замечал раньше. Тамара избегала его взгляда, старательно отводя глаза и сухо поджав губы.

— Вот, значит, почему ты отправилась к Блинкерам? — проговорил он глубоким, рокочущим голосом, который ему самому показался чужим. — Чтобы попросить Лиззи взять Анну к себе. Ты отняла у нее ребенка, а теперь хочешь избавиться от нее самой.

Теперь уже Тамара вышла из себя, хоть и старалась не повышать голоса, явно боясь, что шум может разбудить Джона.

— Я вообще-то не отнимала у нее ребенка, Левон. Если я не присмотрю за ним, то за ним никто не присмотрит. Мне неуютно жить с ней под одной крышей, когда она совершенно игнорирует его существование. Это создает в доме нездоровую атмосферу.

— Что-то я не заметил никакой нездоровой атмосферы.

— Это потому, что тебя никогда не бывает дома, — холодно ответила Тамара. — Если ты не на работе, то уходишь куда-нибудь со своими новыми друзьями.

— Я ухожу с другими людьми только потому, что ты отказываешься пойти со мной. А ведь мы всегда можем нанять няньку для Джона, хотя бы всего на несколько часов.

Глаза Тамары засверкали.

— Я не буду оставлять Джона с нянькой!

— Тогда не обвиняй меня в том, что я ухожу со своими друзьями.

Их спор становился нелепым и абсурдным. Знай Левон о том, что его жена так болезненно отреагирует на его отсутствие, он непременно остался бы дома. Его гнев был вызван тем, что Тамара приложила массу усилий, чтобы избавиться от Анны.

— Ты сказала Лиззи, что Джон — ребенок Анны?

— Нет, конечно. — Она хотела, чтобы все думали, будто Джон — ее сын. — Есть и еще кое-что, Лев, — продолжала Тамара, смягчившись. Подойдя к нему, она положила руки ему на плечи и взглянула прямо в глаза. — Главная причина, по которой я считаю, что Анна должна уйти, заключается в том, что ты влюбился в нее.

Он опешил.

— Это нелепо, Тамара.

— Увы, нет, Лев. — Она приложила пальцы к его губам. Они пахли детской смесью и маслом, которое она втирала малышу в кожу, когда та краснела. — Подумай минутку и ничего не говори. Сколько раз на дню ты вспоминаешь об Анне и сколько обо мне, своей жене? Ты без памяти влюбился в эту девушку. Ты только о ней и говоришь и, готова держать пари, думаешь. — Она отняла пальцы от его губ, но Левон был слишком ошеломлен, чтобы возразить. — Я иду накрывать на стол. Сегодня у нас мясной рулет, настоящее американское блюдо для двух будущих граждан Америки, — со слабой печальной улыбкой добавила Тамара. — Я быстро.