Найти свой остров - Алла Полянская

– Я должен вам это рассказать. Но я боюсь, что…

– Если все живы и здоровы, а это так, об остальном не беспокойся, – отец похлопал его по руке. – Давай, Максимка, рассказывай.

И он, запинаясь, с пятое на десятое рассказал – под внимательным взглядом матери и задумчивым отца. Сколько бы лет ему ни было, для них он все еще ребенок, их Максимка, и так будет, пока они живы. Но что сейчас скажут они, когда он спросит их о… о том, ради чего приехал? Потому что молчание стоит такое звонкое, что уши ломит.

– Ну, что ж…

Отец встает и идет к окну, мать беспомощно смотрит на него.

– Мы с матерью не хотели, чтобы ты знал, что приемный, но не потому, что боялись разговоров или твоей нелюбви или обиды. Мы скрыли это ради тебя самого.

– Да. – Мать уже снова собралась, и ее глаза привычно ироничные. – Дело в том, что когда ты попал к нам, тебе было уже почти шесть лет.

– Но как же…

– Конечно, мы понимали, что ты помнишь свое прошлое, хоть это и очень коротенькое прошлое. Мы жили тогда в Новгороде, отец работал в тамошнем Политехническом институте, преподавал физику и писал диссертацию, а я на тот момент только закончила учебу, и определили меня на Новгородский завод радиотехнических изделий инженером в бюро рационализации и изобретательства. Опыта было у меня маловато, а вот возраст самый комсомольский, и выдвинули меня в комитет шефской помощи. Тогда большие предприятия шефствовали над школами, домами ребенка, интернатами. А нам досталась детская больница. Мы проверяли, чем кормят детишек, поставляли фрукты, мясо – в общем, следили, чтоб и сытно, и полезно. Тогда медицина финансировалась лучше, но помощь наша лишней не была. И однажды я приехала перед первым июня, привезла подарки детям, которые лежали в стационаре, и там я увидела тебя. В изоляторе, избитый в кровь, ты лежал, укрывшись одеялом с головой, и когда до тебя дотрагивались, начинал кричать. Я спросила… спросила о тебе, и мне сказали, что ты – сын женщины, которая убила своего сожителя, и сама ждет суда. И что была еще маленькая девочка, но ее никак не могут найти, а женщина эта… ну, мать… не знает, куда она делась. Я попросила впустить меня к тебе. Ты был как затравленный зверек, а я сказала, что плохой сон скоро забудется, мы с папой придем и заберем тебя отсюда, как только ты поправишься. И что ты упал с высоты, и тебе приснились разные ужасы, но все уже позади, доктора тебя вылечат, и ты поедешь с нами домой. Ты просто сильно ударился и забыл нас, но как только мы привезем тебя в твою комнату, ты сразу вспомнишь! Я шептала это тебе, и вдруг слышу: в комнате на острове были игрушки и еда, и никто туда не может попасть. Ты сам себе рассказывал сказку, как умел!

Мать поднялась, подошла к Матвееву и прижала к себе его голову, словно он до сих пор – тот мальчик и его надо защитить.

– Я пришла домой и сказала отцу, что у нас теперь есть сын. На что он ответил: ну, сын так сын, хотя я думал, будет девочка. И мы спешно начали собирать необходимые документы, чтобы оформить хотя бы опеку – но тут пришло известие, что женщина, которая числилась твоей матерью, умерла в камере – цирроз печени. И мы усыновили тебя, отец обратился к знакомому на очень большой должности – единственный раз попросил для себя… Из больницы мы тебя забрали домой – пришлось выехать из общежития, снять квартиру и сделать комнату – игрушки принесли знакомые, надо же было, чтоб не очень новые, чтоб выглядели уже игранными. Ну и новых купили.

– И я поверил.

– Да, ты поверил. Может быть, оттого, что очень хотел верить. Потому что твоя жизнь до этого была очень страшной. Ты поверил, что тебе приснился кошмар, а на самом деле ты мальчик Максим Матвеев, наш сын, просто играл во дворе, залез на дерево и упал, вот и приснилось такое.

– Я помню… сны, да. Они долго приходили ко мне. Но я считал, что это просто сны, что этого всего не было…

– Да. Мы хотели, чтоб ты думал, что не было у тебя в жизни ничего страшного, потому что такое навсегда ломает, даже ребенка. Мы убедили тебя, что ты просто все забыл в результате падения, и ты поверил и все начал с чистого листа. В шесть лет это можно. А через год папа перевелся в Ленинград, его работу оценили, и мы переехали. И на новом месте никто не знал, что случилось, мы оборвали все связи. Нам дали квартиру – вот эту, но к тому времени у тебя уже были другие воспоминания, вполне обычные для ребенка твоих лет. И к семи годам ты бегло читал, считал – и постоянно рисовал. Вот так, сынок.

– Мамочка… мне так жаль!

– Чего тебе жаль, Максимка? Что заставил нас рассказать тебе? Мы с отцом не собирались. Мы не хотели, чтобы ты вспоминал, чтобы это омрачало твою жизнь. Но так уж сложилось. Ты нашел сестру, и я очень рада, что та маленькая девочка, о которой мне говорили, нашлась – я ведь не раз думала о ней, ужасаясь тому, что могла сделать с ребенком та женщина. А если все сложилось так, значит, и ладно. Мы бы хотели познакомиться с ней и ее сыном. Если она не против.

– Мам, да что ты, кто там против… Вы Нику не видели еще, это такая добрая душа, такая отрытая, нараспашку, и везде у нее друзья-приятели, и всем она помогает, а если с ней беда – от добровольных помощников отбоя нет, и… что смешного?

– Максим, ты себя сейчас описываешь, не находишь?

Родители смотрят на него, улыбаясь, и на Матвеева снисходит умиротворение – ничего не изменилось, его мир устоял.

– И вы не стали заводить собственных детей из-за меня?

– Нет, Максим, – мать грустно улыбнулась. – Когда мы с папой женились, он знал, что у нас не будет детей. Я не могла их иметь. Но мы любили друг друга, и папа сказал – ничего, усыновим. И вот у нас есть ты – наш сын, и какая разница, кто родил тебя на свет, ты родился, чтобы стать нашим мальчиком, нашим сыном!

– А та женщина… Не сохранились ее данные? Возможно, это как-то поможет расследовать то, что происходит сейчас, хотя я не уверен.

– Сейчас принесу документы, – отец удерживает мать на месте. – Сиди, Лида, я сам принесу.

В жестяной коробке из-под печенья – пожелтевшие от времени листки бумаги, сложенные вдвое и перетянутые резинкой.

– До последнего хранили – мало ли. А уговор был такой: как только одного из нас не станет, второй тут же уничтожит документы. Ну а теперь шпионские игры ни к чему. Вот, бумаги об усыновлении. Имя, данное приемными родителями – Максим. Мы решили, что надо поменять все. Ты отзывался на имя Сережа, и новое имя стало еще одним камнем, положенным нами в стену твоей уверенности, что весь кошмар – просто сон. Видишь, сынок, это тебе приснилось, и мальчик тот – не ты, ведь он Сережа, а ты – Максим. Конечно, ты поверил.

– А это…

– Это выписка из уголовного дела.

Матвеев развернул бумагу. История очень простая и обычная, и он понимает, что именно это все он видел когда-то и помнил, где-то глубоко – но помнил. Баркина Людмила Ивановна подозревается в убийстве Кравцова Василия Поликарповича… после совместного распития… драка… нанесла пострадавшему девять ударов кухонным ножом, предприняла попытку сокрытия преступления…