Последняя колония - Джон Скальци

— Как их много, — пробормотал я и почувствовал, что на глаза навернулись слезы.

Генерал их заметил.

— Я дам вам время вернуться в вашу колонию, администратор Перри, — сказал он. — Обещаю, что это будет быстро и безболезненно. Не потеряйте мужества перед своими людьми в последний раз.

— Я оплакиваю не свой народ, генерал, — ответил я.

Гау сначала уставился на меня, а затем взглянул в небо. Как раз вовремя; чтобы увидеть, как взорвался первый из кораблей его флота.

Сделать возможно все, были бы время и желание.

Союз колоний, конечно, очень хотел уничтожить флот конклава. Неприятно жить под дамокловым мечом. Как только Союз колоний узнал о существовании флота, он решил, что с ним необходимо разделаться. Однако это невозможно было сделать в большом сражении: соединенная эскадра конклава состояла из 412 кораблей класса нашего линейного крейсера, и флоту ССК было по численности далеко до нее. Эскадра конклава собиралась в полном составе лишь для операций по устранению колоний, так что можно было бы атаковать корабли по отдельности. Но в этом не было никакого смысла: союзные правительства могли без труда заменить каждый свой корабль, входивший в соединенный флот конклава; к тому же такая стратегия означала вступление в войну со всеми четырьмя с лишним сотнями рас конклава, многие из которых не представляли реальной опасности для СК.

К тому же Союз колоний желал не просто уничтожить флот конклава. Требовалось унизить и пошатнуть этот союз; подорвать самую основу его политики и доверие его членов основателям. Доверие определялось масштабом конклава и его способностью поставить непроходимый барьер на пути свободной колонизации. Союз колоний должен был нанести по конклаву такой удар, которому не помешал бы гигантский размер организации. Цель — показать бессилие конклава и его запрета. Также необходимо было нанести удар в тот момент, когда конклав будет ощущать себя на пике своего могущества — во время осуществления операции против колонии. Одной из наших колоний!

Но у СК не было новых поселений, которым угрожала бы опасность со стороны конклава. Самую последнюю по времени, Эверест, освоили за считанные недели до того, как конклав обнародовал свой манифест. Поэтому колонию следовало основать специально.

Тут-то, как раз вовремя, и объявился Манфред Трухильо с его крестовым походом за свободную колонизацию. Департамент колонизации много лет делал вид, будто не замечает его, и главная причина такого отношения заключалась не только во взаимной ненависти Трухильо и министра колонизации. Давно уже был установлен постулат: лучший способ сохранить планету за собой — сделать ее население как можно многочисленнее, чтобы было непросто быстро перебить всех. Поэтому требовалось увеличивать не количество колоний, а численность населения каждой из существующих. Этой цели можно было достичь путем массового переселения избыточного населения с Земли. Трухильо, неосведомленный о возникновений конклава, мог до бесконечности подбирать союзников и сколачивать партии; в конце концов его, по всей вероятности, частично ввели бы в курс дела и он навсегда остался бы ни с чем.

Но в сложившейся ситуации кампания, развернутая Трухильо, оказалась выгодна правительству. Правительство Союза скрывало от колоний факт существования конклава (как и много разных других вещей). Однако рано или поздно колонии обязательно прознали бы о нем — слишком уж велик был конклав, чтобы его очень долго не замечать. Союзу колоний нужно было, чтобы конклав начал недвусмысленно враждебные действия. И совершенно необходимо — чтобы в борьбу против конклава включились колонии.

Поскольку Силы самообороны колоний набирали рекрутов исключительно на Земле — а также потому, что политика СК заставляла колонии сосредотачиваться прежде всего на своих внутренних делах и проблемах, оставляя вне поля зрения вещи, касающиеся всего Союза, — колонисты редко проявляли интерес к чему-то, не затрагивавшему напрямую их собственные планеты. Поэтому на Роанок следовало отправить представителей десяти самых населенных людских планет. Новая колония должна была сразу попасть в центр внимания более чем половины населения Союза колоний, что автоматически предполагало расширение круга участников борьбы против конклава. В целом открывалась возможность для довольно тонкого и притом принципиального решения широкого круга проблем.

Трухильо сообщили, что его инициатива одобрена, и сразу же забрали дело из его рук. Вот это уже явилось личным выпадом ненавидящей его министра Белл. Однако этим была достигнута еще одна важная цель — Трухильо отстранили от информации. Он был слишком умен для того, чтобы сложить воедино те куски, которые непременно оказались бы в его распоряжении, останься он у руля. Одновременно возникла и политическая интрига: колонии завели грызню за пост руководителя нового поселения, что отвлекло внимание от истинных целей, ради которых СК затевал все дело.

Добавьте в эту картину двух руководителей, назначенных в самый последний момент, и окажется, что никто из верхушки группы колонистов Роанока не имел никаких шансов даже случайно изгадить план Союза колоний: выиграть время и подготовить возможность уничтожить флот конклава. Это достигалось за счет тщательного сокрытия Роанока.

Главным фактором являлось время. Когда Союз колоний затевал свой план, начинать действия было слишком рано: другие расы, колониям которых угрожал конклав, не последовали бы за СК. А вот лишившись своих колоний и увидев в истории с Роаноком доказательство того, что даже могущественный конклав можно обмануть, у потенциальных союзников могло появиться желание наладить отношения с СК.

Роанок являлся символом и для некоторых наименее удовлетворенных членов конклава, которые обязательно решили бы, что существование потаенной колонии лишает их тех выгод, на которые они рассчитывали, присоединяясь к конклаву… Если люди решаются бросать вызов столь могущественной организации и остаются при этом безнаказанными, то какой смысл вообще состоять в конклаве? Каждый лишний день скрытного существования Роанока должен был подбрасывать новый хворост в пламя неудовлетворенности мелких членов конклава, отдавших этой организации свой суверенитет.

Однако главным образом время требовалось совсем для другого. Чтобы опознать все 412 кораблей, входящих в объединенный флот конклава; выяснить, где эти суда находятся, когда флот не ведет военных действий; и скрытно доставить хитрюшников из состава Специальных сил — таких же, как наш старый знакомый лейтенант Стросс, — туда, где находится каждый из этих кораблей. Как и Стросс, эти солдаты Специальных сил были приспособлены к жизни в безвоздушном пространстве. Они обладали нанокамуфляжной оболочкой, которая позволяла устроиться на обшивке корабля и оставаться там невидимыми для почти всех средств обнаружения в течение многих дней, недель или даже месяцев. Но, в отличие от Стросса, каждый из этих солдат был снабжен маленькой, но чрезвычайно мощной бомбой из десятка-полутора граммов высокодисперсного антивещества, хранящегося в вакуумной магнитной ловушке.

Когда «Сакаджавея» вернулась на Феникс с командой «Магеллана», хитрюшники взялись за дело. Беззвучно и незримо они устроились на обшивках указанных космических крейсеров и отправились вместе с ними в заранее оговоренную точку сбора, откуда наводящая ужас армада должна была совершить скачок в небо мира потаенной колонии. Когда в этой области пространства появился беспилотный курьер с «Доброй звезды», хитрюшники с величайшей осторожностью закрепили бомбы на корпусах крейсеров и покинули корабли до того, как они перескочили в нужное место. Аннигиляционные бомбы дистанционно активировал лейтенант Стросс, находясь на безопасном отдалении. Он протестировал их и взорвал в том порядке, который диктовало его эстетическое чувство. Стросс был довольно своеобразным человеком.

Бомбы, получив сигнал подрыва, выбрасывали свое содержимое на обшивку космических кораблей, что гарантировало чрезвычайно эффективный результат при соприкосновении материи и антиматерии. Все это выглядело издали очень красиво, но само действие было ужасным.

Почти все подробности я узнал намного позже и при различных обстоятельствах. Но и тогда, стоя рядом с генералом Гау, я точно знал: Роанок никогда не был колонией в традиционном смысле этого слова. Он заселялся не для того, чтобы люди обрели еще один дом или шагнули дальше в космическом пространстве. Роанок существовал как символ вызова, как залог гандикапа, как медовая западня для тех, кто мечтал изменить вселенную по своему разумению.

Как я уже сказал, если есть время и желание, сделать можно все, что угодно. Время у нас было. А желание — уж тем более.