Макклой Э. Убийство по подсказке. Уэстлейк Д. «361». Макдональд Д. Д. «Я буду одевать ее в индиго» - Эллен Макклой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти три восклицания поочередно донеслись от Ванды, Полины и Роднея. Все трое, поднявшись со своих мест, угрожающе двинулись на Мильхау. Тот попятился и укрылся за собственным столом, прижавшись поплотнее к инспектору.
— Нервы, нервы, поберегите нервы, — плаксивым тоном начал он увещевать своих актеров. — Вы же знаете этот старый голливудский трюк — все ради «паблисити»! Кто же влюбится в красотку на экране или сцене, если она в реальной жизни… синий чулок, на которую…
— Это я — синий чулок? — взвизгнула Ванда.
— В Голливуде жертва такой «романтической любви» хранится в секрете, — заметила Полина.
Род сжал кулаки и молча направился к Мильхау.
— Послушай, не валяй дурака, — Мильхау нырнул под стол, выдвинув в качестве прикрытия впереди себя инспектора Фойла. — Я же старался ради твоего успеха как главного партнера Ванды, заставлял каждого читателя газеты или журнала поверить, что ты сводишь Ванду с ума. Тюфяк!
— Простите, я не помешал?
Все оглянулись. На пороге стоял Лазарус. В одной руке он держал клетку, покрытую куском мешковины. Глазами он искал Базиля.
— Вы сказали, что я могу оставить Дикки сегодня вечером в каком-то безопасном месте. Куда же мне поставить клетку с Дикки? — спросил Лазарус.
— Пусть остается здесь, на столе, в моем кабинете, — ответил Мильхау и помог старику тщательно накрыть ее мешковиной.
Все направились к выходу, и Хатчинс, подойдя к Базилю, положил ему руку на плечо.
— Ну как вам понравился этот трюк хитреца Мильхау, привлекшего даже Шекспира к своей рекламе?
— Да, занятно, — сказал Базиль и вопросительно посмотрел на Хатчинса.
— Шекспир годится для многих современных ситуаций, — с самым серьезным видом продолжал Хатчинс. — Весь вечер пытался вспомнить эту строчку из Отелло, кажется, она звучала так: «А было бы то репликой к убийству, то выяснил бы все я без подсказки…»
Фойл стоял в дверях кабинета со связкой ключей в руках. Он нажал на клавишу в стене. В зрительном зале вспыхнул яркий свет, и в этот момент тишину разрезал дикий вопль женщины. Это закричала Полина. Род устремился к ней. Она стояла сразу за дверью, в коридоре, ведущем в зрительный зал.
— Что случилось? — настороженно спросил инспектор, подойдя к Полине.
— Ничего, ничего… Просто так… нервы… Простите…
Она замолчала. Казалось, ушла глубоко в себя, не замечая никого из окружающих. Ее лицо исказила судорога, как и лицо Ванды там, на сцене, когда и она закричала истошным голосом. Видно было, что ей страшно. Она попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали и улыбки не получилось.
— Должно быть, действительно мои нервы на пределе, — сказала она, как бы оправдываясь, увидев подошедшего к ней Базиля.
Он внимательно оглядел зал. Он был пуст, за исключением одного полицейского в форме, стоявшего на сцене перед красным плюшевым занавесом, который оттягивали вниз, словно гири, пучки золотой бахромы.
— Вы никого не видели здесь? Может, что-то заметили? — пытался выудить у нее что-нибудь инспектор Фойл.
— Нет, инспектор. Ничего я не заметила. Просто я споткнулась, подвернула ногу. Дикая боль… Лучше мне уйти отсюда. Я должна уехать домой, — сказала она и тяжело опустилась в кресло одного из последних рядов.
— Хорошо. Поступайте как знаете. — Он выключил свет в кабинете Мильхау, запер дверь на ключ, выбрав один из целой связки.
— Док, нам по пути? — спросил он Базиля.
— Нет, инспектор, если вы позволите, то я еще побуду немного здесь.
Сопровождавшая их маленькая группа остановилась посередине прохода в зрительном зале. Полина подошла к Базилю.
— Вы что, собираетесь остаться здесь один?
— Если инспектор не имеет ничего против. — Базиль покосился на Фойла.
— Конечно. Что за вопрос!
— А вы считаете, что здесь сегодня совершенно безопасно? — спросил Леонард.
— Он будет здесь не совсем один, — ответил за него Фойл. — У нас на месте преступления постоянно находится полицейский в течение суток или даже двух.
— Только один полицейский? — воскликнула Полина. — В таком громадном здании?
— Это — простая формальность, мисс, — объяснил ей инспектор. — Расследование здесь, в театре, закончено. Все, что может бросить какой-то свет на преступление, даже часть декорации, запачканная кровью, отправлено в лабораторию полицейского управления для анализа.
— И все же… — Полина бросила взгляд на отвесные стены зрительного зала, на сводчатый потолок, наполовину скрытый в глубоких тенях. — Один человек…
— Позвольте мне остаться с вами, — обратился Род к Базилю.
— Нет, не стоит. Все будет хорошо, — Базиль улыбнулся, давая понять Роду, что в сложившихся обстоятельствах он вряд ли может оказать ему помощь.
— Мне не нравится ваша идея, — с серьезным видом сказал Хатчинс. — Как это она пришла вам в голову, доктор Уилинг?
— Мне тоже, — поддержала его Ванда. — Но доктор Уилинг ведь упрям.
Базиль повернулся к Мильхау:
— Не дадите ли вы мне ключи?
— Они у инспектора. Теперь он здесь хозяин.
Фойл протянул Базилю связку ключей.
— Передадите полицейскому, когда все закончите.
Когда потихоньку все стали удаляться от них, Фойл, наклонившись поближе к уху Базиля, прошептал:
— Что, какая-то блестящая идея?
— Театр стал тем местом, где совершено два преступления, два убийства. Мне бы хотелось получше познакомиться с расположением его помещений, пропитаться его атмосферой…
— Значит, вы не хотите, чтобы я остался вместе с вами?
— Нет, спасибо, инспектор. Одному мне сподручнее.
Инспектор бросил взгляд через стеклянные стены коридора, туда, где находился выход на улицу. Все выходили через дверь кассы.
— Что вы думаете об этих людях, доктор? Знают ли они что-нибудь?
— По крайней мере, четверо из них, но один из них уже мертв.
— Кто же остальные трое?
— Полина, Хатчинс и Ванда…
— Может, установить за ними слежку?
— Нет, не нужно. Пусть погуляют на свободе…
После ухода Фойла Базиль прошел вниз по проходу, к сцене, поднялся по маленькой лестнице. За кулисами он опять натолкнулся на ту лестницу с перилами, ведущую в апартаменты Мильхау. Он поднялся. Дверь была заперта. Он нашел в связке нужный ключ и открыл ее. Когда он зажег свет, то увидел, что все лежало на прежних местах: грязные тарелки и стаканы, оставленные на столике для ужина, стулья, расставленные в беспорядке, кресла, через зияющий провал внизу была видна сцена. На ней все было по-старому. Огни рампы и верхние ряды фонарей были погашены, но горела одна дежурная лампочка.
Он внимательно осмотрел комнату, но не нашел в ней ничего примечательного. Устало он присел на одно из кресел. Базиль улыбнулся, вспомнив знаменитый совет, данный Марком Твеном начинающему литератору, который запутался в собственном сюжете: «А вы пробовали подумать?» Его совет вполне пригоден и при расследовании замысловатого преступления. Он мысленно «пробежал» все дело от начала до конца, от того момента, когда он в самолете, летящем из Вашингтона в Нью-Йорк, обратил внимание на заголовок в газете о выпущенной из клетки канарейке, до той минуты, когда Полина так страшно закричала в зрительном зале всего несколько минут назад. Постепенно его разрозненные мысли, сбитые в плотную массу, начинали оседать где-то в глубине его сознания, оставляя пространство наверху, на поверхности, для новых размышлений об этом двойном убийстве. По сути дела, из-за этого он хотел остаться в театре, в одиночестве после ухода всех, чтобы побыть одному в пустынном громадном здании, где в мертвой тишине он, казалось, мог услышать собственные мысли. С самого начала он подозревал, кто убийца. Теперь он был с нравственной точки зрения полностью уверен в его виновности. Но как доказать все это в суде? Для этого он должен был целиком положиться на свидетельства Ламберта после снятия спектрограммы с ручки скальпеля. Жаль, что большинство присяжных не любят химических доказательств. Для них это слишком сложно… с технической стороны…
Какое-то движение заставило его выглянуть через пролом в стене. Там, далеко внизу, что-то двигалось, пересекая тени, отбрасываемые тускло горевшей лампочкой на сцене. Он перегнулся через парапет, наклонился как можно дальше и напряг зрение. То, что двигалось, исчезло.
Он немного подождал. Снова ему почудилось какое-то движение. Теперь он все видел, и видел отчетливо: в яркой дорожке света, отбрасываемой дежурной лампочкой, по сцене летала маленькая желтая птичка. Это была канарейка!
Глава тринадцатая
Движение и шум
Базиль щелкнул выключателем, и в апартаментах Мильхау погас свет. Закрыв за собой дверь, он начал спускаться вниз по лестнице, огороженной перилами. Шаги его гулко раздавались в тишине. Ему казалось, что они слышны даже там, за этими мрачными стенами здания, на улице. Сойдя вниз, он остановился, прислушался. Все было тихо. Он прошел через кулисы на сцену.