Аномалия Шарли - Ша Форд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И серая штука. То, что роботизированные руки вытащили из его затылка. Я не могла думать о том, как это называлось, пока я спала. Оно просто появилось из ниоткуда и заполнило мое поле зрения.
Каждое извивающееся ребро выросло в сто раз, и я увидела нити слизи, которые тянулись между трещинами. Я смотрела, как липкое пятно растеклось по пластиковым застежкам стерилизованного пакета, как оно исчезло в очень большом углублении внутри сплетения роботизированных рук.
Затем я просыпалась.
Сон был адом в Ничто. Мои ночные кошмары были только половиной причины, по которой я боялась закрыть глаза. Воздух становился неподвижным, когда солнце садилось, и большое красивое небо становилось полностью черным — а это значило, что, хотя я ничего не видела, я слышала.
Странные существа бродили по миру ночью. Я слышала, как они шуршали в сорняках, лихорадочно копаясь в пересохшей земле. Они хрюкали друг другу во время работы. Когда они находили что-то стоящее еды, я слышала чавканье и шлепки.
Щебет. Вой. Однажды ночью я проснулась от душераздирающего визга. Визг продолжался несколько минут, перекрывая воздух хором восторженных воплей. Я зажала руками уши и умоляла, чтобы шум прекратился. Когда это, наконец, произошло, на его место пришло нечто худшее:
Чавканье.
Звуки бешеного, кровавого пира.
Я не могла заснуть после этого. Я пошла, как только стало достаточно серо, чтобы видеть, и чуть не споткнулась обо что-то лежащее в траве. Это была голова животного — какой-то большой волосатой свиньи. Глаза были распахнуты и застыли в шоке. Сорняки вокруг головы были в пятнах свежей крови. И это было всего в тридцати ярдах от того места, где я спала.
Это была моя вторая ночь в Ничто — в первую ночь я не могла уснуть, потому что была голодна.
Казалось глупым… быть голодной. Будто я думала, что умереть от голода было самым худшим, что могло со мной случиться. Теперь я была бы в восторге, если бы могла просто умереть целой.
Мои навыки чтения карт были ужасны. Кляйн сказала, что мы были всего в половине дня от Объекта — и, тем не менее, я умудрилась пройти три, не увидев ничего, что хотя бы отдаленно напоминало здание. Я не знала, где была и как долго я смогу продолжать.
Прошло три дня, и я была почти уверена, что умру.
Вчера вечером кончилась вода. Я пыталась нормировать ее, но, клянусь, солнце здесь было жарче, чем когда-либо в Далласе. Оно обжигало, впивалось. Оно грызло меня, сжирало мою кожу, делая ее красной и раздраженной. После первых нескольких миль я сняла верхнюю половину комбинезона и обвязала рукава вокруг талии, открыв нижнюю рубашку. Либо так, либо моя голова взорвалась бы от жара.
Солнце, должно быть, радовалось, касаясь тех частей меня, которые никогда его не видели. Мои плечи были обожжены так сильно, что я ощущала их пульсацию, когда пыталась заснуть; плоскость моей груди была достаточно горячей, чтобы поджечь «SuperMeal». Я боялась, что моя кожа останется красной на всю оставшуюся жизнь.
То, что от нее осталось.
Небо было еще серое, но я уже вспотела. Я даже не смотрела на Куб. Неважно, шла я к Объекту или нет. Я должна была найти немного воды.
Я стала ничем. Просто шелуха девчонки, страдающей от жажды.
Кровь запеклась внутри моего носа, и мои ноги начали дрожать. Каждое порыв ветра сбивал меня с ног. Недавно шел дождь. Я знала это. Я помнила, как несколько дней назад слышала, как толстые жирные капли стучали по броненосцу. Но земля выглядела так, будто дождя не было много лет.
Я часами спотыкалась, ища ручей или пруд, что-нибудь достаточно существенное, чтобы попить. Я бы сунула свой язык в лужу, если бы смогла найти хоть что-нибудь, лишь бы он не треснул.
Скоро полдень, а у меня ничего не осталось. Жар просочился в мои легкие: они твердели и расширялись, делая почти невозможным вдох. Моя голова раскалывалась, и мне казалось, что кровь засохла в моих венах. Затем мой желудок решил присоединиться.
У меня осталось очень мало жидкости. Глупее всего было бы выкашлять еще больше. Но мой желудок решил, что единственный способ выжить — это стошнить в сорняках.
Я не могла это остановить.
В первом позыве ничего не было, как и в двенадцатом. Тем не менее, моя грудь сжималась, а горло продолжало сдавливать с ужасными рвотными звуками. Этот шум обязательно привлек бы внимание — если не того, кто хотел меня убить, то того, кто съест меня заживо.
Мне нужно было сбросить груз. Весь вес, который я могла. Я выбросила несколько припасенных пустых бутылок, думала до этого, что смогу их наполнить. Когда рвота началась снова, я сбросила комбинезон в ближайший куст. Вскоре на мне остались только ботинки и нижнее белье, а куб был засунут в существенную щель в передней части моего нагрудного пояса.
Мне удалось протащить себя еще немного, прежде чем я окончательно упала.
И все. Я лежала в нижнем белье лицом вниз в жалкой тени мескитового дерева. Это была моя низшая точка. У меня не осталось приличия.
Словно подчеркивая этот факт, вокруг моего лица собралась туча комаров. Я уже привыкла к ним. Им нравилось жужжать у моих глаз и губ, нравилось поглощать вкус соли на моей коже. От них не избавиться, как только они прилетали. Мне просто нужно было бежать от них.
Но я не могла даже стоять, не говоря уже о беге. Так что комарам повезло со мной.
Мое тело высохло. Влаги не хватало, чтобы заинтересовать комаров, и, вяло проверив мою вздутую кожу, они улетели дальше. Я закрыла глаза и пыталась отдохнуть. Маленькие комочки грязи и травы прилипали к моему языку каждый раз, когда я вдыхала. Камень впивался в выступающую кость бедра. Что не ныло, ужасно чесалось.
Но это угасало. Все мои чувства угасали.
Чем дольше я лежала, тем больше удалялась. Мне казалось, что ожоги и укусы принадлежали кому-то другому. Это у кого-то тряслись ноги, а не у меня. Чей-то живот урчал — не мой. Меня разрывало на части, и я смотрела, как далеко подо мной страдала незнакомка.
Пока ее тело было неподвижно.
И ее дыхание замедлялось.
Она начинала умирать…
Меня испугал шум. Это произошло, как только я достигла края — края сна или смерти, я не знала. Часть меня думала, что это была всего лишь игра
