Город, который забыл как дышать - Кеннет Харви

Майор Рамси откашлялся, нащупал на поясе кнопку и выключил рацию.

– Найдено еще несколько тел, – майор повернул высеченное из камня лицо в сторону рыбозавода. – Они лежат там, в холодильной камере.

Ким была в такой ярости, что даже не заметила, как вылетела на улицу. Поднялся ветер. Он немного остудил горевшие щеки.

На причале снова собиралась толпа, приехали полиция и военные. Акулу уже увезли. Некоторое время назад по улице мимо дома мисс Лэрейси прогрохотал грузовик. Может, нашли еще что-нибудь странное? Ким остановилась на краю двора и обшарила сумочку в поисках ключей от «фольксвагена», даже встряхнула ее. В сумочке пусто, не звенит. Наверняка оставила в машине. Ким спиной почувствовала взгляд и обернулась. На пороге стояла мисс Лэрейси и прижимала к уху трубку радиотелефона. Старушка показала рукой в сторону причала:

– Там на нижнюю дорогу упокойника выбросило.

В этот момент порыв ветра сорвал с Ким шарфик. Потоки воздуха подхватили шелковую тряпочку и опустили на острую верхушку дерева. Ким некогда было гнаться за сбежавшим платком. Его подарил Джозеф, а в данный момент Ким мужа ненавидела.

– Если что, давай, возвращайся, – крикнула старушка.

– Спасибо, – ответила Ким и помахала мисс Лэрейси рукой. Быстро пошла вниз по дороге к тому месту, где бросила машину. Через улицу тянулась желтая полицейская лента. Перед лентой толпились зеваки. Пять-шесть человек повернулись и посмотрели на Ким. Она открыла дверцу и нагнулась, опершись руками о водительское сиденье. К огромному облегчению, ключи торчали в замке зажигания. Однако долго радоваться не пришлось. Внезапно накатила волна страшной боли, голова начала раскалываться пополам где-то в районе переносицы, Ким сощурилась, ее передернуло. Мигрень. Несколько лет не было. Надолго этот приступ? Боже! Так можно с ума сойти. Ким удалось сесть в машину и втянуть ноги в салон. Едва хватило сил захлопнуть дверцу. Если сидеть здесь слишком долго, да еще зажмурившись и положив голову на руль, кто-нибудь наверняка подойдет, спросит, в чем дело, и отправит назад в Сент-Джонс или в больницу.

Ким вслепую нащупала ключи и завела мотор. Медленно сдала назад, выехала на обочину и развернулась. Впереди метрах в десяти начиналась верхняя дорога. Добравшись до нее, Ким свернула влево, выровняла машину и начала взбираться на холм. Из-за верхушек елей выглядывал шпиль церкви. Заходящее солнце слепило глаза. Боль усиливалась по мере того, как машина поднималась все выше и выше. Ким боялась, как бы не вырвало. Слева показался солнечный дом, а потом и «дом старика Критча», так, кажется, его называли солдат и мисс Лэрейси. Ким разглядела автомобиль Джозефа. Боль все глубже вгрызалась в переносицу, она уже добралась до темени, веки сами собой закрывались. Предметы перед глазами начали двоиться и перемещаться в пространстве. Нет, здесь нельзя останавливаться. Джозеф не должен видеть жену в таком состоянии, не должен видеть ее слабой и хрупкой, не должен понять, как она нуждается в нем. Ким медленно проехала мимо, вскоре асфальт на дороге сменился гравием. Терпеть не было уже никаких сил.

Дорога шла вдоль кладбища. «Очень кстати», – подумала Ким. Она остановила машину капотом к цепи ограды и заглушила мотор. Ким замерла, пережидая нечеловеческую пытку. Перед закрытыми глазами пульсировала белая сверкающая пелена. Ким боялась, что в любую минуту может потерять сознание.

Томпсон смотрел на утопленника. С берега раздался крик.

Сержант Чейз, майор Рамси и доктор дружно повернулись. У серых скал размахивал руками солдат, он что-то нашел на пляже, что-то мокрое, темное, размером с человека.

Толпа зевак уставилась на берег, все разом заговорили.

Майор вздохнул: «У него что, рации нет?» И незаметно от всех нажал кнопку на поясе. Просто он забыл включить передатчик. Только признаваться в этом не хотелось.

Доктор Томпсон пробормотал под нос: «О господи!». Чейз кивнул, его явно не радовала перспектива осматривать еще одно тело.

По берегу разносился стук молотков. К солдатам, сооружавшим забор, присоединились еще трое, и работа пошла быстрее.

Томми Квилти стоял у себя во дворе и увлеченно глядел на заграждение перед клубом. Стоял он, надо сказать, под тем самым кленом, на котором повис шарфик Ким. Налетел ветер, и шарфик закружился у Томми над головой.

Чайка заинтересовалась ярким предметом и попыталась определить степень его съедобности. Томми открыл тетрадь с рисунками. На одной из картинок были изображены он сам, клен и птица. Заметив над головой какое-то движение, художник поглядел вверх. Шелковая ткань мягко опустилась на лицо.

Шелк приятно холодил кожу, Томми замер. Какое восхитительное ощущение! От шарфа веяло духами. Перед глазами возник образ милой темноволосой женщины. Она с кем-то спорила и от этого казалась еще красивее. Томми знал, что ссора бессмысленна. Новое видение: мисс Лэрейси стоит на пороге своего дома и машет рукой все той же красавице. Теперь понятно, как ее найти. Мисс Лэрейси – лучший друг, надо к ней наведаться. Он по-прежнему стоял, откинув голову назад, и вдыхал аромат чудесных духов. Из груди рвался смех, остановиться было невозможно, даже губы защекотало. Пришлось сорвать с лица платок и почесать рот.

Голова болела нестерпимо. Ким не понимала, где находится, ее мутило. В глазах опять все двоилось: кладбищенская ограда, могилы, белая церковь. Такие приступы с Ким случались трижды, и всякий раз выбивали из колеи на целый день. По интенсивности боли с мигренью мог посоревноваться разве только свищ, подкосивший Ким пару лет назад. Свет слепил. Звуки сверлами врезались в уши. От малейшего движения глазам становилось невыносимо больно.

Ким дрожащими руками открыла сумочку, нащупала пузырек с ибупрофеном, открыла крышечку и вытряхнула на ладонь сразу три таблетки, хотя знала, что толку уже не будет. Жалко, запить нечем. Во рту совсем пересохло, таблетки чуть не застряли в горле. Казалось, в голову лупят молнии, выжигая мозг. Пришлось закрыть глаза.

Больно, слишком больно. Ким протянула руку, немного повозилась с замком и открыла дверцу. Свежий воздух хлынул в салон и слегка освежил лицо.

Она скорчилась на сиденье. Снова затошнило. Ким открыла рот. Вот сейчас, сейчас… Нет, обошлось. От боли шумело в ушах. Перед глазами колыхалось белое марево. Сознание уплывало. Ну и пусть.

«Если не вылезу из машины, упаду в обморок, – подумала Ким. – Надо на воздух». Вот только сил на то, чтобы выбраться, уже почти не было. Так, перетащить ноги через порог и опустить их на гравий. Теперь встать. Впереди – ворота кладбища. Там можно посидеть. Там трава. Может, от движения станет легче? Ким добрела до железной опоры ворот, повисла на ней и закрыла глаза.

Она снова разлепила веки. Белая пелена не только не пропала, но стала еще гуще. Шум в ушах нарастал. «Давай, давай, не стой, – сказала себе Ким. Она сделала три шага по дорожке. Впереди простирались ряды серых камней. – Отвлекись. Читай надписи». «Ньюэлл», «Бишоп»… «Блеквуд» – было выбито на третьей плите. Ноги у Ким подкосились. Она споткнулась о камень и упала на могилу Эмили Блеквуд.

Джозеф смотрел в окно гостиной, он ждал Ким. Вид океана, что раскинулся вдали, вызывал смутное беспокойство. На воде качались катера, мелькали военные аквалангисты, на причале толпились зеваки, приехали полиция и армейские машины, набежала ребятня. Со дна один за другим всплывали тюки, очень похожие на человеческие тела. Интересно, утопленники наябедничают, что Джозеф уже видел их и никому не сказал?

Он посмотрел на часы. Цифры должны что-то означать. Их для того и придумали. Джозеф долго шевелил губами, пока не решил, что Ким звонила пятнадцать минут назад. Мимо проехала машина, с виду очень похожая на ее «фольксваген». Да и женщина за рулем смахивала на Ким. Тари хотела выскочить на улицу, но Джозеф ее не пустил. Снаружи опасно. Нельзя никуда выходить. И нельзя никого впускать, пока не убедишься, что это свой. Хотя, конечно, всегда легко ошибиться и принять подделку за настоящие чувства, а подменыша за близкого человека. Ким. Как она выглядит на самом деле? Как ее опознать? Можно ли верить собственным глазам? Она – мишень, это ясно. Но других сведений нет.

– О чем вы с мамой говорили? – спросил Джозеф. На этот раз Тари не рисовала, а играла на ковре с темноволосой куклой.

Дочь пожала плечами.

– Да так, ни о чем.

– Но она ведь звонила.

Тари рассмеялась:

– Да. Она только что проехала мимо на машине. Наверное, разворачивается. Ты сам так сказал.

– Сказал, и совсем недавно.

Тари покачала головой и поднялась на ноги. Она держала куклу за волосы, та молча болталась в воздухе. Обе они, Тари и кукла, посмотрели на Джозефа, потом повернулись, словно собрались выйти из комнаты.

– Иди перекуси, – сказал он нервно. Перед глазами мельтешили белые точки, все время хотелось отмахнуться. – У тебя голодный вид. Мама скоро приедет.