Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Элизабет Гоудж

Ровно в десять минут пятого Мария сходила за мисс Гелиотроп и привела ее вниз, одетую в лиловое бомбазиновое платье, в одном из лучших чепчиков Эстеллы на голове и в кружевной косынке.

«Ну вот, мисс Гелиотроп», — сказала она, открывая дверь в гостиную, где в центре комнаты стоял, склонившись со шляпой в руке Робин, — «это Робин. Я с ним знакома почти всю мою жизнь, и я собираюсь за него замуж, потому что мы не можем не быть вместе. Я его очень люблю, и вас я очень люблю, так что вы должны любить друг друга».

«Боже мой!» — сказала мисс Гелиотроп, в крайнем изумлении рассматривая Робина поверх очков. — «Боже мой! Что за необычный, такой розовощекий мальчик».

«Разве не таким я описывала вам его в Лондоне?» — спросила Мария.

«Да, он такой», — отозвалась мисс Гелиотроп. — «Только больше».

«Мадам, я с тех пор вырос», — сказал Робин и снова очень вежливо поклонился, шляпа с павлиньим пером, метущим пол, в правой руке, левая рука прижата к сердцу в галантной манере, модной в те времена, когда мисс Гелиотроп была молода. Тут стало очевидно, что оправившись от первого шока и изумления, сердце мисс Гелиотроп потеплеет.

«Боже мой!» — снова произнесла она, но уже более сердечно.

Робин подошел к ней и поцеловал ей руку: «Ваш слуга, мадам, до скончания моих дней».

Тут сердце мисс Гелиотроп растаяло окончательно, и она наклонилась и поцеловала его. «Хороший мальчик», — сказала она. — «Тот ли ты мальчик, которого Мария придумала в Лондоне, или нет, я сказать не могу, но ты хороший мальчик, и если ты нравишься Марии, у тебя не будет более верного друга, чем Джейн Гелиотроп».

Прозвучали чьи-то шаги и вошел Старый Пастор с веточкой розовой герани, воткнутой в петлицу сутаны.

«О, сэр», — воскликнула Мария. — «Не будете ли вы так любезны прогуляться с мисс Гелиотроп в саду за кухней? Там приятно и тепло на солнышке, и деревья цветут так красиво. Там такая уютная скамейка под тутовником. Не посидели бы вы там и не почитали бы немного вслух мисс Гелиотроп? Она любит, когда ей читают вслух, особенно поэзию. Ей понравится книга английской поэзии, которую вы одолжили мне, и французская тоже». — Мария вынула из кармана обе книжечки и подала их ему. — «Чай в пять», — закончила она.

Старый Пастор заморгал глазами, взял книжечки, поклонился мисс Гелиотроп и предложил ей руку. «Достоин ли я этой чести, мадам?» — сказал, он и повернулся к Марии: «Ваше королевское высочество, до сего дня ни одной из самых искусных ловушек, расставленных женщинами, не удавалось меня поймать. Но в вашу я добровольно иду сам. Ибо в ней колдовство и храбрость луны, которая так мала, а сражается со всей великой тьмой, и мужчина, что не сочтет себя ее добровольным рабом, рожден глупцом».

Отдав таким образом дань восхищения Марии, Старый Пастор повел мисс Гелиотроп из комнаты, и Мария с Робином остались одни. «Робин», — сказала она, — «я хочу, чтобы ты пошел в комнату к сэру Бенджамину и привел его вниз. Будь здесь у окна гостиной, гляди на розарий и занимай его беседой».

«Как долго?» — спросил Робин. — «И о чем?»

«Пока я не вернусь. Я ненадолго. Поговори об овцах. Сэр Бенджамин может часами стоять в одной позе и говорить об овцах».

Затем она вылезла в окно гостиной и побежала в самый дальний потайной уголок розария. Эстелла ее не обманула. Она была там в сером с розовым узором платье, весеннее солнышко освещало ее непокрытую маленькую гордую головку. Она стояла очень прямо, и несмотря на свой крошечный рост, держалась по-королевски, и побеги роз окружали ее свежей зеленью.

«Малютка Мама», — обвивая ее руками, закричала Мария, — «Человек из Темного Леса придет сегодня на чай».

Эстелла вскрикнула от радости и крепко сжала Марию в объятиях. «Что же ты сделала, Мария? Ты чудесная храбрая маленькая Лунная Дева! Как это тебе удалось?»

«Рассказывать все придется долгие часы. Поэтому займемся этим попозже. А теперь, Эстелла, я хочу, чтобы ты взглянула в окно гостиной на то, как я украсила ее цветами».

«Ты заставила меня проделать весь этот путь только для того, чтобы взглянуть на цветы?» — спросила Эстелла. Но она не сердилась, а просто улыбалась.

«То, что ты увидишь в окно гостиной, стоит прогулки», — заверила ее Мария, — «А теперь, пожалуйста, закрой глаза».

Эстелла закрыла глаза, и поскольку, как и сэр Бенджамин, она. была личностью, полностью заслуживающей доверия, она не подглядывала сквозь ресницы, пока Мария вела ее к дому. Они обе смотрелись так красиво, когда шли рука об руку через розарий в цветочных платьях, солнечный свет золотил их легкие волосы, а облако маленьких птичек сопровождало их трепетом разноцветных крылышек и каскадом песен, взмывающих вверх в синее небо. Мужчина и мальчик, стоящие у окна гостиной, перестали разговаривать об овцах и в восторге затаили дыхание.

«Пора!» — сказала Мария, и Эстелла открыла глаза.

Она увидела обилие ярко-розовой герани — гордости Корнуолла. Они наполняли окно и всю гостиную, как в тот вечер много лет тому назад, перед тем как ее возлюбленный потерял самообладание и выбросил их в окно. И он стоял среди цветов, одетый в свой лучший, похожий на цветную капусту, парик, в свой воскресный сюртук и жилетку, которую она сделала для него много лет тому назад, и смотрел на нее, как будто она была солнце, луна и все звезды, собранные воедино.

«Эстелла!» — зарычал он в восторге, — «Прости меня во имя Неба за то, что я выбросил эти проклятущие герани из окна, иди скорее сюда и больше не исчезай!»

Эстелла забралась через открытое окно на подоконник, и как дитя, скользнула в его объятья, а Мария унеслась, как ветер, через сад и по ступенька поднялась в залу.

«Все в порядке!» — закричала она Робину, который тоже, как ветер, выскользнул из гостиной. — «Мы хорошо поработали. Ты не возражаешь, чтобы сэр Бенджамин женился на твоей маме?»

«Пусть женится, если хочет», — сказал Робин. — «Меня не волнует, кто на ком женится, если только ты выйдешь замуж за меня».

Охваченный внезапной радостью, он сделал то же самое, что и сэр Бенджамин, обнял Марию крепким медвежьим объятием, так что у нее перехватило дыхание. И все звери, Рольв, Захария, Тишайка, Виггинс и Барвинок (который был теперь уже в самой зале) собрались вокруг них в хоровод и рычали, мяукали, пищали, лаяли и ржали от радости, пока Мармадьюк Алли не встал, руки в боки, на пороге кухни и не улыбнулся широчайшей из всех своих улыбок, концы которой побежали к его ушам и скрылись там.

Тут сквозь шум, который они производили, проник звук цокающих копыт, но не одной лошади, а множества. Казалось, приближается большая компания всадников. Мария и Робин оторвались друг от друга и побежали к двери, а Мармадьюк и все звери сгрудились вокруг них. Сад был полон Людьми из Темного Леса на черных лошадях, некоторые из них были совершенно неподвижны, а другие двигались по двое, и неподвижные были тисовыми кустами, а двигающиеся — месье Кукарекуром де Мраком и его присными. В саду было полно и черных петухов, хотя все за исключением одного стояли неподвижно, и только этот один махал крыльями и кукарекал с плеча своего хозяина.

«Они пришли все!» — в ужасе прошептала Мария. — «Я пригласила только месье Кукарекура де Мрака, а они пришли все!»

«Не бойтесь, молодая госпожа», — прозвучал из-за ее плеча успокаивающий голос Мармадьюка, — «всего предостаточно. Есть сливовый пирог, шафрановый пирог, вишневый пирог, пирог с воздушной глазурью, эклеры, имбирные пряники, меренги, сладкий крем, миндальные пирожные, песочные пирожные, шоколадное суфле, овсяное печенье, рожки с кремом, девонширские булочки, корнуолльский пирог, бутерброды с вареньем, бутерброды со сладким творогом, тосты с корицей, медовые тосты. Этого хватит на двадцать человек и больше. Не бойтесь, молодая госпожа, когда готовит Мармадьюк Алли, всего предостаточно».

«А подогретый кларет!» — воскликнула Мария.

«Его тоже», — отозвался Мармадьюк. — «Запасы неограниченны».

Мария и Робин рука об руку стояли на верхней ступеньке, как принц и принцесса, и восклицали: «Добро, пожаловать!» А мужчины, спешиваясь у камня, с которого обычно садились на лошадей, и оставляя своих черных коней бродить в компании тисовых лошадей из сада, поднимались по двое, кланялись Марии и Робину, проходили мимо почетного караула, в котором стояли все звери, в залу, где их приветствовали сэр Бенджамин и Малютка Эстелла, стоящие, как король и королева, перед большим камином.

К чести сэра Бенджамина и Эстеллы, вытащенные из гостиной в залу шумом, который в ней происходил, они немедленно перестали заниматься только своими личными делами и без малейшего недоумения начали играть роль хозяина и хозяйки по отношению к двадцати гостям, на которых раньше они всегда смотрели как на врагов…

«В будущем, сэр Бенджамин». — сказал месье Кукарекур де Мрак, низко кланяясь, — «вы найдете во мне все, что должно быть в добром соседе».