Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

Гудела земля под копытами тысяч и тысяч копыт коней восставшего на возмездие казацкого войска и говорила своему герою: «Иди вперед, Богом данный, твердо и смело, ибо если остановиться на половине дороги, то скатишься вниз. Иди, и поднимутся все вслед за тобой. И горе тебе, тому, перед кем города будут открывать свои ворота, если вдруг в появившейся гордыне своей ты забудешь народ и веру, если только для себя соблазнишь ты на смерть хоть единого из малых сих. Дерзай, Богдан, и легионы ринутся в битву вместе с тобой!»

Богдан Хмельницкий, стратег и мастер политической интриги, совершенно не собирался повторять традиционные ошибки казацких восстаний и в очередной раз наступать на грабли Речи Посполитой, успевавшей подавить бунты до народного вмешательства в мятежи. Гетман прекрасно понимал, что шляхетскую победу нужно искать только в атаке, в которой должны участвовать не только малочисленное перед огромной Польской Короной казацкое товарищество, но и посполитые, собранные со всех украинских земель. Именно этот страшный по силе двойной удар может свалить колоссального, хоть и насквозь глиняного польского колосса, но даже это будет только началом независимости Украины. Магнаты, нобили, королята будут набирать наемников в Европе до последнего и бросать в горнило народной войны. Появляющейся Украинской державе нужны внешние государственные союзники и привлечение к первой атаке на шляхту Крымского ханства положит основание договорам с соседними странами, которых Хмельницкий добьется несмотря ни на что!

Казацкий гетман нового нарождающегося государства – войска был хладнокровным мастером боя, непринужденно и легко ориентировавшимся в боевой обстановке. Богдан мог мгновенно собрать полки своих рыцарей в кулак, изменить направление удара и в месте с ним весь план сражения и всей войны. Его окружала когорта витязей-побратимов, прошедших огонь и воду сражений в Европе и на Черном море. Хмельницкий отдавал себе отчет, что без победного разгрома оккупационной двадцатипятитысячной армии Николая Потоцкого народ на революцию не успеет, а значит, войско великого коронного гетмана Речи Посполитой должно быть разбито. Богдан всегда был уверен в том, что в битве сабли и ума всегда побеждает ум и собирался это доказать уже в 1648 году, понимая, что в случае непобеды нового года у него уже не будет. Пять тысяч отчаянных казацких бойцов, у которых вдруг сделалось одно сердце, суровые и безмолвные шли вперед победить или умереть. Все понимали, что вот-вот должна свершиться не только судьба Польской Короны, но и доля Украины.

Справа от войска Хмельницкого вел свою четырехтысячную орду Тугай-бей. Богдан помнил, что Александр Македонский всегда выигрывал битвы своим страшным косым ударом с правого фланга. У казаков мало конных полков и татарские всадники восполнят эту очень важную брешь в Войске Запорожском, в котором пока еще не было даже пушек, в середине XVII столетия уже игравших важнейшую роль в битвах. Гетман Богдан Хмельницкий остановил своего белого аргамака на древнем кургане и стал вглядываться вправо, где нес и нес свои нескончаемые воды невидимый в весенней дали Славутич. Где-то там Иван Ганджа со своим полком перехватывал четырехтысячную войсковую группу шедших морем наемников и реестровиков. Увести своих казаков к Хмельницкому, оставив в тылу две тысячи беспринципных наемных вояк, было мало, и Хмельницкий понимал, что сам должен быть на берегу Днепра там, где высадятся полки. Вот только надо осадить и запутать Стефана Потоцкого с его панцирными хоругвями и почти тридцатью пушками, из которых четыре были убойными тяжелыми мортирами.

Сразу три разведывательных отряда вдруг выявились из горизонта и подлетевшие чубатые хлопцы доложили батьке Богдану, что в пяти километрах чуть севернее бежит речка Желтые Воды, а в двадцати пяти километрах за ней не спеша двигаются польские хоругви с прапором гетманского Стефана Потоцкого. Хмельницкий не собирался атаковать в лоб прикрытые десятками пушек панцирные полки. Гетман первым подскакал к реке и приказал войску окапываться. «Табор» – прозвучала многоголосая команда и казаки быстро разобрали с возов наготовленные заранее заступы и рогожи. Подошедшие на следующий день к Желтым Водам полки гетманенка увидели, как с другого берега на них внимательно смотрел полностью готовый казацкий лагерь, укрепленный по лучшим запорожским и европейским образцам. 19 апреля 1648 года два вражеских войска встали друг против друга.

В подзорную трубу было хорошо видно, как разъезжает по строившемуся польскому лагерю Стефан Потоцкий в позолоченных доспехах и под леопардовой шкурой. Хмельницкий понимал, что приставленные к гетманенку отцом опытные советники во главе со Стефаном Чарнецким объяснили начинающему полководцу, что дело пошло совсем не так, как хотелось и виделось из пьяных Черкасс. Нельзя атаковать восставших казаков, которых вдруг оказалось намного больше, чем жалкие две тысячи, да еще и прикрытых татарской ордой. Нужно ждать вторую днепровскую группу Барабаша и Караимовича, которая ударит Хмельницкого сзади. Чарнецкий мудро предложил не атаковать, а отступить и дожидаться войска великого коронного гетмана, но вспыхнувший от ожидания возможной славной победы Стефан Потоцкий почти закричал, что никогда не отступит перед никчемными хлопами. Польше еще не раз придется кроваво расплачиваться за никчемных полководцев, поставленных многомудрым неподкупным сенатом руководить войсками. Дело житейское. Хмельницкий подождет реестровиков от Днепра, и тогда увидим, чья сабля лучше рубит вражеское железо.

Военный совет польского войска решил дожидаться второго отряда от Днепра и атаковать бунтовщиков двойным ударом до полного уничтожения. Богдан тут же понял, что все идет как он задумал, и помчался на помощь Гандже, понимая, как много решается на днепровских кручах. Добрые казаки, а позаочи могут и не поверить даже геройскому гетманскому полковнику. Гетман почти физически ощущал, как качаются весы казацкой победы. Ему уже доложили, что завтра байдары морской группы встанут прямо напротив казацкого лагеря у Желтых Вод чуть ниже Кременчуга, между левыми днепровскими протоками Ворсклой и Орелью и будет до них чуть больше ста километров. Неси, аргамак, своего Богдана туда, где его ждут и не ждут. Скачи, боевой конь и пусть ветер дует тебе в спину всегда.

24 апреля представители реестровых полков тайно собрались на черную раду, слушать Ивана Ганджу, красноречивого витязя победы или смерти. Все понимали, что не победа в бунте означает смерть восставших, и все шло совсем не так просто, как виделось полгода назад из чигиринской рощи. Громкий голос хмельницкого полковника хорошо слышали все собравшиеся воины:

– Вы за костелы или за божьи церкви? Будете помогать Польской Короне, чтобы она заплатила вам неволей? Разве не Украина – матерь ваша? Хмельницкий уже стоит с полками против польских хоругвей, ставитесь и вы с ним против шляхты. На ноги, хлопцы! Тот, кто как Каин поднимет руку на брата – такому проклятому аспиду не будет помилования ни на том, ни на этом свете! Не поднимем же вооруженную руку на борцов за наше общее дело. Пусть поглотит нас Славутич за такую пекельную справу!

Ведший реестровиков Михаил Кричевский, половина Корсунского полка которого уже перешла к Хмельницкому еще в Запорожской Сечи, рассудительно сказал, что без разоружения двух тысяч идущих с ними наемников к гетману идти нельзя, а значит, реестровики просто полягут в битве с ними, ибо победить легкой казацкой пехоте равного ей по количеству закованного в доспехи противника в открытом бою нельзя. Это был тупик и опытные полковники Ганджа и Кричевский решили тут же послать за Богданом.

Внезапно высокий днепровский берег покрылся серыми казацкими свитками и все увидели сидевшего на боевом коне гетмана, за которым лавой раскатились его геройские всадники, примчавшиеся на помощь своим товарищам. Казалось, все четыре тысячи бойцов услышали его трубный голос:

– Привет вам дети мои, от ваших братьев в цепях, от матери Украины и от меня, ее слуги. Одна душа у нас и одна правда, один ум и одно сердце, одна ярость и один гнев. Встанем же за поруганную веру и родную землю, опоганенную панством, за обращаемый в быдло народ. Не дадим врагу терзать нашу родину. Вперед, за правду и волю, и впереди нас всегда будет лететь крылатая победа!

Одним сердцем ответили Богдану казацкие полки:

– Мы все пойдем за тобой на поляков! Насильная присяга нам не присяга. Веди, батька, на ляхов и погибель панству! Отомстим тем, кто называет нас хлопами!

Продажных войсковых есаулов Барабаша и Кареимовича зарубили, почти не заметив, и казаки, вдруг поддержанные невесть откуда взявшимися боевыи чайками, быстро окружили две тысячи наемников. Служившие за плату жолнеры сдаваться не стали, поскольку при этом теряли жалованье, и поэтому в недолгой яростной схватке им пришлось потерять только жизнь, а не наемные деньги. Хмельницкий помчался к оставленным Желтым Водам, а наказной атаман Федор Джеджалий повел реестровиков за ним. Казацкие разъезды успели перехватить двух лазутчиков, посланным комендантом Кодака Гродзинским к Стефану Потоцкому: «Сообщаю моему любезному пану печальную весть – 24 апреля около Каменного Затона, шедшее водой Запорожское Войско, взбунтовалось и побило полковников и старшину». Шли казацкие полки к батьке гетману и катилась впереди них волна жуткого боевого смеха, предшественника победы: «Цо, пышное панство, щось не тэ, шо мэтэ? Зачекайте трохи, бо идем до вас гуртом на вечерю. Ждите, ляхи, пошлем вас к вашим любимым дьяблам на бигос. Не таковы вы совсем, чтобы вас миловать!»