Путешествие к центру Земли - Жюль Верн

– Будем плыть, как плыли, – отвечает дядюшка.

Я обращаюсь к Гансу. Ганс с невозмутимым спокойствием управляет рулем.

Однако если на расстоянии по крайней мере двенадцати лье можно различить струю воды, то животное должно быть сверхъестественной величины. Самая обыкновенная осторожность требовала бежать. Но мы не для того прибыли сюда, чтобы соблюдать осторожность.

И мы плывем, как плыли! Чем ближе мы подплываем, тем огромнее становится водяной столб. Какое же чудовище может вмещать в себе такое количество соды и беспрерывно его выбрасывать?

В восемь часов вечера мы находимся всего лишь в двух лье от животного. Его огромная туша вздымается в море, подобно островку. Обман зрения или страх? Но мне кажется, что длина этого чудовища превышает тысячу туазов! Что же это за китообразное животное, о существовании которого не подозревали ни Кювье, ни Блюменбах? Оно лежит неподвижно, словно спит; море, невидимому, не в силах его поднять, и только волны плещутся о его бока. Водяной столб, высотою в пятьсот футов, падает с оглушительным шумом, как дождь. А мы, безумцы, плывем прямо к этой чудовищной туше, которую не насытила бы и на один день целая сотня китов.

Мною овладевает ужас. Я не хочу плыть дальше! Если понадобится, я разрублю снасть! Я возмущаюсь профессором, но он не обращает на меня никакого внимания.

Вдруг Ганс встает, указывает пальцем на угрожающую точку и говорит:

– Holme!

– Остров! – кричит дядюшка.

– Остров? – говорю я, пожимая плечами.

– Очевидно, – отвечает профессор и раскатисто хохочет.

– Но этот водяной столб?

– Geyser! – говорит Ганс.

– Конечно, гейзер! – отвечает дядюшка. – Гейзер, подобный тем, какие существуют в Исландии![21] Сначала я никак не хотел согласиться с тем, что мог так грубо ошибиться: принять островок за морское чудовище! Но очевидность доказывает противное, и я принужден, наконец, признаться в своей ошибке. Просто-напросто: естественное явление!

Чем ближе мы подплывали, тем грандиознее представлялись нам размеры водяной струи. Островок в самом деле удивительно похож на китообразное животное, голова которого поднимается над морем на десять туазов. Гейзер – в Исландии произносят: «Гейсер», что означает «Ярость», – величественно вздымается на берегу островка. Время от времени раздается глухой взрыв, и мощная струя воды, как бы в припадке ярости, взлетает до самых облаков, разбрасывая вокруг целые снопы пара. Водяной столб, и ничего больше! Ни трещинных излияний, ни горячих источников, ничего, кроме этого водяного столба вулканического происхождения! Космические излучения, пропуская свои лучи сквозь призму водяных капель, создавали феерическое впечатление.

– Пристанем к берегу, – говорит профессор.

Но необходимо осторожно обогнуть этот водяной столб, который моментально пустил бы наш плот ко дну. Ганс, искусно маневрируя, пристает к острову.

Я выскакиваю на скалу. Дядюшка проворно следует за мной, и только охотник остается на своем посту, как человек, привыкший ничему не удивляться.

Мы ступаем по граниту, смешанному с кремнистым туфом; земля дрожит под нашими ногами, как перегретый паровой котел, от нее пышет жаром. Мы подходим к небольшому водоему, из которого бьет горячий ключ. Я опускаю в кипящую воду термометр, и он показывает сто шестьдесят три градуса.

Значит, вода выходит из раскаленного очага. Это решительно противоречит теориям профессора Лиденброка. Я не могу не отметить этого факта.

– Ну, и что ж? – возражает он. – Что в этом такого, что говорило бы против моей теории?

– Ничего, – отвечаю я сухо, видя, что имею дело с неисправимым упрямцем.

Все же должен признаться, что нам до сих пор удивительно везло и что, по неизвестной мне причине, наше путешествие совершается при благоприятных условиях температуры; но мне кажется очевидным, даже несомненным, что мы рано или поздно окажемся в таких местах, где центральный жар достигнет наивысшей степени и выйдет за пределы всех термометрических измерений.

– Поживем, увидим! – говорит профессор. И, назвав вулканический островок именем своего племянника, он дает знак к отплытию. Я еще несколько минут наблюдаю за гейзером. Я замечаю, что его струя бьет вверх неравномерно, что иногда сила ее уменьшается, потом снова возрастает; я приписываю это явление неравномерному давлению паров, скопившихся в его хранилище.

Наконец, мы отплываем, обходя чрезвычайно крутые южные скалы. Ганс во время остановки привел плот в порядок.

Перед отплытием я произвожу несколько наблюдений, чтобы определить пройденное расстояние, и записываю результаты в свой журнал. Мы прошли со времени нашего отплытия из бухты Гретхен двести семьдесят лье и находимся в шестистах двадцати лье от Исландии, под Англией.

35

Пятница, 21 августа. На другой день великолепный гейзер исчез из виду. Свежий ветер уносит наш плот от острова Акселя. Рев воды мало-помалу затих.

Погода, если позволено так выразиться, скоро переменится. Атмосфера насыщается парами, которые вбирают в себя электричество, порождаемое испарением соленой воды; тучи все ниже нависают над морем и принимают однообразную оливковую окраску; электрические лучи едва пробиваются сквозь густую завесу, опущенную над сценой, где должна разыграться бурная драма.

Я переживаю совершенно особое состояние, свойственное всякому живому существу на земле перед стихийным бедствием. Слоисто-кучевые облака на южной стороне горизонта являют собой грозное зрелище: в них есть нечто неумолимое, как это наблюдается перед грозой. Воздух удушливый, море спокойное.

Облака скопляются в плотные, тяжелые хлопья, расположенные в живописном беспорядке; постепенно эти хлопья взбухают, количество их уменьшается, но зато увеличивается их объем, и плотность их такова, что они не могут отделиться от горизонта; но усиливающийся ветер гонит облака вверх, и они понемногу сливаются воедино, темнеют и скоро образуют один грозный слой; порою клуб пара, еще пронизанный лучом света, врывается в этот сероватый покров и вскоре исчезает в его пустой массе.

Атмосфера, очевидно, насыщена электричеством: я весь пропитан им; волосы мои становятся дыбом, словно при приближении к электрической машине. Мне кажется, что если бы мои спутники дотронулись до меня в эту минуту, они получили бы сильный удар.

В десять часов утра признаки бури становятся еще ощутимее.

Мне не хочется еще верить угрозам неба, и все же я не могу не сказать:

– Готовится буря!

Профессор не отвечает. Он в убийственном настроении, в которое его приводит эта безбрежная водная пустыня. Он только пожимает плечами.