Щит - Василий Горъ

Честно говоря, сначала я думала, что он в них сомневается, но к третьей перемене блюд пришла к выводу, что у такой дотошности есть и иное объяснение — король УЧИЛСЯ! У собственных вассалов!! И делал это с явным удовольствием!!!

С этого момента я перестала обращать внимание на то, что оба горца обращаются к королю на «ты» и игнорируют чуть ли не все правила дворцового этикета, а королевский казначей позволяет себе высказывать свое мнение до того, как Неддар к нему обратится: люди, собравшиеся в Зале Озерных Лилий, были истинными последователями древних мудрецов, и говорили, забыв о словах[137]!

Понаблюдав за ними еще какое-то время, я уверилась в том, что права, и, наконец, поняла причину, заставившую короля пригласить на этот завтрак еще и Этерию Кейвази. Баронесса казалась неотъемлемой частью компании: она не присутствовала при разговоре, а участвовала в нем. И не как марионетка, а как полноправный собеседник. Мало того, ее суждения принимались с явно видимым восторгом, ибо, как правило, оказывались неожиданными, но при этом предельно взвешенными. И, кстати, идеально вписывались в понятия о дворянской чести.

Мне тут же стало не по себе — у меня такого окружения не было.

Или было?

Попытка разобраться со своим прошлым окончилась тем, что я перестала следить за ходом беседы и ушла в себя. Вернее, в свое прошлое, в котором были живы отец, мать и братья, а мои обиды на них не стоили и гнутого копья.

Картинки из той жизни сменяли одна другую и мельничными жерновами ложились на мою истерзанную душу. Теперь, вспоминая себя-ребенка, я понимала, что за твердым отцовским «нет», мягким маминым «поверь, это неправильно, дочь…» и теобальдовским «ты что творишь, дуреха?» пряталась Любовь. И от понимания того, чего я лишилась, у меня разрывалось сердце…

Почувствовав такое знакомое прикосновение к щеке, я всхлипнула, потерлась щекой о мамины пальцы, открыла глаза и… чуть не умерла от стыда: платок, смахнувший с моей щеки слезинку, оказался зажат в руке Неддара Латирдана!

— Я послал за мэтром Регмаром… Он скоро придет, напоит вас успокоительным и проводит в ваши покои…

— Не надо Регмара, сир! — затараторила я. — И успокоительного — тоже: я просто вспомнила своих родителей. И расчувствовалась.

— Вы уверены?

— Да, ваше величество!

— Хорошо. Тогда выпейте хотя бы компота — успокоительного это не заменит, зато восполнит потерянную влагу, — осторожно пошутил он.

Я грустно улыбнулась, пригубила из своего кубка, поставила его обратно на стол, а потом сообразила, что в зале остались только мы двое.

— А где все остальные, сир?

— Вы хотели поговорить со мной в их присутствии? — притворно удивился король.

— Н-нет…

— У них нашлись неотложные дела.

— Спасибо, сир, — опустив взгляд, выдохнула я. Потом собралась с духом и посмотрела ему в глаза: — М-да, я всю ночь представляла этот разговор, а сейчас не знаю, с чего начать…

— Попробуйте с начала.

«С начала? — подумала я. — А почему бы и нет?»

— Я — д’Атерн. То есть пряма, порывиста и уперта.

— Отец сравнивал нрав барона Корделла с лесным пожаром, — кивнул Неддар.

— Так вот, клятва, которую я дала Крому по прозвищу Меченый, явилась следствием одного из таких порывов.

Король задумчиво подергал себя за ус и жестом предложил продолжать. Поняв, что он не собирается делать выводы по первому же предложению, я, наконец, почувствовала уверенность в себе:

— Однако это не значит, что я об этом жалею — этот человек сделал для меня больше, чем кто бы то ни было, включая моих родителей. И не только для меня — каждая зарубка на его посохе — чья-то спасенная жизнь.

— Не уверен, но допускаю…

— Так и есть, сир, у меня было достаточно возможностей, чтобы в этом убедиться.

— Хорошо, скажу иначе — я не спорю! Давайте дальше…

— В общем, у меня достаточно оснований, чтобы пытаться помочь Крому всеми доступными мне законными способами…

— Хорошее уточнение, — улыбнулся Латирдан. — Значит, я могу быть спокоен, что вы не возьмете штурмом королевскую тюрьму?

— Можете, — вздохнула я, поймала ускользнувшую было мысль и продолжила: — В общем, я тут изучила Право Крови и пришла к выводу, что член Внутреннего Круга, контролирующий ход расследования по делу Крома Меченого, отступает как от духа, так и от буквы закона.

Неддар посерьезнел:

— И в чем это выражается?

— Насколько я знаю, на сегодняшний день я — единственный человек, которому не безразлична судьба этого Бездушного. Значит, согласно Строке семнадцатой двадцать шестого Слова Права Крови, я имею полное право видеться с его защитником.

— Так и есть.

— В той же Строке сказано, что в течение двух дней после завершения процедуры выбора защитника королевский судья обязан уведомить об этом родственников или близких Бездушного.

— Граф Грасс — не королевский судья, — уточнил Неддар.

— Да, сир! Но он общается с судьей, с дознавателем, обвинителем и защитником. И знает о моей клятве. Значит, обязан сообщить им о моем существовании и проконтролировать выполнение ими своих обязанностей. Кстати, чтобы вы не пытались объяснять его бездействие как-то иначе, я уточню формулировку: у меня есть основания считать, что он прямо препятствует свершению правосудия. А это — преступление!

Услышав слово «преступление», Неддар подобрался, как тигр, готовящийся к броску:

— Вы можете их озвучить?

— Конечно, сир! С первого дня моего пребывания во дворце мэтр Регмар поил меня отваром алотты, между прочим, вызывающим очень быстрое привыкание. Как оказалось, мысль о том, что я нуждаюсь именно в этом успокоительном, ему подсказал мэтр Коллир, лекарь графа Грасса. Этого самого Коллира я не видела ни разу. Он меня, соответственно, тоже. Не знаю, как вам, а мне такая трогательная забота о моем здоровье нравится как-то не очень.

— Мне — тоже.

— Вчера вечером, узнав, что граф Рендалл остался ночевать во дворце, я решила задать ему несколько вопросов. Увы, беседа не получилась — человек, которого мой отец считал ближайшим другом, оказался очень занят! За пару минут, которые он мне все-таки уделил, я успела узнать, что он по каким-то непонятным причинам не собирается присылать мне посох Крома и его личные вещи и «пока не имеет представления», в чем именно признался мой майягард.

— Странно.

— Странно? Даже я, воспитывавшаяся в родовом замке, знаю, что Грасс крайне добросовестен. И ничего не делает просто так!

— Угу.

— Кроме того, я точно знаю, что до суда осталось то ли три, то ли четыре дня. Значит, Кром уже выбрал себе защитника, королевский судья доложил об этом графу Грассу, а он… мне солгал! Позволю себе уточнить, сир, что солгало мне не частное лицо, а должностное — член Внутреннего Круга, контролирующий законность ведения дела в отношении Бездушного. Или, говоря другими словами, один из пяти человек, с которыми у ваших подданных ассоциируется слово Правосудие.

Король гневно раздул ноздри, подхватил со стола пустой кубок и с силой вбил его в столешницу:

— Я с ним разберусь.

Потом заставил себя успокоиться и добавил:

— У вас будет вся интересующая вас информация. Сегодня же вечером. Даю слово.

Глава 27

Кром Меченый

… — Не-е-ет! Только не меня-а-а!! Умоляя-а-а-ю-у-у!!! — истошный крик, разорвавший царящую на этаже тишину, заставил меня упереться руками в нары и прислушаться.

— Я все рассказал, все-о-о! Отпустите-е-е!! А-а-а, рука-а-а!!!

— Что, тварь, страшно? — скользнув вплотную к решетке, злорадно поинтересовался Желудь.

Я равнодушно оглядел стражника с головы до ног и продолжил прерванное упражнение: объяснять ему, что голос кричавшего показался мне знакомым, я не собирался.

Не дождавшись ответа, воин смачно харкнул на пол, растер плевок сапогом и повернулся к напарнику:

— Слышь, Ослоп, он перешел все границы! Я с ним говорю — а он… он мне угрожает!!!

— Охолони, дурень! Ты что, совсем тупой? Тебе же сказали, что за него мы отвечаем ГОЛОВОЙ!!!

— Да ты посмотри — он же готовится к побегу!

— Желудь, ты тупой, как чурбак из дуба, с которого ты упал! Я понимаю, что тебе невмоготу, но, если на нем появится хотя бы один синяк, нас поставят на уши.

— Он никому не скажет. — Воин повернулся ко мне и ласково улыбнулся: — Ведь не скажешь, правда?

— Еще одно слово — и я позову начальника караула, — предупредил Ослоп. — И скажу, что ты собираешься нарушить приказ его светлости.

— Сольешь[138]? Меня? Из-за какого-то там Нелюдя?

— Желудь! Его дело — на контроле у графа Грасса!

— Ну, ты и мра-а-азь…

— Думай, что хочешь. Но ключа от камеры я тебе не дам.

Желудь презрительно оскалился, потом рубанул левым предплечьем по сгибу локтя правой руки и повернулся ко мне: