Московские страсти - Сергей Ермолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толпа нестройно скандирует:
- Один за всех и все за одного.
Сам политик не обращает внимания на людей, кричит:
- Мы здесь народ! Не вы наша власть, а мы ваша! Хватит воровать голоса на выборах!
Нельзя игнорировать нечто другое, трудно поддающееся описанию. Выражение лица. Этот человек кажется непробиваемым. Как стена.
Возможно, в этом он прав. Он сам сознательно загнал себя в такую ситуацию, выбраться из которой можно только убивая.
Рядом со мной двое молодых людей с белыми повязками начинают кричать:
- Ваши выборы – фарс!
Толпа с готовностью их поддерживает. За кем молодежь, за тем и будущее.
-У нас украли миллионы голосов! – надрывается толпа, размахивая самодельными плакатами. Кто-то потратил на создание транспарантов свое время. Как давно согласовали этот митинг? Неужели никто изначально не верил в честность прошедших выборов?
– Воры должны сидеть в тюрьме!
Лозунги, слишком длинные и неуклюжие, но в толпе люди кричат, пытаясь докричаться до невидимых слушателей. Кто должен засвидетельствовать гнев нескольких человек?
Я смотрю вперед, где толпятся первые ряды, занявшие лучшие места у небольшой сцены с белым плакатом, на котором алыми буквами написано «Выборы». Что там такое с выборами я прочитать не могу, флаги и плакаты загораживают обзор.
Я иду к сцене. На пути оказывается оппозиция с красным транспарантом ”Власть нас не слышит!”. Транспарант с одной стороны держит парень с тоской на лице, с другой девушка. Лицо её ожесточённо и злобно, как у собаки, защищающей свою кость. Мне становится интересно и я становлюсь напротив неё. Мимики на лице у девушки нет. Вокруг неё много людей с фотоаппаратами.
Большинство лиц мелькавших на трибуне были теми персонажами, которым судьба большинства россиян, таких как я, совершенна безразлична. Отставленные от власти политики, представители гламурной интеллигенции и революционеры.
У меня возникает странное ощущение тревоги. Но я прихожу к выводу, что волноваться не из за чего.
Выступает какой то здоровенный мужик, не умеющий говорить. Но толпа ему аплодирует, и опять ненавидит власть.
Особенно мне антипатичны призывы к скандированию глупых слоганов, вроде «Пока мы едины, мы непобедимы» и «Рабы не мы, мы не рабы». Скандирование лозунгов – это типичное манипулирование толпой: способ «разогрева», отключения сознания, притупления ответственности, легкий способ создания «пятиминуток ненависти». Люди, кстати, это понимают, и волны выкрикиваемых лозунгов очень быстро затихают. Доказательства никому не нужны. Я в этом убедился, видя, как у нас действует закон. Нужно только намекнуть на то, что кто то виновен.
В какой-то момент выступающие на митинге стали повторять друг друга, обвинения властей носят всё больше и больше абстрактный характер. Основной пар уже выпущен в атмосферу, накал этого пара заметно ослабевает. Пора уходить.
Когда российское СМИ вообще не врет, не извращает, не искажает? Бывают ли такие светлые лучики в темном царстве? Многие считают что стоит им посмотреть новости и они все обо всем знают. Это не так. Знают они ровно то, что им говорят по экрану. Везет тем, кто хотя бы купил лотерейный билет. Организаторы митинга сделали больше. Они подготовили мероприятие.
Поддерживается особая атмосфера приподнятости, сдобренной страхом. Лидерам оппозиции нужно удерживать актив в напряжении известиями о промежуточных победах и всё новых угрозах. И они делают это очень искусно. Ноль мыслей. Одни ощущения.
Главной задачей постановщиков спектакля являлось создание соответствующей их задачам толпы. Это означает, привлечение к действию достаточной массы людей, их концентрация в нужных точках пространства, удержание их в нужных местах в течение необходимого времени и такая обработка их сознания, чтобы толпа по сигналам режиссеров точно выполняла именно те действия, которые требуются по сценарию. Больше всего меня злит то, что это правда.
Участники митинга, простые люди, стали как бы зрителями, затаив дыхание наблюдающими за сложными по¬во¬ро¬тами захватывающего спектакля. Не¬види¬мый режиссер втягивал людей в массовки, а артисты спускаются со сцены в зал. Вокруг меня уже теряют ощущение реальности, пе¬рестают понимать, где игра актеров, а где реальная жизнь. Нереальное действует на толпу почти так же, как и реальное.
Я думаю обо всех этих людях – их так много – и спрашиваю себя: почему?
Думаю, я злюсь на себя. И на них. На всех этих людей. Я думаю: почему, они должны это делать?
Рядом со мной человек с российским флагом рассказывает, что по городу стоят несколько автобусов с провокаторами и камнями, которые власти намерены использовать для подавления митинга. Он убеждает, что большинство автобусов перехвачено, а шоферы перешли на сторону народа.
- Что ты собираешься делать? - спрашиваю я его.
- А? - он поворачивает голову, думая о своем.
- Ты же собираешься что-то делать.
- А что?
- Что-то в этом, по-моему, не то, - говорю. - Как-то оно… - я не могу оформить словесно отчетливое ощущение неуместности. Не знаю, почему это вдруг меня цепляют даже не размышления - так, нервная суета мысли.
– Откуда такая ненависть? – Я сам удивляюсь, что все же решаюсь спросить.
Он молчит.
– Что ты думаешь обо всем этом?
– Все это дурно пахнет.
– Им нужно больше крови.
— Идиоты.
Его сосед человек, прикрывающий лицо от солнца вздыхает.
— Ничего мы тут поделать не можем, пошли, — говорит он.
— По моему, бесполезно этим заниматься, — отвечает другой.
— Почему? — интересуюсь я.
— Я не жалуюсь, но всё это как то не так должно быть.
— Именно так, только так и никак иначе.
— Это ничего не изменит.
— Что ж, может, ты и прав. Впрочем, ведь это лишь первое впечатление. Подождем, пока оно отстоится.
— Забавно, — заявляю я, — вот так иногда не знаешь, что творится у тебя под носом.
– Россия рушится.
– Я думаю, уж где нибудь найду местечко.
– Вы не понимаете всей серьёзности положения. Наверняка это только начало. Могут быть места, где пока что всё выглядит безобидно и не так страшно. Но чему быть, того не миновать. Это неотвратимо.
Цветная революция – это бунт уставших от серого цвета. Существует только то, что существует в телевизоре.
«Не дай им обмануть тебя». Я повторяю и повторяю эти слова до тех пор, пока сам в них не поверил. Учимся ли мы на своих ошибках?
Когда все кругом плохо, может стать еще хуже.
«Ты являешься частью их плана», думаю я. «Будь предельно осторожен. Ты более уязвим, чем полагаешь. Ты даже не задумываешься над этим».
Что побуждает нас к действию?
Голос следующего оратора я слышу прекрасно: никогда не забуду этот гнусавый выговор; таким голосом не говорят, а приказывают:
— Ждать от власти нечего, надеяться на ее приверженность национальным интересам – наивно. Верить, что со временем нынешние правители научатся управлять, – глупо. Не тот кадровый состав. Значит, состояние российской экономики будет и впредь определяться ценами на нефть и газ. Высокотехнологичные отрасли, требующие крупных долгосрочных капиталовложений, развиваться не будут. Изношенная инфраструктура без амортизационных отчислений начнет рассыпаться. Будут взрываться электростанции, сходить с рельсов поезда, падать самолеты. Наука и культура начнут все больше прозябать. Армия, лишенная боевой техники и вооружения, станет деградировать на глазах. Можно понять родителей, предпринимающих все возможное, чтобы уберечь детей от службы в такой среде. МВД и другие силовые структуры постепенно превратятся из общегосударственных в частные охранные предприятия, обслуживающие незначительную часть населения.
То, что он говорит и как говорит, звучит впечатляюще. Пугающе. Почти убедительно. Я не понимаю ничего. Я ненавижу этот типаж. Они маршируют по городу и вещают о зле глобализации и эксплуатации. Это чистого вида позерство.
Парень рядом со мной вздрагивает, потом жмурится. На голове его кепка белого цвета, надетая козырьком назад. Тёмно-зелёная кофта, на спине чёрный рюкзак. Секунду спустя он открывает глаза и смотрит на меня.
— Ты как, ничего? — спрашиваю я.
— Да, — он неуютно передергивает плечами. — Очень сильные эмоции. Они застали меня врасплох.
— Меня тоже.
– Это только слова. Вы можете их повторить.
И он говорит:
– Они зловещие. Они бессмысленны.
– Здесь каждый думает только о себе, – успокаиваю я его.
Эти слова вырываются у меня нечаянно, но я тут же понимаю, что их невозможно взять назад.
– Вы, по-моему, ненавидите президента, – продолжаю я. - Вот в чем дело.
Он обдумывает мои слова и медленно произносит: