Де Голль - Марина Арзаканян

Для председателя РПФ и его сподвижников быстро пролетел 1949 год, сменившийся 1950-м. Голлисты поняли, что добиться досрочного роспуска Национального собрания им не удастся. Поэтому им ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать следующего 1951 года с его очередными выборами в нижнюю палату парламента. Пока же де Голль и его сторонники, помимо практической деятельности, занялись и теоретической работой.

Именно в конце 40-х — начале 50-х годов окончательно сложилась идеология голлизма, которая стала крупнейшим идейно-политическим течением современной Франции. Она состояла из внутриполитических, внешнеполитических и социально-экономических взглядов.

Главным стержнем внутриполитических воззрений де Голля была идея «сильного государства». Генерал неоднократно говорил о том, что во главе Франции он хотел бы видеть наделенного широкими полномочиями, независимого от партий президента республики. Председатель РПФ, разрабатывая эту концепцию, специально изучал труды французских и зарубежных правоведов. Ее также развили многие голлисты — Мишель Дебре, Жак Сустель, Жорж Помпиду, Жак Шабан-Дельмас, Рене Капитан.

Внешнеполитическая доктрина голлизма базировалась на идее «национального величия» Франции. Де Голль считал, что французской нации совершенно необходимо осознавать свое величие, могущество и авторитет. Для этого внешняя политика Франции всегда должна быть направлена на защиту ее национальных интересов.

Социально-экономическая концепция голлизма разрабатывалась в духе реформизма. Необходимость в проведении социальной политики де Голль почувствовал на завершающих этапах войны и в первые послевоенные годы, когда во Франции наблюдался мощный подъем народно-демократических сил и широкие слои трудящихся и интеллигенции требовали демократических преобразований во французском обществе. Разрабатывая социально-экономическую доктрину, генерал и его сторонники выдвинули идею «ассоциации труда и капитала», то есть установления системы, объединяющей лиц, обеспечивающих работу предприятия. Занимались ее развитием так называемые левые голлисты — Рене Капитан, Луи Валлон, Лео Амон. По их мнению, «ассоциация» была бы единственным решением, позволяющим отмежеваться от традиционных капитализма и социализма. В ее основе лежал контракт, заключаемый между главами предприятий (представителями капитала) и персоналом (трудящимися). Подписывая его, наемный работник становился своеобразным акционером, чей вклад (труд) уравнивался по важности и значению с вкладом капитала, а вознаграждение в той или иной мере зависело от производительности и прибылей.

Отношения де Голля с подчиненными по РПФ складывались не всегда легко. Он, как и во время войны, не терпел никаких возражений своим действиям и суждениям. Мало того, без его ведома голлисты не принимали ни одного важного решения. Если случалось так, что было необходимо срочно что-то предпринять, а генерал не находился в это время в Париже, то приходилось ехать к нему в Коломбэ. Телефону не доверяли. «За каждым "да" и за каждым "нет", — писал Жак Сустель, — нужно было пускаться в нескончаемое путешествие»{323}. Горе тому, кто этим пренебрегал. Де Голль не прощал своим соратникам, если они делали то, что ему не нравилось, или даже думали не так, как он.

В апреле 1950 года у председателя произошел конфликт с одним из его сподвижников времен войны, полковником Реми. Тот написал в журнале «Каррефур» статью, в которой заявил, что де Голль был мечом Франции, а Петэн — ее щитом. Генерал возмутился подобным сравнением. Поставить в один ряд его, вопреки всему продолжавшего борьбу, и предателя национальных интересов, обрекшего свой народ на порабощение! Прочитав статью, председатель РПФ процитировал фразу Тита Ливия: «Рабство всегда обходится гораздо дороже, чем война»{324}. 13 апреля 1950 года он написал Реми:

«Мой дорогой друг,

Для меня в этом деле есть три вещи.

Первое — это моя дружба, мое уважение, мое восхищение Реми. Это нерушимо. Здесь нет никаких вопросов.

Второе — это позиция, которую вы публично заняли по отношению к Виши и Свободной Франции. Она не совпадает с моей. Мы как-нибудь поговорим об этом.

Третье — это то, как вы действовали. Учитывая, что вы входите в исполнительный комитет и у меня с вами сложились доверительные отношения, вы не должны были публиковать статью на такой сюжет, не переговорив предварительно со мной.

Вот так, ну а дальше пусть все идет своим чередом…»{325}

Реми не стал вступать с де Голлем в дискуссию, но ряды РПФ покинул.

В семье де Голль был совсем другим. Его отношения с женой, детьми, братьями, многочисленными племянниками, родными жены всегда отличались теплотой. В Коломбэ «царствовала» Ивонна. Генерал подчинялся установленному ею распорядку дня, всегда вовремя появляясь из кабинета или библиотеки в столовой к завтраку, обеду и ужину. Председатель РПФ не стал возражать, когда в доме поселился ангорский котенок Пусси, носившийся по комнатам за какой-нибудь ленточкой или бумажным шариком и играющий своими маленькими лапками со шнурками ботинок генерала{326}. Ивонна очень хотела, чтобы ее муж бросил курить. И де Голль сделал это в 1948 году. Ему было трудно. Генерал повторял:

«Мне говорили, что из-за табака я стал плохо видеть. И я перестал курить. С глазами все осталось по-прежнему. Так что я напрасно лишил себя удовольствия»{327}.

В конце 40-х годов де Голль с женой несколько раз ездил в имение ее родителей Сетфонтэн. Теперь им владел младший брат Ивонны Жан. Генерал не участвовал в традиционно устраиваемой там облавной охоте, но с удовольствием общался с родными жены и вспоминал проведенные здесь дни молодости. Однажды в Сетфонтэн он прочитал стихи Анны де Ноай[32], которые записал в свой дневник именно здесь в далеком 1924 году:

Pourtant, un jour, de moi, tu t'en iras, jeunesse,Tu t'en iras portant l'amour entre tes brasJe souiffrirai, je pleurerai, tu t'en iras…Jusqu'a ce que plus rien de toi ne m'apparaisse{328}.

И вот однажды, молодость, покинешь ты меня,Уйдешь и унесешь с собой любовь,Страдать я буду, плакать без тебя,Но даже твой осколочек не возвратится вновь[33].

Надежды и разочарования

Приближался 1951 год, на который председатель РПФ и его сторонники возлагали большие надежды. В стране должны были состояться очередные парламентские выборы. Еще в октябре 1950 года де Голль писал сыну: