Де Голль - Марина Арзаканян

Жизнь в Буассери шла спокойно, размеренно. Де Голль вел переписку, читал, гулял, как всегда, очень много курил. Одним из его излюбленных занятий стало раскладывание пасьянса на небольшом ломберном столике. Оживление в доме наступало, когда в Коломбэ приезжали дочь или сын генерала. Тогда за обедом разговор обязательно заходил о политике. Бывшему председателю Временного правительства все давали советы. «Папа, — говорил ему Филипп, — вы должны создать собственную партию». А жена твердила: «Нет, нет, Шарль, не соглашайтесь. Как только вы наведете в лавочке порядок, вас предадут». — «Ивонна, — бурчал в ответ генерал, — вы рассуждаете как ребенок»{299}.

В 1946 году де Голль задумал писать «Военные мемуары». Он обсуждал их замысел с Франсуа Мориаком. Бывший глава Временного правительства вознамерился изложить свои достижения, создать собственную легенду. Осенью он начал писать. Генерал работал необычайно вдумчиво и тщательно. «Он, — как вспоминал Клод Ги, — писал часами напролет, что-то расшифровывая, переписывая, зачеркивая, вновь начиная. Обдумывая или записывая какое-нибудь выражение, он играл, передвигая пальцами, со своей вечной сигаретой, обводил кончики букв, расставляя перекладинки на "т", штриховал зачеркивания. И вот, наконец, в его голове складывалась совершенная фраза, лаконичная, звонкая как звук трубы»{300}.

Мемуары де Голля открывались его размышлениями о Франции:

«За годы моей жизни я составил собственное представление о Франции. Оно порождено как разумом, так и чувством. В моем воображении Франция предстает как страна, которой, подобно сказочной принцессе или мадонне на старинных фресках, уготована необычайная судьба. Инстинктивно у меня создалось впечатление, что провидение предназначило Францию для великих свершений или тяжких невзгод. А если тем не менее случается, что на ее действиях лежит печать посредственности, то я вижу в этом нечто противоестественное, в чем повинны заблуждавшиеся французы, но не гений самой нации.

Разум также убеждает меня в том, что Франция лишь тогда является подлинной Францией, если стоит в первых рядах; что только великие деяния способны избавить Францию от пагубных последствий индивидуализма, присущего ее народу; что наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Короче говоря, я думаю, что Франция, лишенная величия, перестает быть Францией»[29].

Когда генерал работал над этими строками, его сыну вручили орден Почетного легиона. 2 декабря 1946 года де Голль писал Филиппу:

«Поздравляю тебя с получением ордена Почетного легиона. Будь уверен, что как отец я горжусь, что ты удостоен такой награды. Ты заслужил ее своей отвагой в боях так же, как твой дед в войне 1870 года и отец в войне 1914–1918 годов. Но из нас троих ты стал кавалером ордена в самом молодом возрасте. Такова судьба нашей гордой и благородной французской семьи, которая сливается с судьбой самой Франции»{301}.

Объединение французского народа

В начале 1947 года де Голль в Коломбэ, казалось, еще больше погрузился в работу над мемуарами. Он, как всегда, и много читал. Сейчас генерал с удовольствием перечитывал «Замогильные записки» Шатобриана. Он цитировал фразу писателя: «Отчизна, я прошу для себя немного славы, но лишь для того, чтобы приумножить твою»{302}. Мысли о современном положении отечества не покидали де Голля. 7 января в письме Элизабет де Мирибель он отмечал:

«Сейчас наблюдается закат изнуренной Франции, хотя мы всеми силами пытались предотвратить это. Теперь мы ушли и свернули наш парус. И все-таки глубокий источник не иссяк, просто пока есть препятствия, которые не дают ему выбиться наружу. Да, многие французы отказались от величия, но Франция помнит его и мечтает о нем»{303}.

Ближайшие события показали, что де Голля главным образом и заботило, как вернуть стране ее величие. 2 февраля 1947 года генерал сказал Клоду Мориаку: «Я очень страдаю от того, что Франция находится в таком состоянии… Я попробую создать Объединение»{304}. Бывший председатель Временного правительства решил действовать. Раз французы не выступают с призывом к нему, он сам призовет их на бой с ненавистной Четвертой республикой. Де Голль пригласил в Коломбэ своих верных соратников Жака Сустеля, полковника Реми, Андре Мальро, Гастона Палевски, Жака Бомеля, Мишеля Дебре и заявил им, что хочет создать и возглавить объединение, имеющее целью бороться за возрождение Франции и против, ее пагубной политической системы{305}. Вскоре они, выполняя поручение генерала, совершили ряд поездок по Франции и оповестили бывших участников движения Сопротивления о том, что де Голль готовит создание объединения, и подали это событие как повторение призыва 18 июня{306}.

Бывший глава Временного правительства решил создать не политическую партию, а именно объединение, имеющее как бы надклассовый характер и включающее в себя все компоненты французской нации. Основание новой голлистской организации было провозглашено в несколько этапов весной 1947 года. 30 марта де Голль выступил в нормандском городке Брюневаль. Туда съехались почти 50 тысяч человек. В окружении своих соратников — адмирала Тьерри д'Аржанлье, генерала Лармина, полковника Реми, Сустеля, Мишле, Шумана — генерал произнес речь. В ней он отдал дань событиям прошедшей войны, но в заключение в одной несколько замысловатой фразе сказал самое главное:

«Настанет день, когда огромное количество французов объединится, чтобы отвергнуть бесполезные политические игры и реформировать плохое устройство, при котором нация сбивается со своего пути, а государство деградирует»{307}.

Через неделю, 7 апреля, де Голль уже в Страсбурге. Он прибыл туда на празднование второй годовщины освобождения Эльзаса от немецких захватчиков. В эльзасскую столицу, так же как и в Брюневаль, съехалось много народа со всей страны. Все гостиницы города и окрестностей были переполнены. Генерал прибыл вместе с Мальро, Сустелем, Палевски, Шабан-Дельмасом, Мишле, Капитаном, Дьетельмом. Днем с балкона городской ратуши он выступил перед огромной толпой собравшихся. На этот раз его речь носила политический характер. Де Голль выразил свое отрицательное отношение к Конституции 1946 года, подверг критике деятельность правительств Четвертой республики и выдвинул программу действий с целью изменения французской политической системы и установления «сильной власти». В конце выступления бывший глава Временного правительства заявил: