Покрашенный дом - Джон Гришем

— Нет, сэр.

— Ну вот, а я смотрел. Боб Лемон был питчером у «Индиэнс». «Тайгерс» неудачно выступают, они опять на последнем месте.

— Меня не особенно интересуют игры в Американской лиге, — сказал я, повторяя слова, которые регулярно слышал от отца и деда с тех пор, как себя помню.

— Какой сюрприз! — воскликнул со смехом Джимми Дэйл. — Слова истинного болельщика «Кардиналз»! Я в этом году одиннадцать раз был на стадионе «Тайгер», и, должен сказать, команды Американской лиги здорово вас догоняют! «Янкиз» играли у нас две недели назад — свободных мест на стадионе не было! У них новый игрок, Микки Мэнтл, самый лучший из всех, что я видел! Мощный малый, скорость отличная, противников выбивает в аут одного за другим, а уж если отбивает мяч, пиши пропало! Из него выйдет толк! А у них еще есть Берра и Ридзуто!

— Все равно терпеть их не могу! — сказал я, и Джимми Дэйл снова засмеялся.

— По-прежнему хочешь выступать за «Кардиналз»?

— Да, сэр!

— Фермером быть не хочешь?

— Нет, сэр.

Я слыхал, что взрослые говорят о Джимми Дэйле. Ему здорово повезло, что он сумел удрать с наших хлопковых полей и хорошо устроиться на Севере. И он любит поговорить о деньгах. Он обеспечил себе хорошую жизнь и всегда готов помочь советом другим ребятам из фермерских семей нашего округа.

Паппи считал, что фермерство — единственная достойная работа, которой должен заниматься мужчина, за исключением, может быть, только профессиональной игры в бейсбол.

Некоторое время мы потягивали чай, а потом Джимми Дэйл спросил:

— Ну и как нынче хлопок?

— Пока что хорошо, — ответил Паппи. — Первый сбор прошел отлично.

— А теперь пойдем по второму заходу, — добавил отец. — Закончим, видимо, через месяц или около того.

Из глубины лагеря Спруилов появилась Тэлли с полотенцем или какой-то тряпкой в руках. Она обошла красную машину, держась от нее на расстоянии, тогда как ее семейка все еще в восхищении толклась около; они ее даже не заметили. Она посмотрела на меня издали, но не подала никакого знака. Мне вдруг наскучило говорить о бейсболе и хлопке и машинах и прочем в том же роде, но просто так свалить было неловко. Это было бы грубо с моей стороны — так вот просто встать и уйти, отец сразу заподозрит неладное. Вот я и продолжал сидеть и смотреть, как Тэлли скрывается за домом.

— А как там Лютер? — спросил отец.

— Нормально, — ответил Джимми Дэйл. — Я его на завод устроил. Зарабатывает три доллара в час, работает сорок часов в неделю. Он никогда не видел таких денег.

Лютер был еще один наш кузен, тоже Чандлер, но из дальних родственников. Я однажды видел его, на похоронах.

— Так что домой он не вернется?

— Сомневаюсь.

— Тоже хочет на янки жениться?

— Не спрашивал. Думаю, сделает так, как ему захочется.

Возникла пауза, и напряжение на минутку спало. Потом Джимми Дэйл сказал:

— Не стоит его винить, что он там остался. Я что хочу сказать, они же, черт возьми, потеряли свою ферму. И он работал на чужих людей, убирал для них хлопок, зарабатывал всего тысячу баксов в год и не имел свободного дайма в кармане. А сейчас имеет шесть тысяч в год плюс премии, а потом и пенсия.

— И в профсоюз вступил? — спросил отец.

— Да, конечно! Все ребята, которых я отсюда вытащил, вступили в союз.

— А что такое профсоюз? — спросил я.

— Люк, пойди погляди, где там мама, — велел Паппи. — Ступай, ступай.

Вот, пожалуйста, стоит задать самый невинный вопрос, и тебя тут же отсылают прочь! Я спустился с веранды и рысью понесся за дом, надеясь увидеть Тэлли. Но она уже ушла и, без сомнений, купалась теперь в речке, но без своего преданного сторожа.

Бабка стояла в калитки огорода, опершись на ограду и наблюдая за тем, как мама и Стейси ходят между кустами. Я остановился рядом с ней, и она взъерошила мне волосы.

— Паппи сказал, что она проклятая янки, — тихонько сообщил я ей.

— Не ругайся.

— Я не ругаюсь. Просто повторяю его слова.

— Они хорошие люди, просто другие. — Бабка явно думала о чем-то своем. Нынешним летом она часто разговаривала со мной вот так, словно меня не замечая. Ее усталый взгляд убегал куда-то вдаль и мысли тоже уносили ее далеко от нашей фермы.

— А почему она так странно разговаривает?

— А она считает, что это мы говорим странно.

— Да ну?

— Точно.

Этого я понять не мог.

Из зелени на грядке с огурцами появился зеленый уж, не больше фута длиной, высунул голову, а потом быстро пополз по тропинке прямо к маме и Стейси. Они почти тотчас же его заметили. Мама показала на него и сказала:

— А вон маленький уж ползет.

Стейси отреагировала на это совсем по-другому. Открыла рот, но была настолько перепугана, что в первую секунду не издала ни звука. А потом испустила такой вопль, что его, должно быть, было слышно у Летчеров, истошный вопль, от которого кровь стынет в жилах, более пугающий, чем самая ядовитая змея.

— Змея! — снова завизжала она и прыгнула за спину мамы. — Джимми Дэйл! Джимми Дэйл!

Змея остановилась и замерла на тропинке, глядя вроде бы прямо на Стейси. Это был всего лишь маленький безвредный ужик. И как можно такого бояться? Я выскочил вперед и схватил его, уверенный, что это самый лучший выход из положения. Однако вид мальчишки, сжимающего в руке такое ужасное создание, оказался для Стейси слишком большим испытанием: она потеряла сознание и рухнула прямо в заросли бобов. Тут появились прибежавшие с веранды мужчины.

Джимми Дэйл поднял ее, а мы все пытались объяснить ему, что произошло. Бедная змейка безжизненно висела у меня в руке; я решил, что она тоже потеряла сознание. Паппи не мог сдержать улыбку. Мы проследовали за Джимми Дэйлом на заднюю веранду, где он уложил свою жену на лавку, а Бабка отправилась за лекарствами.

В конце концов Стейси пришла в себя. Лицо ее было бледным, кожа холодная и влажная. Бабка склонилась над ней, держа в руке мокрую тряпку и нюхательную соль.

— У них в Мичигане что, змей нету? — шепотом спросил я у мамы.

— Думаю, что нет.

— Но это ж просто маленький уж! — продолжал я.

— Слава Богу, ей полоз на глаза не попался! Тогда она вообще умерла бы от страха! — сказал отец.

Мама вскипятила воду и налила ее в чашку, где уже лежал чайный пакетик. Стейси села и выпила чай — это было в первый раз, когда на нашей ферме кто-то пил горячий чай. Потом она попросила, чтобы ее оставили одну, и мы ушли на переднюю веранду, а она осталась приходить в себя.

Прошло совсем немного времени, и мужчины, конечно же, полезли в «бьюик». Подняли крышку капота и стали рассматривать мотор. На меня внимания никто не обращал, так что я смылся с веранды и пошел за дом, высматривая Тэлли. Плотом спрятался возле силосной ямы, в любимом мной местечке, где меня никто не мог видеть. Услышав, как заработал мотор, я сразу понял, что это не наш грузовик — звук был мощный и ровный. Они собирались прокатиться — отец уже звал меня. Но я не откликнулся, и они уехали без меня.

Я не стал больше искать Тэлли и пошел обратно домой. Стейси сидела на табуретке под деревом, с убитым видом глядя на поля и скрестив руки, словно чувствовала себя совершенно несчастной. «Бьюика» возле дома не было.

— А ты что же, не поехал прокатиться? — спросила она меня.

— Нет, мэм.

— А почему?

— Да просто не поехал.

— А ты когда-нибудь на легковушке катался? — Тон ее был насмешливым, так что я решил соврать:

— Нет, мэм.

— Тебе сколько лет?

— Семь.

— Тебе уже семь, и ты ни разу не ездил на легковой машине?

— Не ездил, мэм.

— А телевизор когда-нибудь смотрел?

— Нет, мэм.

— А телефоном пользовался?

— Нет, мэм.

— Невероятно! — Она с отвращением покачала головой, и я пожалел, что не остался сидеть возле силосной ямы. — Ты в школу ходишь?

— Да, мэм.

— Слава Богу, хоть это есть. Читать уже умеешь?

— Да, мэм. И писать тоже.

— Собираешься закончить среднюю школу?

— Конечно.

— А твой отец закончил?

— Закончил.

— А дед?

— Нет, мэм.

— Так я и думала. А у вас тут кто-нибудь в колледже учится?

— Пока нет.

— Как тебя понимать?

— Мама говорит, что я пойду учиться в колледж.

— Сомневаюсь. Откуда у вас деньги на колледж?

— Мама говорит, что я все равно пойду.

— Да нет, ты вырастешь и станешь еще одним нищим фермером и будешь выращивать хлопок, как твои отец и дед.

— Это мы еще посмотрим! — сказал я.

Она в полном разочаровании покачала головой.

— А вот я два года посещала колледж! — сообщила она гордо.

Ну, ума тебе это не прибавило, хотелось мне сказать. Возникла длинная пауза. Я хотел уйти, но не был до конца уверен, каким образом можно выйти из разговора. Она очень прямо сидела на табуретке и рассеянно смотрела вдаль, накапливая яду для следующего укуса.

— Просто уму непостижимо, какие вы тут отсталые! — наконец произнесла она.

Я изучал свои ступни. Если не считать Хэнка Спруила, я никогда еще не встречал человека, столь же неприятного, как эта Стейси. Что бы сейчас сделал Рики? Скорее всего послал бы ее куда подальше. Мне такое было не по зубам, так что я решил просто уйти.