Мое стихийное бедствие. 1 часть - Дарья Тоин

улыбнулся в ответ, подложив одну руку под подушку.

— Так что ты хотела сказать?

— Хотела? — Пересрашиваю, хмурясь и вспоминая.

— Да. — Решает уточнить. — Про бывшего. Что он за человек?

Нам точно стоит сейчас говорить об этом? Но это же я затеяла всё.

— Ну… — не зная, с чего начать, копирую его позу, ложась удобнее, — у Тёмы есть сын, Никита.

Дамир уточняет:

— Сколько сыну?

— Восемь вроде, — пока не подумал, дополняю, — но ему я вообще даже близко не пыталась быть мамочкой!

Кажется, что сейчас он начнет спрашивать причины и мы окончательно скатимся от близости в разговоры.

— На сколько этот мужик тебя старше?

При чем тут его возраст?

— Лет на десять.

Вместо ответа тяжело выдыхает и падает на спину, рассматривая что-то на потолке, пока его ладонь, что ещё секунду назад была под подушкой, касается моей левой, замершей возле талии. Я замираю, боясь шевелиться. Но Дамир просто гладит большим пальцем мою кисть. Это странно, зачем меня так просто касаться?

Сбивает с мысли вопросом:

— Ты всегда выбирала мужчин старше?

Я даже привстаю, заставляя себя усмехнулся:

— При чем тут чей-то возраст, Дамир!?

Снова гасит пожар, не обжигаясь:

— Просто хочу понять тебя.

Как меня можно понять, когда я сама этого не могу… падаю обратно, смотря на его профиль. Нужно переводить тему, не хочу в эти дебри, будто подкоркой чувствуя, что туда лезть не стоит.

— Ты очень красивый.

Не остаётся в долгу, но тон не изменился.

— Ты тоже, Нин, очень. — Снова повернулся ко мне, одним взглядом укутывая.

— А ещё я не умею читать мысли, но очень хочется.

Смешной.

— Что там читать!? Ничего интересного! — Спрашиваю, улыбаясь.

Он снова дарит улыбку, подстраиваясь под меня:

— Ты себя мало ценишь.

Я себя не ценю. Там нечего ценить.

— Почему?

Не хочу… не хочу.

— Не почему.

Усмехнулся, кивнув и будто ответ учитывая.

— У тебя интересная сестра.

Кивает, не убирая руку.

— Алика чудесная, просто сейчас ей тяжело.

— Ты хороший старший брат.

Слегка пожимает плечами.

— Я хотел бы верить, что это так.

Его стоит задобрить? Отвлечь от меня самой? Наверное… продолжаю шептать:

— И сын, наверное, тоже хороший.

— Это хорошо звучит.

Я продолжаю:

— И друг. Тебя очень ценят твои ребята.

К слову, всё то, в чем я даже не ноль, а огромный минус.

— Нин…

Делаю вид, что не поняла предостережения.

— А ещё ты, наверное, отличный парень.

— Нин.

— И мужем когда-то будешь отличным…

— Ни-на, — его ладонь замирает.

Что теперь?

— И отцом своих детей тоже, да?

Молчит, выжигая взглядом всю душу. Я лишь разлила на ней керосин, его одной вспышки достаточно.

— И сокращают тебя прикольно: "Мир"! Тебе подходит!

В его глазах отсвечивает мой огонь. Интересно, почему? Это же только мне больно.

— Всё сказала?

Боже, как холодно. Кого я только что так хвалила? Растягиваю усмешку, кивнув.

— Ещё не передумала?

Уже теплее.

Мне хочется царапать свою кисть, разодрать кожу и долго выть от осознания, что сейчас мне не хватает этих его поглаживаний.

Дура. Что со мной станет, когда мы переспим? Сразу же можно вешаться?

— Нин, — и мне снова тепло, — почему тебе тяжело от простых вещей?

Я заменяю его вопрос на то, что хочу слышать сама: "Почему с тобой тяжело и ты не понимаешь простых вещей?"

— Что это за простые вещи?

Да, отвечать вопросом на вопрос — это шикарное решение, глупая.

Решаю ему помочь.

— Секс?

Закрывает глаза на миг, зажмурившись.

— Да, — сдается, — пусть будет секс. Извини, но я не придаю ему значения чего-то сакрального…

Перебиваю.

— Да, я это заметила ещё в первую ночь.

Выдыхает, проигнорировав.

— Для меня любить, целовать, касаться, ощущать тебя — это естественно. Это не таинство, это потребность…

Могу не дослушивать.

— Я тоже исключительно про потребности?

Было бы здорово, если бы он обиделся или разозлился. Но вместо того он вдруг рыкает и резко приближается к моему лицу, касаясь своим носом моего.

— Ты не так поняла. — Шепчет почти в губы, почти срываясь.

Да-да-да, ага.

— А как я должна понять? — Играюсь, ещё ближе себя подталкивая. Так, что одного маленького движения будет достаточно для поцелуя.

Он не отдаляется, буровит тяжёлым дыханием с расстояния в миллиметры.

В кино как-то так снимают фальшивые поцелуи от фальшивых чувств фальшивых героев.

— Мир, — чёртово сокращение! Выдыхаю ему под стать, — переспи со мной, пожалуйста.

Брови немного сводит и уголок губ тянется в сторону.

— Что? Для тебя же всё просто.

Отстраняется и слегка мотает головой.

— Я хотел сказать…

Да мало ли, что хотел.

— Что ты мне нравишься.

Я уже это слышала.

— И мне важно тебя обнимать, гладить…

Перебиваю.

— И заниматься…

Перебивает в ответ.

— Любовью.

Нокаут, противнику не отдышаться. Ему можно выдать золотой пояс, который дают бойцам за победу. Я не хочу приходить в себя, не хочу и…

Дамир снова касается кисти, кладет её к себе на грудь. Ту приходится удерживать, растворяясь в его тепле и чувствуя, как сильно бьётся чужое сердце под нежной кожей.

Я могу напрячь руку и не подпустить. Могу решить, что сейчас мне достаточно. Я могу уйти и дождаться рассвета в другой комнате, но не хочу этого.

Было страшно целовать его первой. Почему? Что в этом такого?

Легко касаюсь его губ, но уже через миг тону от собственного цунами, закрывая глаза. В него всего хочется вжаться, вцепиться ногами, обвить руками и никуда не отпускать. Искусать его, помечая себя хозяйкой, чтобы никто другой, более важный, даже думать о нем не смел.

Потому из последних сил терплю, ожидая его решение.

А ещё мне впервые мешает одежда, та кажется лишней сейчас, и так хочется от нее избавиться, забывая, что всё это значит.

Я хочу его. Именно его. Не кого-то другого. У меня для себя плохие новости, но об этом когда-нибудь после!

— Эй!

Хочу его требовать.

Чувствую, как смеётся, тут же отвечая.

Дамир прикусывает мне губу, будто пробуя, отпускает, посасывая. Его ладонь жадно дёргает мое тело к себе. И видит Бог, я этого точно хотела.

Ноги оплетают его. Хочется крепче, ещё немного крепче…

Уже