Мое стихийное бедствие. 1 часть - Дарья Тоин

слишком долго молчит, не шевелясь. Просто смотрит на дурочку, саму себя не понимающую. О чем он думает сейчас? Я даже решаю взглянуть, все ли в порядке, но не успеваю найти ответ.

— Нет.

— Что?

— Теперь не уходи.

Ты стихийно-стихийна

Нина

Даже самой себе не смогу признаться, чего бы хотела сама.

— Нин, — снова шепчет.

Не хочу его слышать, не хочу чувствовать, не хочу ему верить. Ничего не хочу!

— Ничего не гово-ри.

Кажется, что скажи сейчас он хоть слово и я раскрошусь по кусочкам. Хочется думать, что сейчас творю что-то ужасное, чудовищное, но не перестаю ловить себя на мысли, что это не так.

Мне страшно идти дальше. Он, наверное, этого не поймет, но я и правда трусишка, он прав. Хочется всё прекратить, а не играть на эмоциях друг друга так, что я от одного его взгляда чувствую фантомные покалывания подушечек пальцев из-за невыполненного желания его касаться. Так вообще разве бывает? Он не Санта Клаус, не Дед Мороз и не лампа Алладина, тогда какого черта?

Мне кажется, я хочу подойти. К нему? Именно к нему? Или просто к человеку, который сделает вид, что меня такую можно… любить? С какой стати я уже мечтаю о том, чтобы он ко мне чувствовал что-то? Что это за сказка в моей голове? Так нельзя.

Я не знаю его… но главное — он не знает меня.

Чем я отличаюсь от девочек, отдающихся за айфоны и тачки? Ничем, я это уже уяснила…

— Всё для себя решила? — Дамир пытается разрядить обстановку, улыбнувшись и шумно выдохнув.

За-чем?

— Нет, — и я почему-то не хочу врать, что это не так.

— Я уточню, ты сейчас здесь не из-за того, что вечером тебя отшили?

— Кто?

— Твой преподаватель.

Фыркнула. Какой глупый! Или это снова выглядело как-то так?

— Меня… не отшивали.

Будто от этой поставленной галочки в его голове ничего не изменилось.

— Все это никак не связано.

— Ммм, — тянет он, — ты же помнишь, что я не принуждал никого и не собираюсь начинать?

Лучше бы молчал. Что на это ответить? Правду? Согласиться с тем, что сейчас я в здравом уме и иду к нему по своей воле? Сама не знаю, зачем мне это. В чем я хочу убедиться? Ради чего?

Видимо, слишком долго молчу, потому уточняет вновь:

— Нин, — едва слышно, — я не хочу, чтобы на утро ты меня возненавидела.

За-чем он говорит что-то? В этой чертовой ночи. В его квартире. В его спальне. Своим красивым ртом, который хочется заткнуть… поцелуем.

Наверное, у меня и правда давно не было секса. Он не особенный, мать его, в нем нет ничего особенного!

И я хочу сказать что-то ужасное, типа:

— Да? А что так? Всё ещё боишься потерять тачку?

Резко опускает ноги на пол, приподнимаясь и не отрывая от меня взгляд. Это похоже на охоту, но кто из нас охотник — ещё не поняла.

Я боюсь идти сама. Я боюсь решать сама. Я боюсь ошибаться. Я не умею сама… он это понимает?

Черт, как же хочется всё испортить, чтобы ничего не решать и проснуться потом не доломанной до конца. Не переступать грань, которую и без него не понимала. Какого черта вообще? Переспала бы с Котовым, а? Почему нет? Почему от мысли о близости с мужиком, которого я типа четыре года…, меня передергивает, а сейчас при Дамире я то и делаю, что сама себя к нему подвожу. В чем раз-ни-ца? Это же просто секс!

Он продолжает ждать меня и мое чёртово решение. Но что я поняла за этот год в роли большой девочки, которой уже всё можно?

— А я же говорила про бывшего, да? — Вот оно, мерзкое.

Дамир напрягается, снова накаляя здесь каждый миллиметр.

— И… вот, у нас первый раз был точно такой же! — Нет, я не идиотка, мне просто страшно сейчас. — Я тоже пришла сама, мне тогда некуда было идти, он меня спас, я решила, что это правильно… — мысли сумбурны, и не хочу в глаза смотреть, перебирая на себе рукава его футболки, — Только тогда месяц тянула, а сейчас вот, четыре дня. Прикинь, какой ты красавчик? И он…

Дамир вдруг обрывает, совершенно спокойным тоном, опять приковав к себе:

— И он этим воспользовался?

Сердце ухает, не удержавшись. Я глотаю воздух, как дура, наращивая панцирь. Почему хочется зареветь? Как он одним вопросом расставил всё по своим местам? Я к этому не привыкла. Заставляю себя выдохнуть, считая до трех. Тихо спрашиваю:

— Что?

Мне не хочется, чтобы он повторял.

— Нет, я… — кусаю губу, — а ты будто лучше?

Только мои пики его не ранят, он сдается, так и не начав оборону.

— Разве говорил, что я лучше? — снова ложится в постель прямо на одеяло.

Не говорил, я снова сжимаю запястья, ни на что не решаясь. Мне хочется уйти? Нет. И я не знаю, почему, но разве ему сейчас со мной не противно?

— Дамир…

Вместо отклика, стучит по подушке рядом три раза.

— Дамир.

Снова повторяет жест, но на этот раз спрашивает.

— Хочешь лечь рядом? Не устала стоять?

Когда меня кто-то спрашивал, чего я хочу в чужой спальной? За этот год в роли взрослой девочки такое не вспомню. Артем ни разу не задал что-то подобное. Вообще старался со мной не говорить, считая, что до его великих поэтов я не доросла. Зато устраивал тусы с "моими друзьями", чтобы канарейка в клетке не заскучала.

И разве Тёма не прав? Разве со мной можно по-другому? Иначе? Даже Котов сегодня всё решил сам.

Мир поворачивается на бок, немного повозившись с подушкой.

И я отвечаю, не желая, чтобы расслышал:

— Очень.

Шумно выдыхает, будто улыбнулся.

— Тогда вперед.

Зачем мне свобода действий? Зачем такой как я вообще свобода? Отец прав, наверное. Но сейчас я не хочу об этом думать.

Шаг… "Хочешь, мы уйдем?"

Шаг… "Не переносишь? Я решил бросить"

Шаг… "Ты можешь не уходить, он не хозяин квартиры"

Шаг… "Хочешь, со мной?"

Я натыкаюсь ногой на ножку кровати, стискиваю зубы и тут же падаю на огромный матрас. Мягкий. Уютный.

Нахожу силы повернуться к его хозяину и даже тяну улыбку. Дамир