Новый Мир ( № 6 2005) - Новый Мир Новый Мир

Но не менее поразительна и не меньше нуждается в комментарии еще одна странная, казалось бы, мысль Пушкина, также оставшаяся в черновиках, на французском, среди записей 1835 года: «Освобождение Европы придет из России, ибо только там предрассудок аристократии совершенно отсутствует. В других странах верят в аристократию, одни — чтобы ее презирать, другие — чтобы ее ненавидеть, третьи — чтобы извлекать из нее выгоду, тщеславие и т. п. — В России ничего подобного. В нее не верят, вот и всё» (перевод с франц. — XII, 485). Почему Пушкин придает такое значение неверию в аристократию, что связывает с этим ни много ни мало как освобождение Европы? Вспомним, что он полагал изучение аристократии главным предметом для историка России («Второй том „Истории русского народа” Полевого»); вспомним, что Россия, по его мнению, миновав феодализм, вошла в период губительной аристократической власти, с трудом побежденной самодержавием («Некоторые исторические замечания»). Исходя из общей логики пушкинской исторической мысли, можно понять, что и в этом отношении Россия, по его мнению, изжила историческое зло — аристократическое правление, неминуемо несущее рабство народу («О дворянстве»), и теперь, освободившись, может способствовать освобождению Европы. Как способствовать? По-видимому, примером надсословной, просвещенной и человеколюбивой монархии. Мы вернулись к триаде «свобода, просвещение, монархия», составляющей основу пушкинских представлений об идеальном государстве, свободном от социальных противоречий.

Опущенное звено в этой цепи суждений восстанавливается из пушкин­ского диалога с Чаадаевым, давшего матрицу всех последующих, как правило, поляризованных дискуссий о прошлом и будущем России — вплоть до дискуссий нашего времени. Пушкин прочел 1-е «Философическое письмо» гораздо раньше его публикации в «Телескопе», о чем мы знаем из его письма М. П. Погодину от второй половины июня 1830 года («Как Вам кажется письмо Чаадаева?» — XIV, 100). Формирование его собственного подхода к истории шло параллельно Чаадаеву, но и, несомненно, под его воздействием. «Ваше понимание истории для меня совершенно ново, и я не всегда могу согласиться с Вами...» — писал Пушкин Чаадаеву 6 июля 1831 года, по прочтении 6-го и 7-го «Философических писем» (перевод с франц. — XIV, 431), о несогласии с рядом мыслей Чаадаева он писал и П. А. Вяземскому 14 августа 1831 года, однако совершенно новое «понимание истории» было важнее разногласий. Главное в историософии Чаадаева — телеологический подход к истории как к провиденциальному христоцентричному процессу. Пушкин именно такой подход противопоставил французской исторической школе в рецензии на 2-й том «Истории...» Полевого22. Разница в том, что Чаадаев периода «Философических писем» не увидел места России в этом процессе, сосредоточившись на ее изоляции и отставании от Европы и расценивая это как порок развития, Пушкин же не только увидел в этом провиденциальный смысл, но и, насколько мы можем судить по скупым данным, усматривал здесь историческое преимущество России перед странами европейского Запада. Не случайно он, читая в 1836 году книгу А.-Л. Шлецера «Нестор. Русские летописи на древле-славенском языке», обратил внимание на его мысль, что история России имеет особое преимущество перед историей других стран и «чрезвычайно важна по непосредственному своему влиянию на всю прочую, как европейскую, так и азиатскую, древнюю историю»23; по этому поводу Пушкин записал: «Мнение Шлецера о русской истории. — NB. Статья Чаадаева» (XII, 208). «Мнение Шлецера» противоположно чаадаевскому и близко смыкается с представлениями Пушкина, согласно которым Россия, отставая от Запада и развиваясь своим особым путем, минуя феодализм, счастливо пройдя мимо столь отвратительной ему демократии европейского и американского образца, изжив аристократию раньше Европы, оказалась где-то впереди — ближе к идеальному государству, как Пушкин его тогда понимал.

Пушкин жил в эпоху европейских революций, до которых России было еще далеко. Он жил в молодой, патриархальной, но бодрой стране, победившей Наполеона, кратко переболевшей декабристским мятежом и теперь устремившейся, как ему казалось, по пути социальных реформ. Его взгляд на современную Россию был достаточно трезв, его надежды на императора сильно колебались, но даже и в самые последние годы, вступив в личный конфликт с властью, Пушкин не расстался со своей надсословной монархической утопией, основанной на христианских ценностях.

Его представление об идеальном общественном устройстве осталось в идеальной истории. Мы знаем, что стало с российской монархией и что стало с Россией в XX веке. Такой сокрушительной революции, какая была в России, не пережила за всю историю ни одна европейская страна. В результате мы оказались там же — в изоляции, в отчуждении от ценностей европейской цивилизации. И где теперь тот христианский мир, о котором Пушкин спорил с Чаадаевым, — в Европе он или здесь, у нас? И какова сегодня роль России по отношению к Западу? И что нам делать — интегрироваться или идти своим путем?

И где он — этот путь?

1Тютчев Ф. И. Россия и Германия. Письмо доктору Густаву Кольбу, редактору «Всеобщей Газеты». — Тютчев Ф. И. Полн. собр. соч. в 6-ти томах, т. 3. М., 2003, стр. 117 (перевод с франц.).

2Карамзин Н. М. История государства Российского. В 12-ти томах, т. 1. М., 1989, стр. 12.

3Здесь и далее тексты Пушкина цитируются по Большому Академическому собранию сочинений в 17-ти томах (Изд-во АН СССР, 1937 — 1959), с указанием тома и страницы.

4Мы — великие судьи (франц.).

5Лихачев Д. С. Русская культура. М., 2000, стр. 232.

6Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избранные письма. В 2-х томах, т. 1. М., 1991, стр. 534.

7Современный срез проблемы см.: Гальцева Р. А. Тяжба о России. — «Новый мир», 2002, № 7, 8.

8«Литературная газета», 1830, № 4 (16 января), № 12 (25 февраля).

9Такое название утвердил своим исследованием Н. Я. Эйдельман, в собраниях сочинений она печатается как «Заметки по русской истории XVIII века»; см.: Эйдель­ман Н. Я. Статьи о Пушкине. М., 2000, стр. 78 — 85.

10Франк С. Л. Пушкин об отношениях между Россией и Европой. — В кн.: «Пушкин в русской философской критике». М. — СПб., 1999, стр. 492.

11Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь «умственные плотины». 2-е изд. М., 1986, стр. 92.

12«Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина». В 4-х томах, т. IV. М., 1999, стр. 412.

13Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России… М., 1991, стр. 102.

14Ср. мнение С. Л. Франка: «„Монархия — сословное государство — свобода — консерватизм” выступают у него как единство, стоящее в резкой противоположности к комплексу „демократия — радикализм (‘якобинство‘) — цезаристский деспотизм”. Где нет не­зависимых сословий, там господствует равенство и развращающий деспотизм» (Фра­нк С. Л. Пушкин как политический мыслитель. — В кн.: «Пушкин в русской философской критике», стр. 464).

15Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М., 2000, стр. 52.

16Полевой Н. А. История русского народа. В 3-х томах, 6-ти книгах, т. 2. М., 1997, стр. 204.

17Об истории этой формулы см.: Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы, стр. 53. Добавим, что ею оперируют и Карамзин («Записка о древней и новой России…», стр. 54 — 55), и Чаадаев (Полн. собр. соч. и избранные письма. Т. 1, стр. 527).

18Наполеон Бонапарт. Максимы и мысли узника Святой Елены. СПб., 2000, стр. 50.

19Бродский Иосиф. Профиль Клио. — В его кн.: «Сочинения». Т. 6. СПб., 2000, стр. 109.

20Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избранные письма. Т. 1, стр. 325, 329 — 330, 331 (перевод с франц.).

21Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителя. Л., 1980, стр. 400.

22Ср. иное мнение Н. Я. Эйдельмана о письме Пушкина Чаадаеву 1836 года: «Пушкин­, насколько нам известно, не разделял мистически-провиденциального подхода к истории: он предпочитал простой, ясный, карамзинский светлый взгляд на ход событий; однако, идя навстречу собеседнику, принимая его терминологию („особое предназначение” и т. п.), Пушкин как бы формулирует собственные идеи в чаадаевской форме» (Эйдель­ман Н. Я. Статьи о Пушкине, стр. 338).

23 Цит. по кн.: Пушкин. Письма последних лет. 1834 — 1837. Л., 1969, стр. 330.

"Подлинны по внутренним основаниям..."

Не так давно вновь стали достоянием читателей “Записки” Александры Осиповны Смирновой-Россет, выдающейся представительницы петербургского светского общества, фрейлины императорского двора, приятельницы Пушкина в 30-е годы ХIХ века. Пушкин и есть главный герой ее воспоминаний. Несмотря на это, “Записки” впервые с 1895 года переизданы в полном объеме!1