Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII - В. Сиповский

20 сентября Владислав стал в Тушине; Сагайдачный появился у Донского монастыря. Москва была в большом страхе. В то время москвичей сильно пугала комета, сиявшая по ночам над самым городом: суеверный люд видел в ней дурной знак. Сам царь и окружающие его думали, что быть Москве в руках поляков. Впрочем, по словам летописца, нашлись «мудрые» люди, которые успокаивали боявшихся: утверждали, что беда грозит тем странам, куда направлен хвост кометы, то есть Западу, а над Москвой была ее голова…

Под Москвой тем временем шли переговоры: Владислав требовал подданства, величая себя царем московским. Бояре в грамотах королевича вымарывали этот титул дегтем и старались всеми силами затянуть подольше переговоры. Близка была уже студеная зима — ее-то, свою верную союзницу против непрошеных гостей, и поджидали русские бояре, всячески затягивая дело. Поляки поняли это, как видно, и решились взять Москву приступом. Самое горячее дело загорелось у Арбатских ворот; но поляки, несмотря на все их усилия, были отбиты. Не удался и приступ к Тверским воротам. Изменников в Москве не было; все показали, что «готовы были биться с врагами до смерти, не щадя голов своих». Надежда легко овладеть Москвой изменила искателю чужого престола. Отступив от Москвы, королевич пошел было к Троицкой лавре и потребовал сдачи ее; ему отвечали выстрелами из пушек… Войска его волновались; своевольные паны, представители сейма, требовали мира. Наступала зима. Владиславу нечего было и думать о новых усилиях овладеть Москвой.

С 23 ноября начались переговоры близ Троицкого монастыря, в селе Деулине. После долгих взаимных укоров в разных неправдах, споров, как писать в грамоте о царе Михаиле, и угроз новой войны и кровопролития было заключено наконец перемирие на 14 лет и 6 месяцев (1 декабря 1618 года). Россия уступила Польше области Смоленскую, Черниговскую и Северскую. Эти земли, а также и Ливония не должны были упоминаться с этой поры в царском титуле. Постановлено также было произвести обмен пленников.

Для обмена съехались на реке Поляновке, в семнадцати верстах от города Вязьмы. Тут опять начались споры между польскими и русскими сановниками; поляки даже грозили, что они уедут обратно и увезут Филарета. Недоверие с той и с другой стороны было большое. Возник вопрос о том, как менять — отдать ли всех пленных поляков за всех пленных русских сразу, или поменять сначала Струся на Филарета, а потом уже менять остальных. Русские бояре послали спросить его, как он укажет поступить. Филарет, утомленный дальним путем, сгоравший желанием поскорее быть на родине, даже заплакал с досады, выслушав гонца.

— Дал бы мне только Бог, — сказал он, — видеть сына моего, великого государя царя, и всех православных христиан в Московском государстве!

Наконец кое-как дело было улажено. Филарет щедро одарил соболями некоторых из поляков, заботившихся о нем. На реке Поляновке были сделаны два моста: по одному русские пленные должны были переходить на русскую сторону, по другому одновременно поляки — на свою. 1 июня произошел обмен. Митрополит Филарет приехал к речке в возке; за ним следовали пешие боярин Шейн, Томила Луговской и прочие пленники. Переехавши мост, митрополит вышел из возка, и боярин Шереметев сказал ему:

— Государь Михаил Феодорович велел тебе челом ударить, приказал о здоровье спросить, а про свое велел сказать, что вашими и материнскими молитвами здравствует, только оскорблялся тем, что ваших отеческих святительских очей многое время не сподобился видеть!

Потом Шереметев сказал челобитье от матери царской Марфы Ивановны. Филарет спросил о здоровье их и благословил боярина. Затем князь Мезецкий правил челобитье от бояр и всего государства…

На следующий день Филарет отправился в путь. На дороге повсюду — в городах и селах — духовенство, воеводы и народ радостно встречали государева отца.

Патриарх Филарет и его деятельность

Торжественная и трогательная встреча ожидала Филарета под Москвой. 13 июня прибыл он в село Хорошево, в десяти верстах от столицы. Тут его встретил с духовенством и боярами митрополит Крутицкий, заменявший тогда патриарха.

На следующий день на всем пути до Москвы не прерывались почетные встречи. Царь, окруженный боярами и толпами народа, выехал за Тверские ворота, верст за пять от Москвы, и ждал отца на речке Пресне. Девять лет он был в разлуке с отцом, и понятно, с каким нетерпением хотел его увидеть… Наконец они встретились. Оба поклонились друг другу в ноги: Филарет преклонился пред царем, а царь — пред отцом. Несколько времени они пробыли так и не могли слова вымолвить; радостные слезы лились из глаз их. Народ, по свидетельству очевидца, с необычайным восторгом встречал знаменитого страдальца и старого своего любимца «Никитича». Все от мала до велика, забыв усталость и дневной жар, спешили поглядеть на него и, казалось, не могли наглядеться.

При звоне всех московских колоколов вступил в Москву Филарет. Царь пеший шел перед колымагой, в которой везли его отца; за ней следовали бояре и бесчисленное множество народу.

Филарета давно уже ожидал патриарший престол в Москве. В это время здесь гостил иерусалимский патриарх Феофан. Он вместе со всем «освященным собором» русского духовенства упросил Филарета принять «вдовствующий» святительский престол, и 24 июня он был возведен на степень патриарха всероссийского.

С этой поры, по словам летописца, «держава отечественная, паки при летней теплоте и светлости усмехнувшися, процвете».

С приездом Филарета дела изменились: всюду заметна стала властная рука твердого и опытного правителя. Юный царь отличался многими прекрасными свойствами. «Был он добр, — говорит одно сказание, — тих, кроток, смирен и благоуветлив, всех миловал и щедрил, во всем был подобен прежнему благоверному царю и дяде своему Феодору Ивановичу», да, на беду, далеко не таковы были люди, окружавшие его в первые годы правления. Думали они больше о своих выгодах, а не о пользе разоренной и обнищалой страны. Филарет, как отец царя, еще юного и неопытного, стал его главным руководителем; без него Михаил ни одного важного дела не решал. Филарет титуловался, как и царь, «государем». Во всех грамотах и указах того времени значилось: «Государь царь и великий князь Михаил Феодорович всея России и великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея России указали…» Таким образом, в России является как бы двоевластие, но на деле его не было, потому что царь во всем следовал указанию своего отца, пред всяким делом испрашивал у родителя совета и благословения. Нередко Михаил Федорович, отправляясь со своей матерью в благочестивые путешествия по монастырям, все государственные дела отдавал вполне в руки своего отца. В церковных делах Филарет был всегда полновластным властителем — в эти дела царь вовсе не вступался. Иноземные послы должны были представляться и патриарху как государю. Властолюбивый и умный Филарет во все вникал, всюду распоряжался — недаром летописец назвал его «государственнейшим патриархом».

Дела всякого было много. Филарет начал с того, что лишил Салтыковых их значения. Почти повсюду на важные места были назначены новые должностные лица. Правительство под руководством патриарха принимает целый ряд мер, чтобы пресечь всякие злоупотребления и неправды, установить порядок в управлении, успокоить государство и мало-помалу облегчить народ от тягостей.

Прежде всего надо было позаботиться о расстроенном государственном хозяйстве, установить правильный сбор податей и разных пошлин. Собирать их было крайне трудно: многие города и села, как сказано уже, представляли груды развалин; уцелевшие жители разбежались; посадские люди, чтобы избавиться от платежа податей, кидали свои дворы и жили у своих родичей или друзей. Тяглые люди, крестьяне, закладывались за бояр, то есть шли к ним в холопы, записывались за монастырями и таким образом уходили от тяжелых налогов и повинностей. Со всех сторон по-прежнему шли в Москву жалобы на разорение, нищету, просьбы о помощи, о всяких льготах. То и дело приходили неутешительные вести, что с той и другой волости взять нечего, земля пуста стоит, крестьяне «разбрелись розно», то есть разошлись в разные стороны. Надо было их сыскивать и водворять на прежних местах. Шли также отовсюду жалобы на обиды и насилия воевод и приказных людей.