Черное колесо - Ханнес Бок

– Нет, сэр. Но всё равно, это из-за него меня преследуют несчастья. Мама мне говорила ещё кое-что. О ней.

Он с усилием сглотнул и с несчастным видом посмотрел на меня.

– О… ней!

– О самой маме?

– Не о маме. О ней. Нельзя называть её имени, иначе она придёт на зов, – предупредил он. – Я говорю о ней… о богине, сэр. Богине любви моего племени.

Я рассмеялся:

– Что же вы боитесь призвать? Любовь?

– Не смейтесь, доктор Фенимор. Вы не знаете, над чем смеётесь. Это высокая жёлтая девушка, и у её тела больше изгибов, чем у извилистой реки. У неё золотое кольцо и золотая цепь на шее, и она приходит по четвергам и субботам в поисках мужчин. Больше всего ей нравится запутывать любовные планы молодых девушек. Она отвлекает их парней, насылает на них сны о золоте, и они идут к ней, пока не увидят, кто их зовёт. Но они должны идти к ней. Если не пойдёшь, всю жизнь будешь болеть и тебя будут преследовать неудачи. И она так ревнива, что лучше оставить свою девушку и идти к ней, а то и девушке будет плохо.

У меня была причина не смеяться над этой галиматьёй. Я спросил:

– И с тех пор, как вы увидели колесо, вы видите во сне… её? Но из-за прихода богини не стоит плакать. Или вас дома ждёт девушка, и вы боитесь, что придётся расстаться с ней… из-за богини?

– У меня нет девушки, доктор Фенимор. Не поэтому она зовёт меня. Я в своих снах плохо обращался с Эзули…

Он остановился, ахнул и прикрыл рот рукой.

– Я назвал её по имени!

Я тоже ахнул: если учесть его акцент, это было точно такое же имя, что и у чёрной жрицы из сна леди Фитц.

– Слим Бэнг, рассказывали вы кому-нибудь о своих снах? И произносили… её… имя?

Он с достоинством выпрямился.

– У меня и без этого, хватает неприятностей. И я не хочу, чтобы все смеялись над суеверным негром. Они ведь не знают, что рассказывала мне мама.

Я знаком попросил его продолжать.

– Я видел её так же ясно, как вижу вас. Я не хотел её любви и велел ей уйти. Я закрыл её, сэр, в тёмном шкафу и забил дверь гвоздями.

Я вздрогнул и попросил его повторить. Он повторил. Я спросил:

– А капитан Бенсон был в вашем сне?

Он посмотрел на меня так, будто я тоже даппи и читаю его мысли.

– Да, сэр. Это он велел мне прогнать её и забить дверь. Это очень плохо, сэр! Если бы она пришла, когда я не сплю, у меня хватило бы здравого смысла, сэр. Я не стал бы сердить её. Но во сне я ничего не мог сделать и прогнал её, словно это был не я, а кто-то другой.

Если только он не шутит, получается, что на корабле теперь четыре случая одержимости старым капитаном. Рука случайности должна быть гораздо более гибкой, чем обычно считается, чтобы обеспечить такое совпадение.

Я спросил:

– И что было потом?

– Потом мне приснилось, что я умер, доктор Фенимор. Мне снилось, что я заколотил дверь за ней и упал замертво. Вот и все. Но это предостережение, сэр. Она предупредила меня, что я умру.

Я расспросил его о подробностях, но хоть он и пересказал свой сон несколько раз, больше я ничего не узнал. Информация была очень туманной, даже для чернокожего, который считает её дурным предзнаменованием. Он утверждал, что плачет именно поэтому, но я его все равно тщательно осмотрел. Если не считать лёгкого раздражения, ничего необычного я не обнаружил. Я промыл ему глаза и отпустил.

После этого я задумался. Рассказы леди Фитц, Мактига и Слима Бэнга слишком хорошо совпадали, чтобы счесть это игрой случая. Пен тоже считала колесо живым; может, она по каким-то причинам умолчала о чем-нибудь. Может, ей тоже что-то… приснилось?

Может, Бенсон обладает какими-то сведениями о старом капитане, которые предпочитает никому не сообщать? Знает ли об этом Пен? Что, если влияние на неё Чедвика основано как раз на этом?

У меня не было права вмешиваться в дела Бенсона, но и у него нет права устраивать такой грандиозный розыгрыш. Ни у кого нет. Но если это действительно розыгрыш, тогда у меня есть право врача. Возможно, какое-то зловещее и ненормальное воздействие оказывается на пассажиров и членов экипажа «Сьюзан Энн». И последствия этого могут быть столь же серьёзны, сколь и непредсказуемы.

Я решил навестить Бенсона и выведать у него все, касающееся старого капитана – в любом случае тяжёлая задача, и безнадёжная, если он поймёт, какова моя истинная цель. У меня созрела одна идея, но какую форму она примет, я не знал. Всё равно, что следить за облачком, которое возникает на горизонте в форме цветка, а в зените превращается в огромную химеру или танцора с длинным шарфом.

Бенсон был совершенно спокоен, слегка угнетён, но это, несомненно, был Большой Джим. Он сидел неподалёку от портрета своего прадеда, и на меня словно бы смотрели два одинаковых человека.

Я сказал:

– Врачебный отчёт, сэр. Леди Фитц сегодня весь день недомогает.

Он спокойно ответил:

– Она всегда больна, когда ей нужно отвечать за свои поступки. Что на этот раз?

– Лёгкий солнечный удар. Ничего страшного. – Он кивнул, тем самым как бы закрывая тему. Я торопливо сказал: – Значит, она – ипохондрик?

– Не в такой степени, как Бурилов. Она, очевидно, научилась этому у него. Вы знаете, она привела его с собой, чтобы он подлечился.

Я не знал этого. Бенсон объяснил:

– Да, когда бедный непризнанный гений Алексей чувствует, что к нему относятся без должного уважения, ему снится, что с ним вот-вот случится что-то ужасное, и мы должны быть добры с ним, ибо дни его сочтены. Или же он напивается и громит квартиру, – предпочтительно чужую. Мы должны считаться с его чувствительным темпераментом, иначе он становится очаровательно болен, и тогда мы сочувствуем его болезни. Он мог бы прожить за счёт своей внешности и голоса; жаль, что он не поёт, например, на концертах. Но нет, он не рождён для работы. Гораздо проще добывать все с минимальными усилиями.

Я сказал:

– Меня удивляет, что вы в них нашли: в Бурилове и леди Фитц, в Сватлове и его сестре.

Я стрелял наудачу, но попал в цель. Он сложил руки на груди, морщины около его рта углубились. Резко сказал:

– Они меня забавляют! – Потом спокойнее: – Я ведь могу позволить себе возить с собой собственный цирк? А вы можете?

Что-то было недосказано, но вот что именно? Что-то я упустил. И по-прежнему ничего не узнал, кроме того, что гости приглашены по какой-то причине, о которой он умалчивает.

Я сказал:

– Вы пропустили сегодня небольшое представление в своём цирке, сэр. Очнувшись после солнечного удара, леди Фитц исполнила прекрасный номер умственной гимнастики.

Он попался на мой крючок, зацепился, но затем засомневался и сорвался: