Плач богов (СИ) - Владон Евгения

- За это мы тебя и любим, пуще любых денег и свободы. Ты же всегда был таким лапочкой…

А вот за это потянуло влепить ей увесистую оплеуху далеко не щадящей игрой.

Не ожидал он, что ему настолько станет дурно, а в голове помутнеет так, что даже уши заложит, да пальцы обеих рук сожмутся в побелевшие от перенапряжения кулаки. Отрезвит его лишь почти испуганный вскрик боли, поскольку левая длань всё это время продолжала сжимать кофейно-рыжие патлы мисс Розалии Йорк – искусной рабы любви и виртуозной исполнительницы глубоких минетов.

- Килл, ты с ума сошёл? Больно же!

- А ты не сошла с ума, с утра пораньше врываться в дом моего сына? Тебе мало собственных клиентов и их членов? Обязательно надо поплясать на ещё одном, чтоб и ему какую заразу прицепить?

Видимо, они оба были так ослеплены каждый своим безумством, что не заметили, как в спальню вошла ещё одна статная особа женского полу, окатив обоих зазвеневшим от сдержанного негодования ледяным голосом. Правда, больше всех испугалась Рози и куда сильнее, чем от почерневшего взора несостоявшегося на это утро любовника. А вот Киллиан, напротив, повернул потемневшее лицо в сторону матери так, словно это она не имела никаких прав врываться сюда без его на то прямого разрешения. Хотя, по сути, обе красавицы отличились, и обеих хотелось выставить за двери, как никого и никогда раньше.

- Это мой член, мисс Вэддер, и только мне решать, кому на нём плясать.

- Да бога ради! Только будь любезен, подтяни кальсоны и распоряжайся своим членом не в моём присутствии. А ты… - прожигающий насквозь взгляд больших и конечно же раскосых, как у большой надменной кошки, зелёных глаз резанул воздух нефритовым кинжалом в сторону оторопевшей проститутки. – Подобрала своё тряпьё и живо отсюда! Ещё раз застану тебя в этом доме, месяц будешь пахать без комиссионных на карманные расходы и простыни заставлю стирать со всех номеров голыми руками.

- Мисс Вэддер, я не… - заблеяла было Рози жалобным голосочком невинной овечки.

- ЖИВО я сказала! – только на один тон повысился властный голос более старшей и более красивой здесь женщины, после которого непутёвую девку сдуло из комнаты, как в один порыв сумасшедшего урагана. Хорошо, что хоть не забыла по пути похватать свою раскиданную по полу одежду, получив напоследок в спину короткое «заклятие» из бранных слов на местном диалекте.

- Я тебя, кстати, тоже сюда не звал. Или у вас вошло в привычку врываться в мой дом, только тогда, кому первой ударит этой блажью в голову? Вы там список поочередности случайно не ведёте меж собой?

В отличие от сбежавшей Розалии, Киллиан никуда не спешил и совершенно не дёргался под обмораживающим взором матери, во истину шикарнейшей красавицы, не утратившей своей божественной красоты ни на йоту даже в свои чуть за сорок лет.

Говорят, бог шельму метит. И похоже, он прибегает к двум видам, так называемых «меток», и ангельская красота – одна из них, при том самая опасная. Не удивительно, почему в средние века всех красивых женщин называли ведьмами, практически без разбору и какой-либо пощады сжигая тех на кострах (перед этим подвергая страшнейшим физическим пыткам, от которых едва ли бы мог выжить любой иной смертный). По существу, их грядущему поколению сослужили во истину доброй услугой, позволяя последним безнаказанно выделаться на фоне безликой серой массы и тем самым доводить крепкие умы противоположного пола до уровня безмозглых приматов. И не только. Порою опуская так называемый сильный пол до таких низменных граней, переступив которые однажды, обратного пути из оных уже и не сыщешь.

Действительно, дьявольская отрава, от коей не существует ни лекарств, ни какой-либо иной исцеляющей панацеи. И стоявшая перед Киллианом женщина являлась довольно-таки весомой её частью. Помеченный дланью циничных богов падший ангел, от безупречной красоты которой захватывало дух у всяк её узревшего, и не имело значения какого этот счастливчик возраста, либо полу. Мимо таких просто так не проходят, и дай боже при мимолётном погружении в эту колдовскую зелень кошачьих глаз, твой ум останется таким же крепким и ясным, как за несколько мгновений до этого.

Не важно, что эта ослепительная красавица – законная невеста князя Тьмы была твоей матерью. От данного факта легче не становилось, скорее, наоборот. Ещё больше бесило и полосовало по сознанию полной безысходностью. Ведь она не просто тебя породила – в тебе текла её кровь, та самая метка богов, заклеймившая тебя до скончания отмеренного тебе века несмываемым позором проклятого происхождения.

- Я не обязана спрашивать прямого разрешения приходить в дом к своему единственному сыну у кого бы то ни было! Это привилегия принадлежит только мне. И не смей меня равнять с этими девками! Я прихожу сюда не в твою постель и не в надежде что-то там от тебя урвать. И, бога ради, перестань разговаривать со мной, как с подзаборной шалавой! Проявляй хотя каплю уважения, хотя бы за то, что я тебя родила на свет.

Она так и вошла в его спальню, подобно величественной королеве, с горделивой осанкой и вздёрнутым точёным подбородком высоко поднятой головы. Её одежды не уступали по крою и качеству тканей платьям зажиточных аристократок Гранд-Льюиса. Да и носила она их не менее изящно и как подобает истинным леди, подобно высокородной особе, над манерами поведения коей бились с самого её раннего детства специально обученные дуэньи, гувернёры, придворные репетиторы и танцмейстеры. Ни одного вызывающего элемента, вроде слишком глубокого декольте или же яркой косметической краски на круглощёком лице. При чём дешёвой бижутерии она никогда не носила и редко когда-либо пользовалась вообще. Предпочитала жемчуга, завивала тёмный шоколад своей шикарной гривы в мелкие кудри и всё это с сочетанием нежной оливковой кожи, вместе с дерзким разлётом тёмных бровей над более светлыми глазами с поволокой, – создавало ту гремучую смесь смертельной опасности для всяк взглянувшего на неё смельчака, от которой теряли голову куда более опасные представители, так называемого сильного пола. Достаточно вспомнить отца Киллиана, чьё имя большинство горожан и по сей день произносили едва не шёпотом.

- Так ты за этим сюда пришла? Чтобы напомнить, кто же меня породил на свет?

Всё это время, пока он неспешно поправлял на себе кальсоны и проверял наличие воды в угловом бочке умывальника, Адэлия Вэддер, не глядя на сына, прогуливалась во второй половине довольно вместительной комнаты с белеными стенами и потолком. Вроде как делала вид, будто разглядывает самодельные книжные стеллажи по всему периметру холостяцкого жилища, а точнее забитые книгами полки всевозможных мастей, размеров и степени изношенной потрёпанности. И, судя по её реакции, ничего из увиденного и подмеченного, ей не понравилось, не вызвав хоть какого-нибудь уважительного снисхождения, а выложенные на полу под вторым окном не вместившиеся на полках пухлые томики не раз перечитанного чтива, так и вовсе вынудили её красивые, пухлые губки скривиться в брезгливой ухмылке.

- Дело ведь не в том, кто тебя породил, а то, каким ты вырос человеком. И раз тебе так неприятно моё родство, - она обернулась, сложив ладони и кончики пальцев изящным жестом у живота, эдаким «смиренным» жестом святой грешницы, разве что с непримиримым взглядом непреклонной королевы. – Почему не уедешь отсюда? С деньгами твоего отца ты бы мог выбрать себе любой город, а то и другую страну. Может даже стать тем, кем мечтал всю жизнь, вместо того, чтобы перебиваться неблагодарной работой в порту или наёмным чернорабочим на плантациях.

- А что плохого в чёрной работе? Её же должен кто-то делать. Или по твоему разумению, она недостойна тех, кто вырос достойным мужем своего рода?

- Её должен делать тот, кто только на неё и годен, а не человек, закончивший приходскую школу и мужскую гимназию в Карлбридже. Ты для этого тратишь все заработанные тобою деньги на эти книги? Чтобы потом спускать своё образование на разгрузках и погрузках кораблей?