Взлет и Падение Короля-Дракона - Линн Абби

Голова змеи была темной как полночь, когда ее череп лопнул и разлетелся на куски. На помост хлынул яд, оставляя на мраморе выемки размером с ноготь дварфа. Он разъел иллюзорную золотую кожу на правой руке Хаману, но не повредил никому.

Хаману подержал исчезающую змею на виду, и еще поднял повыше, показывая ее своим темпларам, так что они могли громким криком приветствовать его триумф. Но их ликование было недолгим. Второй осколок перестал пульсировать, Хаману это не понравилось. Темплары не успели завершить свое второе приветствие, как в зале потемнело. Это не мог быть закат; его пелена висела в тронном зале не так долго, чтобы день пришел к своему естественному концу. Такую темноту мог бы вызвать пепел, летящий со стороны Дымящейся Короны; но извержение, вызвавшее такую пепельную тучу, обязательно сопровождалось бы колебаниями земли и грохотом.

Так что скорее всего это Тирский ураган, мгновенно налетающая буря, рожденная неудовлетворенными амбициями Тихиана, который собирался стать драконом, и подогреваемая яростью Раджаата. Тирский ураган был разрушителен, смертельно-опасен, мог привести к сумашедствию, но, в конце концов, был лучше, чем тьма, опустившаяся на тронный зал. Даже вечный светильник, висевший над головой Льва, замигал, а потом погас.

Хаману не стал терпеть такого оскорбления. Он прошептал слова заклинания, вызывавшего искры. Острая боль ударила его в бок.

Для того, чтобы любое заклинание сработало, требуется энергии жизни. Пока осквернители и сохранители что-то неясно бормотали и указывали пальцами друг на друга, Хаману подпитывал свои заклинания из неистощимого безропотного источника: самого себя. Он добровольно жертвовал своей собственной бессмертной плотью. Боль ничего не значит, если это помешает грандиозным замыслам Раджаата. Он жертвует часть своего тела, и что-то другое его заменит, без сомнения. Но человек может нести воду в дырявой корзине, если будет бежать очень быстро, и хотя превращение в дракона, строго говоря, остановить невозможно, Хаману при любой возможности старался продлить свое собственное на как можно больший срок.

Его мысли заставили искры пробежать по фитилю фонаря, и Львиный глаз опять запылал. Мгновением позже яркий свет полился через отверстия в решетке — за окном сверкнула молния, синяя как осколок, как змея, родившаяся из осколка, как левый глаз Раджаата. Отдаленный удар грома сопровождал молнию. Потом в тронной комнате опять стало темно — не считая золотогоглазого Льва. Со своими темпларами, молчаливо стоящими вокруг него, и воем испуганного простого народа Урика, доносящегося через стены дворца, Хаману стал дожидаться следующего события, каким бы они ни было.

Ему не пришлось долго ждать.

— Хаману из Урика.

Через темноту тронного зала Хаману узнал хищный голос Абалах-Рэ, которую когда-то звали Инесс из Ваверли, ныне правившую в Рааме. За сотни лет глаза Короля-Льва изменились, как и все его тело. Король-Лев Урика мог видеть так, как видят дварфы, эльфы и еще некоторые другие расы, появившиеся при Возраждении — не просто отражение внешнего источника света, но тепло, идущее от тел живых существ. И больше того, он мог видеть магию в ее эфирной форме: золотое свечение медальонов, которые носили его темплары, и темно-синию ауру — даже он с трудом видел ее — окружавшую белокурого темплара Раама.

Голос Инесс пришел из этой ауры, но не из заклинания, которое королева Раама могла бы произнести, живая или мертвая. Хаману немедленно подумал о Раджаате, но не первый волшебник сотворил заклинание, которое заставило зазвучать слова из воздуха вокруг тупоголового темплара Раама; не сделал это и другой Доблестный Воин.

И тем не менее это было тонкое и могущественное заклинание, не менее тонкое и могучее, чем заклинание невидимости самого Хаману, которое сейчас находилось в его кабинете. Осознание того, что он не может понять, кто этот волшебник, который изобрел это заклинание, заставило задрожать холодной дрожью костяной позвоночник короля Урика.

— Заруби у себя на носу, Хаману из Урика: Принесший-Войну безостановочно растет. Он ждал тринадцать столетий, теперь он жаждет мести. Он помнит тебя лучше, чем всех остальных — ты был самым молодым из нас и его любимцем. Раны, которые ты нанес ему, не зажили, их можно исцелить только бальзамом из твоего черного сердца. Он будет искать тебя самым первым. Он придет за тобой, малыш Ману из Дэша. Он уже знает дорогу.

В другой день Хаману восхитился бы беспорядочной смесью правды, мифа и вранья, которые произнес рожденный заклинанием голос. Он мог бы громко расхохотаться, мог бы отправиться на поиски неведомого волшебника и — очень вероятно — напав на его след убить беднягу, только ради развлечения.

В другой день, но не сегодня. Не с синей молнией Раджаата, потрясшей город. Хотя никакой маг на мог знать то, что помнила Инесс из Ваверли о том дне, тринадцать сотен лет назад, когда Доблестные Воины предали своего создателя и создали для него тюрьму под Чернотой, и слова этой неоспоримой правды только что прозвучали в душном воздухе тронного зала. Да, Раджаат неутомим, Раджаат жаждет мести и Раджаат начнет с Урика.

Учитывая возможность, что чье-то мысленное сознание еще привязано к заклинанию, Хаману спокойно сказал, — Скажи мне что-нибудь, что я не знаю. Скажи мне кто ты и почему пришел в Урик, уверенный, что сознание Принесшего-Войну схватит тебя…опять. Разве одной смерти недостаточно?

Синяя аура мигнула, как если бы кусочки сущности, настоящей сущности Доблестного Воина из Раама, действительно были использована про создании заклинания. — Король-Тень нашел меня, — сказал она, когда аура восстановилась.

Это фраза не была ответом на вопрос Хаману. Быть может это увертка. И совершенно точно вранье. Галлард из Нибеная много чего сделал в своей жизни и был много кем, но только не дураком. И уж точно он не стал бы рыскать в Черноте рядом с Пустотой, тюрьмой Раджаата, только для того, чтобы найти кусочки сущности любого Доблестного Воина, и меньше всех Инесс из Ваверли. Больше всех них королева Раама опиралась на мифы и теологические выкрутасы, чтобы поддерживать свое правление. По двум причинам Нибенай не проглотил Раам много столетий назад: во-первых Урик, расположенный между обоими городами; вторая Дрегош, ненавидевший Инесс со страстью немертвого.

— И Король-Тень послал тебя ко мне? — спросил Хаману, скрывая свое недоверие за по-прежнему спокойным голосом, и сохранив свои настоящие вопросы для себя.

Тирский ураган, который после первоначальной атаки должен был потерять силу и стать слабым дождиком, пока показывал себя в полной красе. Удары грома потрясали желтостенный город Хаману, молнии били почти не переставая — его чуткие уши отмечали все удары, пока эхо не сделало точный подсчет невозможным. Едкое зловоние наполнило зал; на глазах всех собравшихся темпларов появились слезы. Синий свет урагана мягко замерцал в едком воздухе, превратился в крутящуюся световую колонну, которая плавно превратилась в Инесс из Ваверли, какой та была в разгаре своей юности и красоты, принявшей свою самую соблазнительную позу.