Запах ночного неба - Энни Вилкс

мирных жителей, десятки кораблей с сотнями заложников на каждом? Это ты мне предлагаешь.

— Нет, — вступился за друга Ингард. — Роберт говорит о том, что раз уже незамеченным не остаться, может быть, нанести им серьезный ущерб? Армии, не простым пар-оольцам.

— Их армия — наши послушники, — ответил Син. — К тому же слабые и средние заговоры там не работают. Взрывая ограничивающую систему изнутри, я уничтожу их всех. Как Карион. Нет. Мы будем искать другой способ.

Ингард вздохнул. Дилемма стояла ужасающая. Он был рад, что решение принимает именно Син, но, как и Роберт, как и Келлфер, боялся, что Пар-оол использует это преимущество, как только созданная Сином стена вокруг Караанды падет.

— Какова вероятность, — протянул Роберт, — что ты сможешь их удерживать достаточно долго, чтобы наши бравые именитые успели ввергнуть нас в повторение истории?

— Я не знаю, — признал Син, и Ингарда как ледяной водой окатило. — Они пользуются не здешними знаниями. И источник этих знаний вполне может оказаться намного сильнее меня.

— Что значит не здешними? — уточнил Ингард.

— Предполагаю, иномирными.

— Ты не думаешь, что стоит договориться с Даором? — спросил Келлфер отстраненно.

— Союз между нами вряд ли возможен даже сейчас, — усмехнулся Син.

— Почему? — театрально округлил глаза Роберт. — Вороний герцог разве ж не готов на все, чтобы защитить кормящую его казну Империю?

— Для таких, как Карион, казна — всего лишь безделушки, а война — всего лишь игра. И недавнее его появление в Пар-ооле тому доказательство. Я бы сказал, что Келлфер может убедить его, но сейчас это маловероятно. — Ингард и сам удивился мрачности своих слов.

Келлфер кивнул, как ни в чем не бывало. Ингард в который раз поразился его умению держать себя.

— Он все еще может меня послушать. Я знаю, что ему сказать.

28. Даор

Девочки не было долго. Черный герцог понимал, чего она хотела: не быть рядом с ним настолько беспомощной. Если бы речь не шла о боли, он безусловно пошел бы ей навстречу, но наблюдать, как Алана терпит, сжав зубы и отчаянно делая вид, что все хорошо, казалось невозможным. Уважая ее желание сохранить хоть какой-то контроль за собой, Даор не стал идти за ней, как бы ему ни хотелось снова ее увидеть и убедиться, что с ней все в порядке. Иногда он прислушивался: Алана сидела у ручья и тяжело дышала, будто пыталась что-то побороть. То и дело тишину нарушал плеск воды: она опускала в воду руки и омывала лицо снова и снова.

Даор говорил себе, что теперь с ней ничего не случится. Он вылечил ее ночью, каждую рану, каждый синяк, каждую царапину; восстановил ее силы, и, насколько это было возможно, привел в порядок разум. На ней не было амулетов, кроме двух защитных, так что пропасть она не могла, даже если бы кто-то оказался настолько же силен, как и он, и смог переместиться в эти леса с помощью портала, и сама бы Алана не стала убегать: сын Келлфера все еще спал и был всецело в его власти.

Даор почти был готов нарушить ее уединение, когда услышал, что девочка шепчет себе очередные самоуничижающие глупости, называя себя дурой и требуя очнуться. Ее неровные всхлипы резали его, но, подойдя к краю оврага и увидев ее сверху, обнявшую свои колени, он сделал над собой усилие и вернулся к месту ночевки. Не стоило давить на нее. Не сейчас. Его утешение оказалось бы только вредным: Алана все равно не приняла бы помощь, а если бы и приняла под действием заговора, потом злилась бы и на себя — за слабость, и на него — за то, что воспользовался этим моментом.

Это был очень долгий час. Чтобы занять свои мысли и не желая терять времени напрасно, Даор Карион продолжал создавать из так удачно разбросанных в этом необычном месте кусков гранита маячки, которые собирался установить по пути под пар-оольскими кораблями. Работа была кропотливой: стоило допустить малейшую ошибку, и артефакт просто сломался бы под воздействием так любимых пар-оольцами глушащих колец.

Как раз когда он закончил пятый камень, послышался шорох осыпающейся под ногами земли и шелест кустов.

Вернулась Алана грустной и серьезной. Сначала она подошла к сыну Келлфера и внимательно вгляделась в его лицо. Потом, не глядя Даору в глаза, сквозь кочки пробралась к поваленному дереву и села, оборачивая голову тканью. Лицо ее было теперь чистым. По воротнику шерстяного платья расползлось мокрое пятно. Не особенно задумываясь, Даор тихо прошептал приказ — и вода отделилась от ее одежды и волос и осела на землю тонким потоком. Алана завороженно смотрела, как влага впитывается в сухой мерзлый покров, а потом вздохнула и с видимым неудовольствием встала, подошла к Даору и протянула ему то, чем промакивала волосы. Герцог покачал головой.

— Куда она мне? Можешь оставить себе или бросить здесь.

Как просто ее оказалось обрадовать! Алана благодарно кивнула и повязала небесно-голубую полосу на манер шарфа. Она все еще боялась говорить.

— Час прошел, — успокоил ее Даор. — Ты чувствуешь себя лучше?

— Да, спасибо, — ответила она немного неуверенно. — И спасибо, что дали мне это время и не торопили. Простите, что задержала. Я подумала, что лучше прийти в себя и не злить вас.

— Ты и так не злила меня. Я понимаю твое желание побыть одной, но тебе стоило сначала поесть.

— Да, я подумала и об этом. Там заросли можжевельника, я набрала. Он же как раз становится сладким, если пережил хоть одну морозную ночь. Поэтому он холодный и сахарный. И достаточно сочный. — Девочка протянула ему платок, в котором проглядывались черные ягоды. — Я поела. Вы будете?

Она стояла так, с вытянутыми руками, а черный герцог неожиданно для себя не знал, что ответить.

— Ты серьезно, — не сдержался он наконец. Даор взял узелок из ее рук, продолжая содрогаться от смеха, и поднес его к глазам. Он было уже решил, что переполнявшей его грудь нежности не станет больше, что ей уже негде помещаться, — и вот девочка принесла ему только что собранные ягоды. Ему, черному герцогу — душистый, восхитительный можжевельник, еще хранивший тепло ее рук. Абсолютно несъедобный.

— Он сытный, — потупилась Алана.

— Спасибо, — спохватился герцог, беря ее за руки. В