Она (не) твоя (СИ) - Попова Елена

«О-о, — хлопнула я себя по лбу. — Забыла выключить беззвучный режим после посещения доктора».

Только хотела набрать, как на экране высветилось улыбающееся лицо папы.

— Пап? — ответила я.

— Алиска, — раздался его тревожный голос. — Ты когда собиралась сообщить мне?

«Откуда он узнал о моем диагнозе? — пролетело в голове. — Ему я хотела сказать в последний момент, когда будет назначена дата операции. Знала: изведется. И не дай бог с ним чего-нибудь случится еще».

— Кирилл сказал? — вздохнула я в трубку.

— Артем! — гаркнул отец. — Он деньги тебе передал. И чтоб не слушала никого, ясно? — строго велел он. — А ну давай-ка быстро записывайся на эту операцию и покупай билет на самолет!

Глава 44. Готова ли я?..

Алиса

Месяц спустя

Самолет оторвался от земли и через считанные минуты большая белая надпись *«Бен-Гурион» стала крошечной, а потом и вовсе исчезла из виду.

Мы покидали аэропорт Тель-Авива в три часа ночи. Софа уснула почти сразу, как только мы заняли места в самолете, а я мокрыми глазами смотрела в иллюминатор и все еще не могла поверить в то, что мы вот-вот окажемся дома.

Хотя, признаться честно, эти три с половиной недели, проведенные в Израиле, пролетели как одно мгновенье.

Меня прооперировали через два дня после прилета, затем я неделю находилась в клинике под круглосуточным наблюдением врачей, а все остальное время мы жили в отеле, расположенном на территории этой же клиники.

Не знаю, что бы я делала без Артема. Точно бы не справилась без его помощи. Каждый день мне приходилось уходить на процедуры, и порой я проводила в больничных стенах полдня, а он мало того, что полностью оплатил лечение, проживание и реабилитацию, так еще и безустанно проводил время с дочкой.

Он взял в аренду авто и пока я была занята восстановлением здоровья, ездил с Софией по красивым местам — не сказать словами, сколько впечатлений и фотографий везет домой наша девочка.

Они здорово ладили. Иногда меня даже ревность брала оттого, что дочь, казалось бы, забыла обо мне напрочь — ей только папу и подавай.

Купаться — с папой, кушать — с папой, гулять — с папой, спать укладываться — тоже только на руках у папы.

Он души в ней не чаял, а она — в нем.

О-о, видел бы его кто, когда Софа впервые назвала его папой.

Мы сидели у фонтана, ели мороженое, Артем кидал в воду монетки, а София радостно визжала и подпрыгивала в коляске, требуя еще и еще.

А когда мелочь в карманах Артема закончилась и он сел на скамейку, Софа, повернувшись к нему, указала пальчиком на фонтан и требовательно сказала «Папа!»

— Папа? — взглянув на меня, переспросил Артем, словно ушам своим не веря, и, присев на корточки возле коляски, смотрел на Софу счастливыми глазами. — Па-а-а-па, п-а-а-па кидал монетки. Все верно, маленькая моя, — протянул он, гладя ее по ручке.

И без слов было ясно: это слово для Артема было куда слаще мороженого. Он аж засиял ярче переливающейся водной глади.

Он всегда был счастливым рядом с ней. То дурачился как ребенок, строя рожицы, то подкидывал в небо, до оглушительного визга. А его изобретение с утренней кашей, так это вообще — вау!

— Самолет взлетает в небо, — говорил он, поднимая вверх ложку, — и лети-и-ит, лети-и-ит, прямо Софии в рот. Ам!

И, как правило, уже через пять минут тарелка была пуста, а животик Софии был успешно заправлен кашей.

Он делал все, лишь бы с ее личика не сходила улыбка.

Первые дни после операции я практически не вставала с постели, и тогда ему приходилось кормить с ложки не только Софу, но и меня к тому же.

Он помогал мне не только есть, но и передвигаться по коридору, мыться, переодеваться в чистую одежду.

Признаться честно, я довольно часто видела усталость в его глазах, но… но она всегда сопровождалась улыбкой, за которой он тщательно скрывал бессонные ночи с Софой и тяжелый уход за мной.

Все резервы своих сил Артем тратил на нас, за что я бесконечно ему благодарна.

В прошлом из него вышел не очень путевый муж, но, должна признаться: отец он замечательный!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И за все это время не было ни секунды, чтобы я пожалела о том, что не послушалась Кирилла и все же созналась ему о дочери.

Кстати, о Кирилле…

За это время наши отношения сошли на «нет».

Решение расстаться принял он, но все же я осталась благодарна ему за все, что он сделал для нас с Софой и за тот честный разговор.

— Алис… — сидя передо мной на кухне, вздохнул Кирилл. — Знаешь, наверное, будет лучше, если с тобой полетит Артем, а не я.

— И чем обосновано твое решение? — с обидой всматриваясь в его лицо, спросила я.

— Мы с тобой взрослые люди и я полагаю, можем поговорить начистоту, — сказал он, взяв меня за руку, и пристально посмотрел в глаза. — Я очень хорошо отношусь к тебе и Софии, и честно пытался создать с вами семью. Ты — замечательная женщина, способная осчастливить любого мужчину, а Софушка… — Кирилл крепче сжал мою ладонь и опустил взгляд на стол. — В общем, я привязался к ней за это время, и не скрою — она стала для меня родной, но…

Он замолчал, словно слова давались ему с большим трудом, набрал полную грудь воздуха и поднял на меня виноватый взгляд.

— … Но с появлением Артема я понял, что не смогу быть для вас одним единственным. Отныне рядом с тобой всегда будет бывший муж, а рядом с Софией — ее родной отец.

— Я думала, ты готов к такому повороту, раз уж выбирал в спутницы женщину с ребенком, — сказала я, внезапно охрипнув.

— Я тоже так думал, — кивнул он. — Но проанализировав ситуацию и разложив по полочкам все плюсы и минусы такого будущего, пришел к выводу: я должен оставить вас.

Эти слова полоснули по сердцу лезвием. Я вынула из его руки свою ладонь и даже не смогла подобрать слов, чтобы ответить.

Дальше Кирилл, заглядывая в будущее, говорил о том, что впереди нас ждут скандалы, вроде: «я не желаю делить вам с ним», «не хочу, чтобы он появлялся на пороге нашего дома».

— … Все это будет, можешь не сомневаться. Я так устроен: или все, или ничего не нужно.

Кирилл передвинул стул, сел рядом со мной и прижал к груди.

— Я знаю себя Алис, и должен отпустить вас именно сейчас, чтобы потом не сделать больнее.

Минутная пауза показалась тогда мне целой вечностью. Кирилл прижимал меня к себе, а в моем горле стоял ком. Душу царапала мысль, что этот мужчина оказался неспособным на преодоление трудностей и так легко может отпустить нас, после всего, что мы вместе прошли.

До сих пор не знаю, то ли слова Дианки повлияли на него тогда, то ли еще чего бы то ни было, но Кирилл все же сумел выключить в себе занудливого прагматика и протянуть мне руку помощи.

Оставив меня ненадолго на кухне, он сходил в коридор, принес свой рабочий портфель и достал из него пакет с купюрами.

— Здесь хватит на операцию и прочие расходы, — положив пакет на стол, сказал он и добавил: — И… я заложил сюда стоимость проживания для Артема.

Это было после того, как я уже вернулась от отца с нужной суммой и уже не нуждалась в этих деньгах. Но этот поступок я запомню, как и все хорошее, что у нас было с ним.

В этот же вечер Кирилл собрал свои вещи и очень долго прощался с Софой в комнате.

А со мной он еще какое-то время продолжал быть на связи.

Звонил, чтобы поинтересоваться, добрались ли мы до Тель-Авива, обеспокоенным голосом спрашивал, как Софа перенесла свой первый полет на самолете. Затем он позвонил сразу после операции и спросил, как все прошло.

Помню, как он шумно выдохнул в трубку, услышав, что операция была успешной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Знаете, очень сложно описать словами, что я сейчас чувствую к нему. Но одно могу сказать наверняка: когда ты побываешь на границе между жизнью и смертью, в определенный момент понимаешь, что нужно помнить в людях добрые поступки, совершенные ради тебя, и уж точно не стоит тратить свою единственную жизнь на нервы и обиды и за прошлое.