Злой рок Марины Цветаевой. «Живая душа в мертвой петле…» - Людмила Поликовская

…Не имеет права, но ведь люди (а разведчик, в конце концов, тоже человек), случается, что-то делают и без права. Откуда нам знать, что развязало язык Скоблину? Может быть, просто душевная беседа за бутылкой водки? (Русский же человек!) Конечно, это только гипотеза, но если она верна, это означает, что, предупреждая Деникина, Эфрон ничем не рисковал – ведь он узнал об этом случайно, и в случае провала операции никто не мог его заподозрить. (Что и произошло.)

Но существуют и доводы contra. Почему дочь Богенгарда, ранее сообщавшая биографам Деникина, что Эфрон не скрыл от ее отца, где он теперь служит, никогда не говорила о том, что Сергей Яковлевич просил предупредить Деникина об опасности? Ведь мертвым ничто не угрожает. Кроме того – и это самый серьезный аргумент, – показания Деникина на суде над Плевицкой. (Скоблину удалось скрыться.) Вот выдержки из этого допроса, опубликованные газетой «Последние новости» 10 декабря 1938 года:

Прокурор : Скоблин был у Вас с визитом 22 сентября? (День исчезновения К. Миллера. – Л.П .)

Деникин : Скоблин, капитан Григуль и полковник Трошин приехали благодарить меня за участие в корниловском банкете. В то время генерал Миллер был уже похищен.

Прокурор : Не предлагал ли Вам Скоблин совершить в его автомобиле путешествие в Брюссель на корниловский праздник? (А.И. Деникин постоянно жил в Брюсселе. – Л.П .)

Деникин : Предлагал раньше два раза совершить поездки в его автомобиле, то было третье предложение.

Прокурор : Почему Вы отказались?

Деникин : Я всегда, начиная с 1927 года подозревал его в большевизанстве (sic!).

Адвокат Плевицкой : Вы убеждены, что Скоблин был советским агентом, но доказательств не имеете?

Деникин : Да.

К этому можно добавить, что Скоблину не доверял не только Деникин. По Парижу ходили упорные слухи, что он работает на ОГПУ. Об этом предупреждали и генерала Миллера, но тот оказался более доверчивым. Так что показания Деникина никаких подозрений вызвать не могли. Они, очевидно, были правдой, но всей ли правдой? Мог ли Антон Иванович нарушить присягу, которую приносит каждый свидетель: обязуюсь говорить правду, только правду и всю правду? На этот вопрос можно ответить только вопросом: а мог ли Деникин выдать своего спасителя? Очевидно, тоже не мог.

Итак, гипотеза о спасении Деникина Эфроном остается гипотезой, но гипотезой очень правдоподобной. Каждый волен верить ей или не верить. О себе скажем: сначала мы считали ее фантазией, призванной хоть как-то обелить мужа Марины Цветаевой. Но, внимательно читая эмигрантские газеты, все более и более вникая в обстоятельства дела, пришли к выводу: вполне вероятно.

А коли так, значит, классовая мораль еще не совсем вытеснила из его души мораль общечеловеческую, значит, он не безоговорочно оправдывал деятельность той организации, которой служил. А если идея, которой он служил, давала трещину, в душе Эфрона начинались процессы, которые, в конце концов, могли привести и к полному разочарованию, и к разрыву с ней. (Так в свое время было с Белой идей.) Этого шага Эфрон никогда не сделал.

Его сделал бывший советский разведчик Игнатий (Людвиг) Рейсс.

В Москве шла «чистка» аппарата ГПУ. Из-за границы отзывались старые кадры, знавшие слишком много. Практически все они по возвращению были расстреляны. Многие догадывались, что их ждет, и тем не менее выполняли приказ. Рейсс не только проигнорировал указание, но и «хлопнул дверью». Отправил в ЦК ВКП(б) письмо: «…До сих пор я шел вместе с Вами. Больше я не сделаю ни одного шага рядом. Наши дороги расходятся…» Дальше шли обвинения Сталина в чудовищных преступлениях и призыв к беспощадной борьбе со сталинизмом. Надо ли говорить, что после этого он был обречен? Тем более что, по разного рода соображениям, он не опубликовал это письмо в западных газетах. (Что, наверное, не остановило бы убийц, но сделало бы их работу более затруднительной – было бы ясно: кто и за что убил.) Он отправил свое послание прямо в Москву. Но в Москву оно не попало, застряв в парижском отделении ГПУ.

Шесть недель спустя изрешеченное пулями тело Рейсса было найдено в машине, в Швейцарии, на дороге близ Лозанны. Полиция установила, что машина была арендована некой Ренатой Штайнер. Ее удалось выследить и арестовать. Очень быстро выяснилось, что она была сотрудницей ГПУ, завербованной Сергеем Эфроном. (И, по некоторым сведениям, его любовницей.) Согласно ее показаниям, именно Эфрон поручил ей следить за Рейссом (а раньше за Л. Седовым – сыном Л. Троцкого), не сообщив ни их подлинных имен, ни того, почему слежка за ними необходима (вернее, сообщив ложную и безобидную версию). Эфрон – вместе с другими агентами ГПУ – сопровождал ее к месту выполнения задания. Во время убийства ее в машине не было, и, следовательно, знать непосредственных исполнителей она не могла. (Теперь их имена известны.) Эфрона среди них не было – это достоверно. На это Сергей Яковлевич не был способен. А учреждение, в котором он работал, руководствовалось принципом: «От каждого по способностям». Играл ли он роль «серого кардинала», т. е. был ли организатором слежки и убийства? По этому вопросу написано много разнообразных книг и статей, авторы которых с пеной у рта доказывают свою версию. (Да – был, нет – не был.) Между тем, по нашему мнению, для моральной характеристики Эфрона этот вопрос не имеет ровно никакого значения. Агент ГПУ либо выполняет порученное ему дело, либо получает пулю в лоб (вариант: в затылок). Следовательно, Эфрону либо не поручили участвовать в деле Рейсса, либо он в нем участвовал ровно в той роли, которая ему предназначалась.

Но поскольку слишком многих волнует вопрос: а как же все-таки было на самом деле, познакомим читателя с некоторыми версиями, мнениями, фактами.

Во-первых, существует полупризнание самого Эфрона: «Меня запутали в грязное дело». Обычно эту фразу приводят в качестве доказательства, что Эфрон-то был хороший, а вот обстоятельства, эпоха, плохие люди… Но, так или иначе, «запутали», т. е. в «грязном деле» все-таки участвовал. А насчет «запутали» – тут нам хочется процитировать Кирилла Хенкина: «Так можно сказать, что маршала Жукова запутали в военные действия. Нет, пока мы будем играть в жмурки и не называть вещи своими именами, мы не поймем до конца, что происходило <…> вокруг нас. И в России, и на Западе. Нельзя понять старую русскую эмиграцию, сбрасывая со счетов ее пронизанность советской агентурой. Это так же нелепо, как рассказывать историю Евно Азефа, ограничиваясь этапами его службы инженером в Русском электрическом обществе. Эмиграция как объект деятельности и орудие советской разведки – это факт».