Жизнь за гранью жизни - Е Басаргина

Приведем в качестве классического примера погребальные обычаи Древнего Рима.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ В ДРЕВНЕМ РИМЕ

В римских погребальных обрядах нашла выражение смесь самых разнообразных чувств и понятий: древняя вера в то, что душа человека и после смерти продолжает в подземном царстве существование,

добное тому, что и при жизни, тщеславное желание блеснуть пышностью похорон, искренняя беспомощная скорбь и гордое сознание своей неразрывной, неистребимой связи с родом, жизнь которого была непрерывным служением государству. Все это еще осложнялось чисто римской, часто непонятной нам потребностью соединять трагическое с веселой шуткой, иногда с шутовством. Создавался конгломерат обрядовых действий, часть которых церковь, как всегда осторожная и не разрывающая с древними обычаями, укоренившимися в быту, ввела и в христианские похороны.

И у греков, и у римлян предать умершего погребению было обязательным долгом, который лежал не только на родственниках покойного. Путник, встретивший на дороге непогребенный труп, должен был устроить символические похороны, трижды осыпав тело землей: "Не поскупись, моряк, на летучий песок; дай его хоть немного моим незахороненным костям", - обращается к проходящему мимо корабельщику тень выброшенного на сушу утопленника. Это обязательное требование предать труп земле основано было на вере в то, что тень непогребенного не знает покоя и скитается по земле, так как ее не впускают в подземное царство.

Вокруг умирающего собирались родственники; иногда его поднимали с постели и клали на землю. Последний вздох его ловил в прощальном поцелуе наиболее близкий ему человек: верили, что душа умершего вылетает в этом последнем вздохе. Изысканная жестокость Вереса подчеркнута тем Х обстоятельством, что матерям осужденных не позволено было в последний раз увидеть своих детей, "хотя они молили лишь о том, чтобы им позволено было принять . своими устами дыхание их сыновей". Затем умершему закрывали глаза (condere oculos, premere) и громко несколько раз называли его по имени. Овидий жаловался в ссылке:

Х"...с воплем последним Очи мои не смежит милая друга рука".

Покойника обмывали горячей водой: это было делом родственников умершего или женской прислуги. Устройство похорон поручалось обычно лититинариям, этому римскому "похоронному бюро", находившемуся в роще богини Либитины (вероятно, на Эсквилине) и включавшемувсвой состав разных "специалистов": от людей, умевших бальзамировать труп, и до носильщиков, плакальщиц, флейтистов, трубачей и хористов.

.Так как труп часто оставался в доме несколько дней, то иногда его бальзамировали, но чаще лишь Хнатирали теми веществами, которые задерживали разложение; это было кедровое масло, которое, по словам Плиния, "на века сохраняет тела умерших нетронутыми тлением"; такую же силу приписывали соли, меду, амому. Затем умершего одевали соответственно его званию: римского гражданина в белую тогу (герой третьей сатиры Ювенала одни из преимуществ жизни в захолустном италийском городке считает то, что там люди облекаются в тогу только на смертном одре), магистрата в претексту или в ту парадную одежду, на которую он имел право. На умершего возлагали гирлянды и венки их живых цветов и искусственные, полученные им при жизни за храбрость, военные подвиги, за победу на состязаниях.

Умащенного и одетого покойника клали в атрии на парадное высокое ложе, отделанное у богатых людей слоновой костью или по крайней мере с ножками из слоновой кости. Умерший должен был лежать ногами к выходу. В рот умершему вкладывали монетку для уплаты Аарону при переправе через Стикс; этот греческий обычай был рано усвоен римлянами; находки показывают, что он держался в течение всей республики и империи. Возле ложа зажигали свечи, помещали курильницы с ароматами и

канделябры со светильниками или с зажженой смолой; ложе осыпали цветами. Перед входной дверью на улице ставили большую ветку ели, которую Плияий называет "траурным деревом", или кипариса - "он посвящен богу подземного царства и его ставят у дома в знак того, что здесь кто-то умер". Эти ветви предостерегали тех, кто шел принести жертву, а также понтификов и фламина Юпитера от входа в дом, который считался оскверненным присутствием покойника.

Число дней, в течение которых умерший оставался в доме, не было определено точно; у Варрона убитого смотрителя храма собираются хоронить на другой день после смерти; сын Оппианика, скончавшийся вечером, был сожжен на следующий день до рассвета. В некоторых семьях покойника оставляли дома на более продолжительное время; императоров хоронили обычно через неделю после смерти; за это время с мертвого снимали восковую маску, которой и прикрывали его лицо.

Существовало два способа погребения: сожжение и захоронение. Римские ученые ошибочно считали обычай захоронения древнейшим: "...сожжение трупа не было у римлян древним установлением; умерших хоронили в земле, а сожжение было установлено, когда, ведя войну в далеких краях, узнали, что трупы вырывают из земли". Законы Двенадцати Таблиц знают обе формы погребения; "многие семьи соблюдали Древние обряды; говорят, что никто из Корнелиев до Суллы не был сожжен; он же пожелал быть сожженным, боясь мести, ибо труп Мария вырыли" (по его приказу). В последние века республики и в первый век империи трупы обычно сжигались, и погребение в земле начало распространяться только со II в. н. э., возможно, под влиянием христианства, относившегося к сожжению резко отрицательно.

Торжественные похороны, за которыми обычно следовали гладиаторские игры, устраиваемые ближайшими родственниками умершего, назывались

ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ

"объявленными", потому что глашатай оповещал о них, приглашая народ собираться на проводы покойного: "Такой-то квирит скончался. Кому угодно прийти на похороны, то уже время. Такого-то выносят из дому". Эти похороны происходили, конечно, днем в самое оживленное время, с расчетом на то, чтобы блеснуть пышностью похоронной процессии, которая превращалась в зрелище, привлекавшее толпы людей. Уже законы Двенадцати Таблиц содержат предписания, которые ограничивали роскошь похорон: нельзя было пользоваться для костра обтесанными поленьями, нанимать больше действия флейтистов и бросать в костер больше трех траурных накидок, которые носили женщины, и короткой пурпурной туники. Сулла ввел в свой закон тоже ограничительные предписания, но сам же нарушил их при похоронах Метеллы. При империи законы эти потеряли силу.

Похоронная процессия двигалась в известному порядке; участников ее расставляли и за соблюдением определенного строя следил один из служащих "похоронного бюро", "распорядитель", с помощью своих подручных - дикторов, облеченных в траурный наряд. Вдоль всей процессии шагали факельщики с факелами елового дерева и с восковыми свечами; во главе ее шли музыканты: флейтисты, трубачи и горнисты. За музыкантами следовали плакальщицы (praeficae), которых присылали также либитинарии. Они "говорили и делали больше тех, кто скорбел от души", - замечает Гораций; обливались слезами, громко вопили, рвали на себе волосы. Их песни (пеniae), в которых они оплакивали умершего и восхваляли его, были или старинными заплачками, или специально подобранными для данного случая "стихами, задуманными, чтобы запечатлеть доблестные дела в людской памяти". В особых случаях такие песнопения распевали целые хоры: на похоронах Августа эти, хоры состояли из сыновей и дочерей римской знати. За плакальщицами шли танцоры и мимы; Дионисий

Галикарнасский рассказывает, что на похоронах знатных людей он видел хоры сатиров, исполнявших веселую сикинниду. Кто-либо из мимов представлял умершего, не останавливаясь перед насмешками на счет покойного: на похоронах Веспасиана, который почитался прижимистым скупцом, архимим Фавор, надев маску скончавшегося императора, представлял, по обычаю, покойного в его словах и действиях; спросив прокураторов, во что обошлись его похороны, и получив в ответ "десять миллионов сестерций" - он воскликнул: "Дайте мне сто тысяч и бросьте меня хоть в Тибр".

За этими шутами двигалась самая торжественная и серьезная часть все и процессии: предки умершего встречали члена своей семьи, сходящего в их подземную обитель. В каждом знатном доме, члены которого занимали ряд магистратур, хранились восковые маски предков, снятые в день кончины с умершего. Эти маски, снабженные каждая подписью, в которой сообщалось имя умершего, его должности и подвиги, и совершенные, хранились в особых шкафах, стоявших обычно в "крыльях" атрия. В день похорон эти маски, а вернее их дубликаты, надевали на себя люди, вероятно, тоже из числа прислужников либитинария; облачившись в официальную одежду того лица, чья маска была надета, они садились на колесницы или шли пешком в сопровождении ликторов. Чем больше было число этих предков, преторов, консулов, цензоров, из которых многие были украшены инсигниями триумфаторов, тем роскошнее были похороны. На похоронах Юнии, сестры Брута, "несли двадцать портретов, принадлежавших членам знаменитейших родов". Похороны Друза, сына Тиберия, были особенно блистательны, потому что длинным рядом шли изображения предков: во главе Эней, родоначальник рода Юлиев; все албанские цари; Ромул, основатель Рима, а затем Атт Клавз и остальные представители рода Клавдиев. Если умерший прославился военными подвигами, одерживал победы, завоевывал города и