Мой хозяин - Алиса Ковалевская

тем сильнее убеждался: девчонка юлит. Даже не так, девчонка врёт. Пытается – уж точно, и сказать, что мне это не нравилось, значило не сказать ничего.

– Ты уверена?

– Конечно, – Милана смяла в пальцах салфетку и, мне кажется, сама не заметила этого. – Ей стало немного лучше, но…

Слушать про её подружку мне было не очень-то интересно.

– Я хочу, чтобы ты знала, Милана. Я ненавижу, когда мне врут. Поняла меня?

– Д-да, – кивнув, она выдохнула и снова скользнула по моему лицу взглядом.

– Хорошо.

Не стоит делать из меня дурака. Даже пытаться не стоит. Тем более не потерплю я этого от какой-то девчонки из питомника. Так что… подождём, что откопает Артур. Вполне возможно, это может оказаться интересным. Тем более, что грешков у парня достаточно.

Глава 18

Милана

Четыре следующих дня я ждала. Ждала, что Матвей вновь появится в доме, ждала весточки от него, знаков, попыток связаться. Ждала новых вопросов от Вандора и нравоучений Стэллы. Ждала, в конце концов, что в предчувствии долгожданной свободы не смогу вести себя с Вандором так же, как прежде: разговаривать с ним, ложиться по вечерам в постель и, главное, отвечать на его ласки. Я ждала… Вот только ничего не происходило. Вообще ничего. И, прижимаясь к Вандору обнажённой спиной, я ловила себя на том, что мне это нравится. Вот такие моменты расслабленного спокойствия в его руках, в его постели. Если бы только при этом я была вольна распоряжаться собственной жизнью…

Вечером четвертого дня Вандор вернулся рано и, стоило мне спуститься ему на встречу, бросил:

– Переодевайся, – взгляд его скользнул по мне от макушки до самых стоп, – мы едем ужинать.

– Ужинать? – переспросила я, глядя на него с непониманием. – То есть не дома?

Вопрос мой, очевидно, он посчитал дурацким, потому что прежде, чем ответить, посмотрел на наручные часы и лишь после – на меня, как-то снисходительно, как на неразумного ребёнка, которому приходится повторять дважды.

– Не дома, – наконец сказал он и подошёл так близко, что я могла бы коснуться его, протянув руку.

Ощутив его запах, тихо выдохнула. В ногах тут же появилась слабость, а живот обдало теплом. С каждым днём я всё чаще испытывала подобное в его присутствии, и это меня пугало. Потому что с Матвеем ничего такого не было даже в те моменты, когда он пытался гладить меня, когда целовал за ухом или в шею. Не знаю, что я испытывала… Напряжение. Пожалуй, это самое точное определение. Я знала, что он хочет большего, что ждёт от меня большего, и меня это напрягало, ибо стоило перейти грань и… Как знать, на сколько хватило бы его выдержки.

– Надень бирюзовое платье, – мягко приказал он, касаясь кончиками пальцев края подола на моём бедре. – Шёлковое. Оно тебе очень идёт.

Пальцы его поднялись на пару сантиметров выше, и слабость моя усилилась. Это комплимент или что? И пальцы… Руки мои покрылись мурашками. Я смотрела на Вандора сверху вниз, отдавая себе отчёт в том, что он прекрасно понимает, что со мной творится. Его глаза, чуть заметно искривлённые губы…

– Иди, Милана. – Он убрал руку.

Я нервно сглотнула, кивнула и, какая-то дурная от непонятной бури чувств, что скручивалась у меня внутри, стала вновь подниматься по лестнице. Знала, что он смотрит вслед, чувствовала его взгляд и боялась повернуться. Он действует на меня… Он будит во мне чувственность, его касания находят во мне отклик. Его голос задевает какие-то невидимые струнки внутри моего сознания, его запах волнует меня, его взгляд будто бы оплетает меня, подчиняет. И, что хуже всего, с каждым днём желания сопротивляться этому во мне становится всё меньше. Словно… Словно бы… словно бы это не я становлюсь ему нужной, а он… Он становится нужным мне.

Дойдя до двери комнаты, я схватилась за ручку. Нет! Нельзя даже думать о подобном! Матвей нашёл меня и… А вот что «и», я не знала. Потому что как я ни противилась этому, слова Стэллы намертво врезались в память. Если Матвей перекупит меня, я стану его вещью. Вопрос лишь в том, готова ли я стать вещью Матвея?

Вандор

– Вандор Александрович, – окликнул меня Артур в тот момент, когда мы с Миланой садились в машину.

Обернувшись, я увидел, что в руках он держит тонкую папку на застёжке.

– Для меня что-то есть? – тут же осведомился я.

– Как Вы и просили, – тут же проговорил он. Вот действительно – человек на своём месте. Кивнув, я проговорил:

– Спасибо. – Забрал папку и всё же поинтересовался: – Есть что-нибудь интересное?

– Думаю, да.

Я кивнул. Милана стояла по другую сторону от машины и слышала разговор, а говорить о ней в её присутствии мне не хотелось. По крайней мере, на эту тему и до тех пор, пока я сам не разберусь с полученной информацией. Информация – это сила, а как эту силу применять, нужно решать в спокойной обстановке, а не на бегу. Тем более, если для этого есть возможность. Я мельком посмотрел на девчонку. Распущенные волосы красивыми завивающимися локонами лежали на узких плечах и изящной спине, бледно-бирюзовое платье обрисовывало тонкий силуэт и высокую округлую грудь. До чего же хороша! Извини, отец… Должно быть, я уже давно понял, что не смогу отдать её. В тот самый день, когда впервые уложил её в постель, когда впервые ощутил её гибкое тело под собой. В тот самый момент, когда трахал её в первый раз и понимал, что у меня рвёт башню, что я дурею, теряю контроль над собой. Так что…

Она обернулась ко мне. Руки её с узкими аккуратными ладонями и длинными пальцами пианистки, свисали вдоль тела. Пальцы… Мне нравились её пальцы. Нравилось, как она, стоя на коленях, обхватывает меня, как она вырисовывает подушечками незамысловатые узоры на моей груди и как, вскрикивая, впивается в мои плечи. Нравилось, как пальцы её касаются за ужином стекла бокала и как она заправляет за ухо прядку своих чёрных волос. Чёрт! Отцу придётся довольствоваться чем-то другим… К примеру, охренительным контрактом, что был заключен мною вчера вечером в то время, когда ему это не удавалось вот уже несколько месяцев.

Метрдотель в ресторане встретил нас у дверей и проводил в дальний зал. Всё то время, что мы шли вдоль тут и там раскиданных столиков, рука моя лежала на талии Миланы. На неё обращали внимание и мужчины, и женщины, пусть даже в открытую никто этого не