Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Валерий Тихомиров

Якуты вошли в больницу легко. Перед стойкой гардероба они опустились на четвереньки и, скрываясь от гардеробщицы, быстро проползли к дверям, ведущим на лестницу. Охранник моргнул и принялся усиленно тереть глаза. Признать, что в конце смены он видит ползающих по вестибюлю очкастых оленеводов, значило расписаться в умственной неполноценности. Проползая мимо, Сократ поднял голову и приложил палец к губам. Диоген показал язык. Охранник нервно отвернулся, убеждая себя, что унты и полушубки долго мерещиться не могут. Так оно и было. Когда он отважился снова посмотреть вниз, от якутов остался только стойкий аромат свежевыпитого «Менделеева».

Очутившись внутри, Потрошиловы похитили со стены схему пожарной эвакуации. Упускать брата из виду было нельзя.

— Однако, большая яранга, — оценил масштаб поисков Сократ.

— Найдем, — успокоил его Диоген, — главное, чтобы он нас не заметил. Пройдем каждый этаж и найдем.

Якуты поднялись с четверенек и начали прочесывать больницу. Брат Потрошилов не мог затеряться среди Всех Святых. Он оставлял следы.

Мокрый капитан милиции источал запах, чуждый лечебному учреждению. От него пахло застенками КПЗ, казематами 108-го отделения милиции, а также водкой и шпротами. Клим вошел в ординаторскую и принюхался. Диссонанс был налицо. Гармония ароматов прокисшего пенициллина, гнойных ран и содержимого больничных суден рушилась. Распутин подозрительно ткнул пальцем в сырой китель Алика. На пол упали серые милицейские капли. Чужеродный запах усилился.

— Тебя надо переодеть, — заявил доктор, — у нас так не пахнут.

Альберт Степанович наморщил нос. После литра «Менделеева» обоняние увяло. «Да-а, теперь я не ищейка», — печально подумал сыщик.

Щедрой рукой Клим зачерпнул из шкафа ворох операционных костюмов. Целых два. Белый и зеленый.

— Выбирай! — предложил он другу.

Потрошилов с любопытством осмотрел гардероб. На зеленой хирургической рубашке опытный глаз тонко подметил обильные пятна бурого цвета, похожие на…

— Портвейн? — с робкой надеждой спросил Алик.

— Кровь! — зловещим шепотом ответил Клим, и неожиданно захохотал.

«Менделеев» активно попросился на выход. Потрошилов судорожно сглотнул. Клим с сожалением вернул испачканный костюм на место.

— Надевай чистый, — скомандовал он, с головой исчезая в шкафу.

Когда Распутин вылез, Алик уже стоял в облике хирурга. Рукава и штанины были подвернуты в три оборота. Клим со стуком водрузил на стол бутылку виски.

— «Блэк Джек»! — гордо объявил он.

— Ай эм э доктэ! — не менее гордо ответил Потрошилов.

В тон ему громко чавкнули промокшие милицейские ботинки. За что и были заменены на тапки. В плане обуви ничего похожего на потрошиловский размер у Клима не нашлось. Только белые шлепанцы врача-консультанта Инны Георгиевны. Зато вышло в цвет.

— И на какого доктора я похож? — с интересом рассматривая себя в кривое зеркало над раковиной, спросил Алик.

Клим честно попытался сфокусировать взгляд. Потрошилов с закатанными рукавами и штанинами смотрелся жутковато.

— Менгеле, — ответил хирург правду, только правду и ничего… хорошего в такой прямолинейности, в общем-то, нет.

— Выпьем? — огорченно спросил Алик.

Еще вчера подобные слова, не говоря уже о действиях, он мог произнести только по решению суда. Тем более воплотить.

— Могу! — твердо сказал Распутин.

И они «уипили уиски». Как должны бы говорить англичане. «Блэк Джек» проскользнул без закуски. Три раза. И все три удачно. Алик покрутил головой. В организме происходили изменения. Ему явно чего-то не хватало.

— А в гости сюда никто не заходит? — тонко намекнул он.

— Пей спокойно, — небрежно отмахнулся Клим.

Периодически на хирургию с инспекцией заглядывал главврач Крумпель. Но на такой случай имелась договоренность с дежурной сестрой. Их бы предупредили заранее.

— Может, тогда мы куда-нибудь сходим? — сделал еще одну попытку Алик.

Потрошилову хотелось перемен. Как интеллигентный человек он не мог сформулировать четко, каких. Но хотелось сильно. Папины гены требовали. Клим туманных намеков не понимал. Ему нужно было выговориться.

— Понимаешь, друг, — начал он долгую застольную беседу, — мы, хирурги, — портные из материала заказчика,..

Альберт Степанович замер на вдохе. Откровение Распутина заслуживало того, чтобы его запомнить. Он наморщил лоб и постарался. Крылатая фраза вошла в Потрошилова, отпечатавшись почти дословно где-то в глубине полушарий.

— Мы, хирурги, и с женщинами так. Знаешь, сколько у нас в больнице женщин? Возьмем, например, Люду.

— Не возьмем, — неожиданно возразил Алик, — она точно против!

— Против кого? — удивился Клим.

— Против нас!

— Пожалуй, — согласился Распутин, потрясенный мудростью друга.

Они снова выпили. Причем Клим — экстремально. Стакан без содовой. Виски оказало на него положительное действие. То есть положило на диван. Оттуда доктор ощутил себя полиглотом. Удобно устроившись головой на деревянной спинке, он без труда перевел надпись на бутылке.

— Черный Джек! — Клим многозначительно всхрапнул. — Сделал свое черное дело!

Стресс, ночь на скамейке под дождем и полтора литра спиртного сломили Распутина. Он прикрыл глаза и спрятался от проблем и забот на пятьдесят процентов. То есть — он их видеть перестал. Могучее тело доктора содрогнулось. Ординаторскую огласил богатырский храп.

На крыльце специального выхода больницы имени Всех Святых топтался человек. На город на двигалась ночь. Одинокие девушки либо спешили домой, перебежками от остановок общественного транспорта, либо застыли на обочинах проспектов. В зависимости от профессии. Народ потянулся к ларькам на вечернее пиво, В малогабаритных квартирах двенадцать телепрограмм открыли стрельбу по плохим американским парням, интеллектуально развлекая нацию. Человек у больницы стоял в одиночестве и темноте. Он ждал.

Черный микроавтобус с московскими номерами подъехал почти бесшумно. Иосиф Моисеевич Крумпель влез в круг света неоновых фар, мелко кивая в знак приветствия. Номенклатурное брюшко подпрыгивало в такт движениям головы. Таких гостей главврач еще не встречал. Поэтому опасливо косил глазами по сторонам. По его мнению, следом мог явиться и губернатор, и министр здравоохранения. Что там министр! Мог даже лично районный прокурор, товарищ Чанахия.

Однако, кроме микроавтобуса, ни одна машина не потревожила тишину больничного двора. Специальный выход с табличкой «Морг» и не предполагал лишней толкотни на входе. Приглушенно щелкнула дверь. На оскорбительно плохо подметенный асфальт ступила нога в штиблете крокодиловой кожи. Крумпель надул щеки, подчеркивая значимость своего присутствия.

Из микроавтобуса вышел крайне респектабельный господин. Безупречный темный костюм сидел на нем, как бикини на топ-модели, без единой складки. На руках у него красовались тончайшие лайковые перчатки, матово блестящие в полумраке. На Иосифа Моисеевича он обратил внимания не больше, чем на больничную помойку. Благородное лицо мимолетно скривилось при виде обшарпанных стен. Высокий гость сделал шаг вперед и сказал:

— Любезнейший, это и есть больница?

Крумпель перестал кивать. Вопреки собственной воле он развел руками, как бы извиняясь за все:

— К сожалению!

— Мда-а…— глубокомысленно изрек господин.

«Снимут!» — панически решил главврач. Но сказать, а тем более сделать ничего не успел. Да и что тут сделаешь? При убогом финансировании родимой медицины средств едва хватало на строительство сауны при физиотерапевтическом отделении. Что уж тут говорить о стенах больничного морга. Тем более усопшим интерьер был до лампочки.

— Работаем! — вдруг звучно скомандовал респектабельный господин.

Крумпель застыл от неожиданности, потрясенный резким изменением обстановки. В одно мгновение двор заполнили люди, чемоданы и коробки. Будто в микроавтобусе привезли рог изобилия. На загаженный асфальт у последнего порога медицины хлынул поток невероятно качественных вещей и идеально одетых господ. Пришельцы явно принадлежали к элитной породе небожителей. Во всяком случае, ничего подобного, например, среди высших медицинских кругов города, Иосифу Моисеевичу встречать не доводилось.

— Отомри! — небрежно щелкнув пальцами перед крупным носом главврача, сказал старший из гостей. — Показывай, куда идти.

Крумпель встрепенулся и распахнул дверь перед москвичами. Сам он суетливо проскользнул во главу процессии. Путь оказался недолог. В небольшом зале морга он закончился.

— Здесь, — виновато прошептал Иосиф Моисеевич.

— Мда-а, — повторил господин в крокодиловых туфлях, — низший уровень. Хуже только в могиле.

«Точно снимут!» — понял Крумпель.