Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин

и податься некуда. Если сестра уже вернулась и разогнала дочкиных дружков, легче не будет, сколько разговоров придется выслушать, сколько жалоб и причитаний, а там и до упреков недалеко. Идти домой никакого желания.

Зашла в свой ресторан. И словно в первый раз его увидела – шалман, забегаловка, ни одного приличного мужика, тупые пьяные рожи. Пока с подносом бегала, все казалось приличнее. Получку отрабатывала и надбавку за их слюнявость собирала – некогда было приглядываться. Но терпеть бесплатно – поищите другую.

Надеялась отсидеться до закрытия – сбежала.

15

А дома еще хуже. Заплаканная Людмила забилась в угол, а у порога ее комнаты пьяный Толян улыбается во сне, разлегся, как у себя в общежитии.

– Ты зачем их пустила?

– Ага, пустила. Побежала на улицу, поймала и привела.

– Кто привел – я знаю. Зойка взбаламутила.

– Может, и Зойка. Я с работы пришла, они уже сидели.

– Зойка с панталыку сбила и кобелей созвала. Не моя же.

– Может быть.

– Моя не знает, где что растет у мужика.

– Откуда ей знать, – лениво соглашается Настя, видела бы сестрица свое чадо прошлым вечером.

– Моя позже десяти вечера спать не ложилась.

– А где она сейчас?

– Зойка увела, лиса рыжая. Вот уж, прости господи, чья бы корова мычала… Прикрикнула на них, и сразу же обиженную корчить, а банку со спиртом в сумку затырить не забыла.

– Черт с ней, с банкой.

– А ремонт. Вдруг больше не принесут? Ты сколько вчера брала?

– Пять.

– Сколько?

– Пять.

– А куда остальное делось? Неужели этот козел выхлебал?

Сонный Толян вздрагивает от пинка и приподнимает голову, Людмила отбегает к столу, поближе к Насте. Толян что-то бормочет, но, к счастью, не просыпается.

– Ты как хочешь, а я спать пошла.

– Спи, если можешь, твое дело маленькое, а я Верку дождусь. И этот вдруг среди ночи покурить захочет, никакие пожарники не спасут.

Утром война продолжается.

Толян с мокрым пятном на брюках стоит посреди кухни, а Людмила, отгородясь от него столом, кричит:

– Катись отсюдова, пока милицию не вызвала!

– Дай опохмелиться.

– Мильтоны приедут и опохмелят.

– Не приедут. На свою шею звать не станешь. Налей, говорю.

– Нету у меня.

– Есть, в погребе. Верка вчерась хвалилась.

– Проваливай отсюдова!

– Пусть лезет в погреб, а мы его там закроем, – подсказывает Настя.

– Дайте опохмелиться, и я уйду.

– Зойка последний унесла.

– Рассказывай. Сами ночью перепрятали.

– Поищи, если такой умный, авось шею своротишь.

– Да налей ты ему и пусть катится, – не выдерживает Настя.

До Людмилы наконец доходит, что просто так от Толяна не отделаться, она выбирается из-за стола, открывает настенный шкаф и достает почти полный стакан.

Опохмелка прибавляет Толяну наглости. Стакана ему мало. Людмила кричит еще злее, а он сидит, как истукан, и требует повторения. Вчерашние опивки кончились, и теперь Людмиле надо идти в потайное место, но она боится, как бы этот придурок не увязался за ней. Концерт продолжается. Слушать целое утро, как разоряется сестра, и нюхать вонь от порток забулдыги Настя не намерена, она идет к себе, берет бутылку, приготовленную для ресторана и, показав ее Толяну, выносит на улицу. Поставив бутылку на мостки возле крыльца, Настя возвращается к двери.

– Хитрая, стерва.

– А ты как думал, – говорит Настя и, выждав, когда Толян переступит порог, торопливо запирается на крючок.

Уставшая Людмила садится у окна и снова ждет Верку.

– Шла бы спать.

– Не хочу. Дернуло меня поехать за этой путевкой. И не достала, и девку прозевала.

– Придет, никуда не денется.

– Кто знает.

Людмила вытирает занавеской глаза и переходит к другому окну. Настя смотрит на неубранный стол, к тому же еще этот запах от порога… Она греет воду и принимается за уборку.

Людмила молча выходит на улицу и садится на лавочку под окнами.

Приготовив завтрак, Настя выходит позвать сестру, но Людмила отказывается. Сидит, кивает головой своим мрачным думам, совсем как старуха.

Оставлять сестру в таком состоянии одну тяжело, но и помочь ей не чем. Где искать Верку, Настя не знает, да и знала бы – за волосы не притащишь, а уговорить не сумеешь. И все равно уходит на работу с чувством вины, поэтому, когда ее зовут к телефону, она уверена, что звонит сестра и бежит, ожидая самого худшего, оттого и не сразу узнает голос Светки.

– Спасибо, Надежда, у меня все нормально.

– Значит, скоро переезжаешь?

– Это длинный разговор, я по другому вопросу звоню. Тебе дубленка нужна?

– Какая дубленка?

– Импортная. Знакомая для меня достала, а моя попа для нее широковата.

– Монгольская?

– За кого ты меня принимаешь? Французская. Госцена семьсот шестьдесят.

Настя не знает, наскребет ли денег, но, если придется зимовать в Качинске, тогда…

– Она еще раздумывает, – наседает Светка. – Бери гаманок и ко мне, пока не перехватили.

У Насти не рассчитан один столик. Она просит напарницу – услуга необременительная. Еще бы такси взять. Но попробуй поймай, когда на весь город три с половиной машины, из которых две в ремонте.

На автобусной остановке она без особой надежды машет жигуленку. И тот останавливается. По дороге Настя сочиняет трогательную историю просит, чтобы шофер не уезжал, обещает управиться за три минуты.

А из растворенного окна рвется на улицу «Удалой Хазбулат», и мужской голос заметно выделяется из женских. Принесла кого-то нелегкая.

Людмила сидит в обнимку с дочерью, по другую руку – новоявленный жених, даже Зойка с парнем. Один Толян потерялся. Спелась родня. Помирились. Ну и слава богу, а вернее, черт ними.

У нее не набирается и шестисот рублей. Надо было не в сумочке бутылки на работу носить, а в бауле. Теперь уже дубленку хочется позарез. У сестры просить бесполезно, при людях она не даст. Можно перехватить у Светки. Или… Или продать той же Светке сережки, подаренные Николаем Николаевичем.

Настя протягивает водителю пятерку. Мужчина качает головой, грубит, чтобы скрыть смущение.

– В большом городе шоферы не стесняются брать деньги и у красивых женщин.

– Мы, слава богу, в маленьком живем.

– Тогда спасибо вам огромное.

Дубленка словно специально на нее скроена! Светка с подругой пьют шампанское. Еще на пороге она предупредила Настю, что о дне рождения при посторонних вспоминать нежелательно. Махровый халат ее полнит и вообще она сегодня совсем другая. Но смотрит весело. Значит, дубленка – нечто вроде благодарности за помощь. Сгодились и сережки. Сделку надо обмыть. Жалко, что Насте надо возвращаться на работу.

Светка все понимает, она не настаивает, чтобы Настя засиживалась с ними. Другое дело – по бокалу шампанского на прощание, Светка очень обидится, если она откажется. По бокалу – и до