Застава - Сергей Лукьяненко

– Ну что, повелитель пара, не помер твой металл? – ехидно спросил Ашот. – А боялся…

Пагасо выглядел не то удивленным, не то даже раздосадованным. Пожал плечами, утер рукавом пот со лба. Сказал:

– Я же говорил, если середину перевалим – легче мосту станет. Может, и отпустило хреновину-то…

И тут скрипящий визг ударил нам по ушам. Я подумал, что нечто подобное ощутит мошка, оказавшаяся на вибрирующей гитарной струне…

– Бля-я-я-я! – завопил Ашот, обернувшийся назад.

…на рвущейся гитарной струне…

Я кинулся к задним окошкам паровоза. Сейчас, когда ни вагоны, ни тендер не загораживали обзора, нам был прекрасно виден весь Разлом, заполненный тяжелым туманом, старые опоры, сверкающая на солнце нитка моста…

И скручивающийся, взвившийся вверх трос.

Один из тросов, на которых держался мост, порвался.

А через мгновение лопнул и второй.

Тонкая ленточка рельсов закрутилась вместе с тросами, они взмыли в воздух, будто наматываясь на невидимую катушку, потом с моста посыпались шпалы, отдельные рельсы – весь жалкий человеческий мусор, долгие годы нависавший над пропастью.

И тут же возник портал – здоровенный, метра три в диаметре! Можно было не сомневаться, что это работа Ашота.

Вот только возник он на расстоянии метров десяти от нас. Мерцающее зеркало мчалось за локомотивом, болтаясь в воздухе с полным пренебрежением к законам физики.

Черт возьми! Ашот был из тех проводников, чей портал возникает на изрядном расстоянии. И использовать его из паровоза мы никак не могли!

Видимо, Ашот это тоже понял – потому что издал горестный стон.

Но мы продолжали мчаться.

Мост за нами скручивался в спираль, и одновременно падал вниз, в туман, а по рельсам за нами шла волна – рельсы дыбились, гнулись, летели в пропасть. Будто великан-пастух щелкнул своим бичом…

А мы неслись по той части моста, до которой разрушение еще не добралось, которую инерция еще держала в воздухе… или уже нет? Или мост под нами уже начал проседать?

Я посмотрел вперед, по ходу паровоза. Край Разлома был рядом! Совсем рядом! Метров сто… может, даже меньше?

Мы делали сейчас километров пятьдесят-шестьдесят в час. Значит, эти сто метров – это несколько секунд. Шесть секунд. Десять, допустим, если я неверно оценил расстояние и скорость…

– Вывози, старушка! – крикнул Пагасо, рванулся к своим рычагам, задергал их – вряд ли в реальной надежде выжать из паровоза большую скорость, даже если резерв имелся, было слишком мало времени на то, чтобы медлительные механические передачи успели быстрее раскрутить колеса… Скорее он просто не мог оставаться бездеятельным в этот миг.

То, что, подергав свои рычаги, Пагасо рванул цепь и паровоз пронзительно и негодующе загудел, окончательно укрепило меня в мыслях, что ему просто требуется что-то делать. Ну хоть что-нибудь!

Постой, паровоз, не стучите, колеса,Кондуктор – нажми на тормоза! —

пронзительно запел Хмель.

Эйжел взвизгнула и подняла револьвер, целясь в приближающуюся к нам «волну» вспучившихся рельсов. Интересно, а падая с обрыва, она будет стрелять в близящуюся землю? Наверняка! Эта девушка просто не могла игнорировать любую опасность, любого врага.

Дурдом «Солнышко» у нас, а не паровоз…

До края Разлома оставалось метров десять, когда рельсы вздыбились прямо за нами – и отвесили паровозу хлесткий удар. Стекла брызнули осколками, мы попадали на пол.

И последние метры до твердой земли наш паровоз пронесся по воздуху, будто тот самый летающий паровоз из старого фильма «Назад в будущее».

Хмель потом клялся, что приземлились мы на пути и метров десять ехали по ним, но падающий мост выдернул из-под нас рельсы, и мы помчались уже по земле.

Недалеко, впрочем.

До ближайшей опоры старого моста.

Глава 14

Взрыв парового котла – это смешно только в книжке про летающего хулигана Карлсона и его доверчивого малолетнего друга. А вот наши предки прекрасно понимали, что с паром шутить не стоит. Великий американский писатель Марк Твен знал, о чем писал, когда его герои хватались за сердце при упоминании о взрыве паровой машины.

Может быть, паровой котел взорвался бы и сам. Много ли ему было нужно, старому и перегретому, чудом вытянувшему паровоз с рушащегося моста?

А может быть, ему хватило бы толчка при падении на рельсы.

Но все получилось совсем уж классически – мы слетели с рельсов и врезались в бетонную опору. И котел, разумеется, взорвался.

Судя по всему, основной выброс пара и осколков произошел вперед, в некстати подвернувшуюся преграду. Опора была иссечена и густо утыкана горячими металлическими обломками. Но и того, что ударило назад, нам бы хватило.

Вот только Хмель открыл все-таки свой портал!

Он возник в кабине, буквально на один миг – я успел увидеть в колышущемся зеркале маленькую аккуратную комнату, кровать, книжный шкаф, окно, прикрытое легким тюлем, а за ним – светящиеся окна многоэтажки. Через секунду паровоз воткнулся в опору, котел взорвался, от торможения нас всех бросило вперед – и мы вылетели бы из Центрума в Москву, а кое-кто, возможно, продолжил бы двигаться через окно. Момент инерции при переходе из мира в мир сохраняется…

К счастью для нас, портал просуществовал не больше секунды. Ровно столько, чтобы отразить своей обратной, непроницаемой стороной град осколков и первую, самую яростную волну пара.

Потом портал исчез, и нас ждало свидание с рычагами, маховиками и прочей паровозной машинерией. Не очень приятное свидание. Но одно то, что никто из нас не влетел в топку, которая от удара распахнулась, можно было считать удачей.

– Я не льюблю, когда зьря! – воскликнула Эйжел. С возмущением посмотрела на свою правую руку, покоящуюся на груди в самодельном лубке. – Всьё зьря!

– Мы пересекли Разлом, – напомнил я.

– И что? – развела руками Эйжел. – Сьильно нам это помогло?

У меня болело, казалось, все на свете. И это при том, что я уже сожрал несколько таблеток земного обезболивающего и две местные пилюли, чей состав вызывал у меня большие сомнения… почти наверняка земные наркополицейские за любую такую пилюлю вкатили бы мне хороший срок.

Но серьезных травм у нас почти что не было – кроме сломанной руки Эйжел.

Ашот ухитрился вывихнуть большой палец. Видимо, это больно, потому что орал он как резаный. Эйжел посмотрела на него, выругалась – и вправила палец левой рукой, после чего занялась своим переломом. Хмель приложился головой, получил легкое сотрясение, но беспокоился, похоже, об одном – не вернулось бы заикание. Я обошелся многочисленными синяками. Старый хрыч Пагасо вообще был невредим! Сам он это объяснил просто: «Моя девочка меня никогда не обидит».